Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan"

Кожа покрылась мурашками, Том внезапно понял, что замерз, в груди снова начало давить, дыхание стало сдавленным.

Гарри под одеялом заполз рукой Тому под футболку и ущипнул за бок.

— Теперь убедился? — улыбнулся он.

И тени пропали, дышать вновь стало легко.

— Ага, — ещё больше смутился совершенно выбитый из колеи Том. — Давай попытаемся уснуть.

В одном он убедился точно: ему нравилось, что Гарри лежит в его кровати. Его присутствие не давало приступу беспомощности и страха оформиться и затянуть в свою пучину.

Следующим утром Том проснулся первым и сначала не понял, отчего ему так тепло и хорошо. Обычно он сразу вскакивал, не желая тратить ни капельки драгоценного времени на сон, но в этот раз хотелось немного понежиться в постели. И только спустя пару минут до него дошло, что он спит не один. Он завалился всем своим немалым телом на спящего соседа, лицом уткнувшись ему в шею и собственнически закинув на него ногу.

Обычно он так обнимал одеяло, но сегодня одеялу повезло — у него появилась новая жертва. От неловкости и стыда его в пот бросило. От кожи Гарри вкусно пахло цветочным мылом и солнцем, обнимать его казалось самой приятной и уместной вещью на свете.

Том аккуратно откатился от него, пытаясь не разбудить, но тот даже не шелохнулся. Сопел себе в подушку, смешно морща нос, когда выбившееся из наволочки перо щекотало его щёку в такт дыханию. Он выглядел таким невинным, таким красивым и главное — взрослым!

«Голый парень спит в твоей кровати, а ты его обнимаешь. До чего ты докатился?» — пронеслось в голове.

«Я водил его за руку, я будил его по утрам, я пустил его в свою кровать! После всего, что я для него делал, он должен жениться на мне, как приличный волшебник. Ну, потискал я его немного, что тут такого. Это же во сне было!» — сам себе возразил Том.

Он поглядел на Гарри ещё пару минут и улизнул в душ. Даже оправдание себе не стал придумывать. Гарри был красивым созданием, а Том недавно открыл в себе любовь к эстетике, так что захотел — и посмотрел.

Он старался выкинуть этот эпизод из головы всю следующую неделю, но это было очень трудно сделать. Он начал замечать то, что раньше не замечал или не хотел замечать.

Гарри был нестандартно красив. В нём присутствовало своё, особенное очарование, выделяющее его из толпы: высокий, худощавый, неуклюжий, но в то же время очень подвижный и улыбчивый. Было в нём нечто такое, что притягивало взгляд. Может, дело было в его вечно растрепанных чёрных волосах, которые придавали ему хулиганский вид, может, в лукавом, лисьем прищуре глаз, кажущихся ещё больше из-за очков, а может — в заразительной улыбке пунцовых губ. Он не расстраивался из-за пустяков, не хмурился на погоду, не срывал плохое настроение на других. Он всегда выглядел восхищённым всем, что его окружало, и это притягивало к нему со страшной силой.

Однажды на уроке чар Том поймал себя на том, что завис на несколько секунд, разглядывая смуглую, нежную кожу в вырезе рубашки Гарри. Он тут же одернул себя и перевел взгляд выше, но к своему ужасу понял, что сделал только хуже.

Изгиб его шеи был не менее волнующим зрелищем.

«Блять… Тебе вообще противопоказано на него смотреть!»

«И что с того? За посмотреть никто галлеонов не берет, ханжа!»

«Смотри на что-то безопасное. На руки, например!»

В итоге он провёл весь урок за разглядыванием изящных запястий Гарри, машинально поясняя, как держать палочку правильно. Он абсолютно выпал из реальности, тело само двигалось и что-то говорило, пока мозг впитывал образ выступающей косточки на смуглой руке. Эта косточка! Тому невыносимо хотелось провести по ней губами и слегка прикусить кожу на внутренней стороне запястья, а потом посмотреть в зеленые глаза, чтобы увидеть реакцию Гарри.

Он прилагал немалые усилия, чтобы потом не думать о своих нелепых желаниях, но ядовитые муравьи, ползающие по телу, ему в этом не помогали.

