Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Нет, наверное, другой мир — тоже сон.

— Да, сон, — подтвердила ведьма, перебирая струны.

— Да, да, все — сон, — повторила Джил.

— Нет и не было такого мира, — сказала ведьма.

— Нет и не было, — повторили Джил и Юстейс.

— И не может быть иного мира, кроме моего.

— И не может быть иного мира, кроме вашего.

Только Зудень все еще сопротивлялся.

— Боюсь, мне не совсем понятно, о каком мире вы говорите, — прохрипел он придушенным голосом. — Вы можете тренькать на этой штуке, пока пальцы не отвалятся, и все равно не заставите меня забыть Нарнию и Наземье. Мы, конечно, никогда не вернемся туда — ничего другого и ждать нечего. Вы можете изничтожить Наземье или погрузить во тьму, такую же, как здесь. Очень даже можете. Но я-то знаю, что был там. Я видел небо, полное звезд. Я видел солнце, встающее утром из-за моря и заходящее вечером за горы. И полуденное небо, такое яркое, что смотреть на него невозможно.

Слова мокроступа возымели действие. Стало легче дышать, и все посмотрели друг на друга так, будто только что проснулись.

— Вот оно! — воскликнул королевич. — Конечно! Лев да благословит честного лягву-мокроступа! Это сейчас мы едва не уснули. И как же мы могли забыть? Мы все видели солнце.

— Черт побери, так оно и есть! — вступил Бяка. — Молодчина, Зудень! Ты умнее всех нас, это точно.

И вновь прозвучал голос колдуньи, ласковый, как воркованье горлицы среди высоких вязов в старом саду летним дремотным полднем:

— Что это такое — солнце, о котором вы все толкуете? Имеет ли это слово смысл?

— Имеет, и еще какой! — воскликнул Юстейс.

— И на что похоже это ваше солнце? — спросила ведьма («Блям-блям-блям» — бренчали струны).

— С вашего разрешения, сударыня, — сказал королевич холодно и вежливо. — Посмотрите на эту лампу. Она круглая, желтая, висит под потолком и освещает всю комнату. То, что мы называем солнцем, подобно лампе, только гораздо больше и ярче. Оно освещает Наземье и висит в небе.

— Висит? На чем же оно висит? — спросила колдунья, и пока они раздумывали над ответом, добавила, рассмеявшись самым нежным, самым серебристым своим смехом: — Вот видите, стоит вам только задуматься, каково оно, ваше солнце, и вы уже ничего не можете сказать. Кроме одного — оно похоже на лампу. Ваше солнце вам приснилось: наяву оно — лампа, а во сне — солнце. Лампа — вот она, а солнце — сказка, детские выдумки.

— Да, теперь все понятно, — Джил услышала свой собственный, глухой и мертвенный голос. — Все так и есть, — и сказанное показалось ей совершенно правильным.

Медленно и серьезно ведьма повторила:

— Нет и не было никакого солнца.

Ей никто не ответил. Тогда она повторила еще мягче и внушительнее:

— Нет и не было никакого солнца.

Еще некоторое время четверо сопротивлялись, а затем произнесли:

— Вы правы. Нет и не было.

И сразу им стало легче.

— Нет и не было никакого солнца, — твердила ведьма.

— Нет и не было солнца, — повторил королевич, повторил мокроступ, повторили Юстейс и Джил.

И все-таки Джил чувствовала: есть нечто такое, что она должна обязательно вспомнить. И вдруг вспомнила. Произнести это было невероятно трудно. Как будто губы у нее стали пудовыми. Наконец, с огромным усилием, истощившим все лучшее, что было в ней, она сказала:

— Есть Эслан.

— Эслан? — переспросила ведьма, и перебор струн ускорился, — Какое симпатичное имя! Что оно означает?

— Эслан — Великий Лев, он вызвал нас из нашего мира, — сказал Юстейс, — и послал нас на поиски королевича Рилиана.

