Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Готов поклясться, он не лжет, — молвил королевич, — Отпустите его, дружище Зудень. Я так же, как и вы, любезный Голгл, долго пребывал под заклятьем колдуньи, и совсем недавно стал самим собой. Но у нас есть еще один вопрос. Не знаете ли вы, как пройти к тому новому подкопу, через который ведьма собиралась вторгнуться в Наземье?

— И-и-и-и! — взвизгнул Голгл. — Мне ли не знать этой ужасной дороги! Я покажу вам, где она начинается. Но только, ваша честь, не извольте просить меня, чтобы я шел с вами дальше. Лучше уж мне помереть.

— Почему? — спросил Юстейс с тревогой. — Что там такого страшного?

— Слишком высоко, слишком близко к поверхности, — Голгл содрогнулся. — Это худшее, что ведьма уготовила нам. Мы должны были выйти туда, на макушку мира. Говорят, там, над ней, нет ничего, кроме страшной великой пустоты, именуемой небом. А подкоп ушел так высоко, что еще два-три удара — и вы там. Я туда ни за что не пойду!

— Ура! — закричал Юстейс, а Джил сказала:

— Вообще-то наверху не так уж плохо. Нам нравится. Мы там живем.

— Знаю, знаю. Вы же наземцы, — сказал Голгл. — Но я-то думал, вы просто не знаете, как попасть вниз, внутрь. Неужто вам нравится ползать, подобно мухам, по макушке мира?

— Э-хе-хе, — вздохнул лягва. — Пошли, что ли. Показывай дорогу.

— В добрый час! — воскликнул королевич и вскочил в седло. Зудень сел позади Джил. Голгл шагал впереди.

Он шагал и во всю глотку выкрикивал новости: ведьма сдохла, четверо наземцев не опасны. И те, кто слышал его, передавали весть дальше, так что вскоре все Подземье наполнилось кликами и приветствиями; сотни, тысячи подземцев скакали, ходили колесом, на головах, вприсядку, играли в чехарду, пускали шутихи, а всадников обступила плотная толпа. Королевичу раз десять пришлось повторить историю, как он был заколдован и как его избавили от заклятья.

Так и добрались до щели. Щель оказалась пропастью длиной в тысячу шагов и шириной в двести. Всадники спешились, подошли к самому краю и заглянули в бездну. Снизу пахнуло жаром и необыкновенным ароматом — густым, острым, возбуждающим, от которого защекотало в носу. Глубина сияла нестерпимым светом; когда же глаза чуть привыкли, на дне пропасти как будто проявилась огненная река, а по ее берегам — поля и рощи, которые тоже сверкали, но не так ярко. Все светилось вперемешку голубым, красным, зеленым, белым — словно витражное окно в солнечный день. А по отвесным склонам пропасти, подобно туче черных букашек, спускалось вниз множество обитателей Дна.

— Милостивые государи, — окликнул Голгл (когда они обернулись, перед их ослепленными глазами какое-то время стояла тьма), — почему бы вам не посетить Дно? У нас куда лучше, чем на вашей холодной голой макушке мира. Хотя бы погостите немного.

Джил была уверена, что никто на это нелепое приглашение не клюнет. Но, к своему ужасу, услышала голос Рилиана:

— Пожалуй, друг Голгл, я принял бы ваше приглашение. Это было бы замечательно, ибо ни единый человек до сих пор не спускался на Дно, и едва ли такая возможность представится вновь. Чтобы я отказался исследовать глубочайшую из глубочайших глубин — да я никогда себе этого не простил бы! Однако может ли человек выжить на Дне? Ведь там течет огненная река.

— Что вы, ваша честь, мы-то живем не в реке. В ней обитают только саламандры.

— А что за существа — саламандры?

— Никто точно не знает, как они выглядят, ваша честь, поскольку они раскалены добела и ослепительно сверкают. Но, пожалуй, более всего они похожи на маленьких дракончиков. Они беседуют с нами из пламени, и надо сказать, выказывают необычайную мудрость, остроумие и красноречие.

Джил глянула на Юстейса. Ей казалось, что уж Бяка, который так боится высоты, наверняка не захочет спускаться в эту бездну. Сердце у нее упало, когда она увидела — рядом с ней стоит не Бяка из Экспериментальной школы, а Юстейс, друг короля Каспиана, плававший на край света.

— Ваше высочество, — сказал Юстейс, — был бы здесь мой старый боевой товарищ мыш Рипичип, он сказал бы, что, отказавшись от посещения Дна, мы нанесем немалый урон нашей чести.

— В таком случае пошли! — воскликнул Голгл. — Я покажу вам настоящее золото, настоящее серебро, настоящие алмазы.

— Вздор! — Джил даже топнула ножкой. — Мы и так забрались глубже самых глубоких шахт.

— Хи-хи, — хмыкнул Голгл, — Слышал я об этих червоточинах в коре, что наземцы именуют шахтами. Дырки, из которых добывают мертвое золото, мертвое серебро, мертвые самоцветы. У нас же, на Дне, все живое, все произрастает. Я угощу вас рубиновыми ягодами и нацежу стакан алмазного сока. И вы поймете, что холодные мертвые сокровища ваших мелких шахт — ничто по сравнению с нашими, живыми.

— Мой отец видел самый край мира, — задумчиво произнес Рилиан. — Его сыну пристало взглянуть на самое дно оного.

И тут свое слово вставил Зудень:

— Однако ежели вы, ваше высочество, желаете застать вашего отца, короля, в живых — а надо полагать, ваш батюшка этого весьма желал бы, — то, боюсь, нам самое время двигаться наверх.

— И не лезть в яму, в которую лично я не полезу ни за какие коврижки! — добавила Джил.

— Что ж, господа, если вы намерены вернуться в На-земье, — сказал Голгл, — то имейте в виду, там дальше есть весьма низкое место. А река, быть может, вышла из берегов…

— Ну пойдемте же, пойдем скорее! — захныкала Джил.

— К сожалению, придется, — вздохнул королевич. — Однако половина моего сердца останется на Дне.

— Пожалуйста, поскорее! — просила Джил.

— Где дорога? — обратился лягва к Голглу.

— Начинается она по ту сторону щели, — отвечал бисмиец. — Вдоль нее стоят фонари.

— А фонари-то хоть зажжены? — спросил Зудень.

И в этот миг некий голос — наверное, то был голос саламандры щ шелестящий и потрескивающий, словно языки пламени, донесся из глубин Дна:

— Быстрее! Быстрее! Быстрее! Сюда, сюда, сюда! Щель зарастает! Щель зарастает! Быстрее! Быстрее!

Одновременно края расселины заскрипели, затрещали и стали сдвигаться. В мгновение ока щель сузилась. Со всех сторон мчались к ней припозднившиеся донные жители. Эти не стали сползать по склонам т они бросались вниз головой прямо в пропасть. Потому ли, что восходящие потоки горячего воздуха удерживали их, по другой ли причине, но было видно, как они плавно, подобно опавшим листьям, опускаются вниз. Их становилось все больше и больше, пока за темным облаком парящих существ не скрылась огненная река и рощи живых самоцветов.

— До свидания, господа. Мне пора, — крикнул Голгл и нырнул в щель.

Он был едва ли не последним. Щель стала не шире ручья, потом не шире прорези в почтовом ящике, потом сверкнула огненной нитью, и с грохотом, будто лязгнули буферами сразу тысячи вагонов, края сомкнулись. Жаркий, острый запах исчез. Наши герои остались совершенно одни в Подземье, которое теперь казалось куда темнее прежнего. И только тусклая, унылая цепочка фонарей обозначала их путь.