Том старательно игнорировал взгляды Снейпа на уроках зельеварения, когда помогал Гарри с нарезкой ингредиентов, и его совет о том, что он не должен привязываться к нему. Том никогда не следовал чужим указам и начинать не собирался.

«А может, ты просто не в состоянии сопротивляться Поттеру, а?» — ехидно спрашивал внутренний голос.

«А может, ты начнешь вести себя, как и полагается внутреннему голосу?» — огрызался в ответ Том.

Гарри нуждался в нём, Том знал это так же точно, как то, что в тайной комнате живет василиск. Когда он представлял, что слизеринцы начинают вести себя по отношению к нему как обычно, муравьи расползались по рукам и больно жалили. Стоит только Тому отступиться, дать понять, что Гарри в их власти, и всё… Поттер больше никогда не сможет сказать, что жизнь — хорошая штука. Никогда больше не будет таким солнечным, жизнерадостным, наивным…

Ему казалось глупым марать эту невинность и чистоту, пока он сам не насладился ею.

«Потом, когда Гарри тебе надоест, ты можешь отдать его своим марионеткам», — внутренний голос в этот раз показался Тому мерзким настолько, что стало тошно от самого себя.

«Ты обещал не причинять ему вреда. Ты обещал заботиться и защищать. Ты хочешь нарушить свое слово?» — спросил второй голос.

— Я лжец, но не предатель, — ответил им обоим Том.

— С кем ты говоришь? — Сидящий рядом с ним за партой Драко с недоумением покосился на Тома.

— Не обращай внимания, разучиваю заклинание, — отмахнулся от него Том, и Драко вдруг посмотрел на него с такой обеспокоенностью, что стало неловко.

Как-то незаметно он отдалился от своей свиты и стал проводить с ними очень мало времени. Драко к такому не привык, он следовал за Томом со второго курса. И хотя его правой рукой был Теодор Нотт, больше всего внимания всё равно доставалось Малфою.

Раньше всё свободное время Том посвящал изучению темных искусств и плетению интриг со своими марионетками, но теперь с удивлением обнаружил, что это надоело ему до чёртиков. Он так долго боролся за уважение и власть, что совсем забыл, каково это — жить спокойно, не ожидая подвоха. Он привык контролировать каждый чих слизеринцев, взваливать на себя ответственность за всё на свете, и теперь вдруг обнаружил, каким напряжённым и уставшим он был.

Наверное, ему стоило немного отдохнуть, ослабить вожжи.

Ведь ничего страшного не случится, если он выделит несколько вечеров в неделю для общения с Гарри? Проводить время с ним было интереснее, чем вбивать в головы придурков Кэрроу принципы работы круциатуса. К тому же в школе не осталось конкурентов для него. Он заработал такую репутацию, что никто не осмелится пойти против.

Снейп неизменно следил за ним на каждом уроке. Том так и не спросил у Гарри, зачем тот ходит к декану каждый вечер, и это мучило его. Только он собирался открыть рот и произнести нужное предложение, как язык отнимался, и всё, что он мог, это вымученно улыбнуться Гарри. Он уже несколько раз осознавал себя стоящим за дверью в личные покои декана, занёсшим кулак для стука. И всякий раз уходил, так и не постучав.

В голове крутились слова Гарри о том, что у него слишком мало времени, и предупреждение Снейпа не привязываться к Гарри. Гарри хотел жить настоящим, потому что будущего у него может и не быть, Том помнил его отчаяние, когда он говорил это.

Том с трудом принял мысль, что ему просто страшно узнать правду: Гарри наполнил его жизнь новым смыслом. Он впервые почувствовал себя настолько нужным кому-то, по-настоящему нужным, а не костылём для ходячего. Гарри бы не выжил на Слизерине без него, он бы вообще не смог выжить в реальном мире один. Том был его стеной, и ему это нравилось: применять всю свою власть и силу для защиты наивного Гарри.

«Да, ты всегда любил эти сраные вестерны про даму в беде и храброго ковбоя, в одиночку побеждающего бандитов! Мерлин, кто бы знал, что всё обернется вот этим!» — внутренний голос не давал покоя, но Том уже неплохо научился его игнорировать.

Его поведение укладывалось в рамки игры в хорошего парня.