— Что такое Лев?

— Да хватит вам! Будто не знаете. Его нельзя описать! Вы когда-нибудь видели кошку?

— Конечно, — отвечала королева, — Я люблю кошек.

— Так вот, Лев — немного… совсем немного… похож на огромного кота… с гривой. Только это не лошадиная грива. Она похожа на парик, какой, знаете, носят судьи. И она золотая. А сам он очень сильный.

Ведьма покачала головой.

— Как я понимаю, с вашим львом получается то же, что и с вашим солнцем. Вы видели лампу, вам приснилась другая, больше и ярче, и вы назвали ее солнцем. Вы видели кота, и вам захотелось другого, больше и лучше, и вы назвали его львом. Это прекрасные мечты, но, по правде говоря, они годятся для малых детей. Сами посудите, откуда в вашем воображении может появиться что-то, чего нет в истинном, единственно существующем мире? Даже детям уже поздно играть в такие игры. А уж вам, дорогой мой королевич, взрослому человеку, заниматься такими делами — просто стыдно! Одумайтесь. Бросьте свои ребяческие уловки. Для каждого из вас найдется дело в моем мире. Нет никакой Нарнии, никакого Наземья, никакого неба, никакого солнца, никакого Эслана. А теперь — все спать! С завтрашнего утра начнется новая жизнь. А пока — спать, спать, спать покойно, без дурацких сновидений.

Королевич и дети стояли недвижимо, понурив головы, щеки их разрумянились, глаза бессильно закрылись — чары почти победили. И только лягва-мокроступ, собрав остаток сил, шагнул к камину. Это можно назвать подвигом. Конечно, он знал, что его босым ногам, ороговевшим, перепончатым и нечувствительным, как у гуся, достанется не так, как человеческим, — но все равно достанется, и все же… Он стал топтать пылающие угли, размалывая их в пепел. И его поступок возымел сразу три последствия.

Во-первых, сладкий тлетворный запах ослаб. К тому же, его перебил другой, куда менее приятный, — запах паленой кожи. В голове сразу прояснилось. Королевич и дети очнулись и открыли глаза.

Во-вторых, ведьма вскричала, и голос ее был далеко не столь благозвучен, как прежде:

— Что ты делаешь? Не смей прикасаться к моему огню, болотная тварь, или я выверну тебя наизнанку!

В-третьих, от боли Зудень полностью пришел в себя, и голова у него заработала как часы. Сильная боль — лучшее противоядие от многих видов колдовства.

— Погодите, мадам, — сказал он, ковыляя на обожженных ногах прочь от камина. — Погодите. Боюсь, все, что вы тут говорили, истинная правда, — ничего другого и ждать нечего. Так уж я устроен, всегда жду худшего, чтобы встретить его наилучшим образом. Поэтому не стану с вами спорить. Но есть кое-что, о чем все-таки нужно сказать. Допустим, что деревья, трава, солнце, луна, звезды и сам Эслан — все это мы выдумали. Допустим! В таком случае я скажу: все, что выдумано, куда важнее всего настоящего. Предположим, что эта темная дыра, ваше королевство, — единственный мир. Прекрасно! Только мне-то он не очень нравится. И это забавно, ежели хорошенько подумать. Согласен, мы — детишки, играющие в игру. Но смотрите, четверо детей, играя, сотворили мир, который куда лучше вашего. Вот почему я за мир воображаемый. Я — на стороне Эслана, даже ежели Эслана не существует. Я собираюсь жить так, как живут в Нарнии, даже ежели Нарнии не существует. В итоге, мадам, благодарствуем за гостеприимство, но я, эти два господина и девица, — мы вынуждены покинуть ваш темный мир и провести остаток дней в мире под солнцем. Боюсь, что сей остаток будет не очень велик, но невелика и потеря, ежели вселенная такое скучное место, как вы утверждаете.