За Веру, Царя и Отечество - Валерий Шамбаров

Однако теперь общественность обрушилась на слабого Горемыкина. Его называли "виновником разрухи" (называли те, кто о настоящей разрухе даже представления не имел - кто сам привел страну к разрухе в 17-м). Однако и для царя январские события не остались незамеченными. Он тоже пришел к выводу, что правительство нужно усилить, и в феврале Горемыкин был отправлен в отставку, а на его место назначен Б.В. Штюрмер. Николай снял и бездеятельного министра внутренних дел Хвостова - этот пост тоже совместил Штюрмер. Выбрал его государь по нескольким причинам. Штюрмер был в прошлом земским деятелем, а к 16-му стал церемониймейстером двора. То есть был и из "верных", и должен был найти общий язык с общественностью. Царь считал его достаточно энергичным, но и деликатным человеком. Говорил, что это будет "крепкая рука в бархатной перчатке".

Но жестоко ошибался. Штюрмер так и остался именно на уровне земского деятеля, крупных постов в правительстве никогда не занимал и в вопросах государственного управления был абсолютно не компетентен. Да и энергичность его была чисто внешней. А уж получив сразу два высших поста, он почувствовал себя крайне неуверенно. Но и общественности Николай абсолютно не угодил. Она увидела в новом премьере не земца, а немца. Правда, немцем он был только по фамилии, обрусевшим в нескольких поколениях и православного вероисповедания, но какая разница? Объявили - раз назначен Штюрмер, то это и есть лучшее доказательство подготовки сепаратного мира. Его с ходу заклеймили "изменником", а его правительство подвергли обструкции. Хотя со своей стороны он очень настойчиво пытался наладить связи с общественностью. Но куда там! И у него, как и у Горемыкина, оставалась одна опора - столь же беспомощная царица. Что оборачивалось новыми волнами злопыхательства и сплетнями о "немецком заговоре". Кстати, и западные послы пришли к выводу, что их целью должно стать "свержение Штюрмера". Неплохо для союзных дипломатов по отношению к главе правительства, правда?

Царь тоже продолжал искренние попытки восстановить "дружбу" с общественностью. Например, в феврале приехал на открытие очередной сессии Думы. И все вроде было прекрасно. "Поздоровавшись, государь прошел в Екатерининский зал под неумолкаемый крик "ура" и приложился ко кресту. Государь был очень бледен, и от волнения у него дрожали руки. Начался молебен: хор пел великолепно, все было торжественно и проникновенно. "Спаси, Господи, люди твоя", пели члены Думы, даже публика на хорах. Вся эта обстановка, по-видимому, успокоительно подействовала на Государя, и его волнение сменилось довольным выражением лица. Во время провозглашения "Вечной памяти всем на поле брани живот свой положивших" Государь встал на колени, а за ним опустилась и вся Дума". Но... оборачивалось так, что царь хотел взаимопонимания, а общественность - уступок и только уступок. Прибывшего с ним Штюрмера думцы встретили подчеркнуто враждебно, а Поливанову устроили демонстративную овацию. А прогрессисты не преминули тут же напомнить о своих требованиях - насчет "министерства, пользующегося доверием".

Стоит ли удивляться, что вскоре царь обратил внимание на Поливанова? Наконец-то заметив, что его поведение, мягко говоря, не соответствует должности военного министра. Его кипучая энергия в основном расходовалась на интриги и распространение сплетен, а если выплескивалась на служебные надобности, то слишком уж бестолково. Взять хотя бы такой случай - военное интендантство по указаниям и понуканиям Поливанова заготовило в Сибири огромное количество мяса. По его же указаниям перевезли в столицу, но из-за нехватки холодильников мясо негде было хранить, и оно испортилось. Так сам же Поливанов поднял шум, объявив перед думцами эту историю "спланированной немецкой акцией". Разумеется, осуществленной "немецкой партией" в правительстве! В марте царь его снял и заменил ген. Шуваевым. Очень толковым специалистом, прежде главным военным интендантом. Он, кстати, как и Алексеев, Деникин, Корнилов был выходцем из низов и, по собственному признанию, учился на медные деньги. На скользких интендантских должностях выделялся кристальной честностью. И на новом посту в политику не лез, а занялся делом - в частности, выправляя многочисленные "ляпы" Поливанова. Но... ведь тот был другом общественности! И соответственно, Шуваев сразу стал для нее "врагом". Родзянко в своих мемуарах писал: "Стоило появиться на высоком государственном посту талантливому и честному деятелю, как сейчас же из распутинских сфер начинались на него гонения, и он бывал удаляем со стремительной быстротой и без объяснения причин". Что ж, все верно - но только если внести поправку. О том, что "видящий соломицу в оке ближнего в своем глазу не видит бревна". Поскольку гонения куда чаще начинались не из "распутинских сфер", а со стороны либералов. И сам же Родзянко не без гордости указывает, что с весны в Особом Совещании развернулась ожесточенная "борьба с председателем, министром Шуваевым". Что ж тут еще добавить?

51. ЧАРТОРЫЙСК И СТРЫПА

На русском фронте так же, как и на Западе, устанавливалась позиционная война. Но там, где еще не возникло сплошных линий укреплений, порой еще вспыхивали жаркие схватки. Так было, например, в Полесье. Там между флангами 8-й армии Юго-Западного и 3-й армии Западного фронтов, как и противостоящих им вражеских войск остался промежуток в 60 км. И в октябре немцы, державшие позиции в районе местечка Колки на север от Луцка, решили продвинуться еще севернее вдоль р. Стырь и заняли городок Чарторыйск, что создало опасность выхода во фланг Брусилову. У него в это время был сформирован новый 40-й корпус ген. Воронина, в который вошли 2-я стрелковая дивизия Белозора и 4-я Деникина. И командующий решил нанести противнику встречный удар. Причем предлагал осуществить крупномасштабную операцию сокрушить фланговым маневром противостоящую ему группировку и взять Ковель, что создало бы угрозу охвата всему австро-германскому фронту на Волыни и вынудило бы его отступать. Однако Иванов в успех не верил. Он все еще думал, как отстоять Киев и затеял строительство грандиозных оборонительных полос для его прикрытия. И не от фронта, отступая в глубину - а от Днепра, постепенно приближаясь к фронту (до передовой так и не дошли). Строил уже и мосты через Днепр - на случай отступления с Правобережной Украины. И дополнительных сил Брусилов не получил.

Поэтому задачу войскам он поставил более скромную - группировке из 30-го, 40-го и конного корпусов взять Колки и Чарторыйск, улучшить свои позиции, а противника выбить из населенных пунктов и понастроенных им капитальных блиндажей, затруднив ему условия зимовки. 16.10 наступление началось. 30-й корпус Зайончковского, которому была придана и большая часть артиллерии, атаковал в направлении на Колки. Но здесь происходили сильные бои еще с конца сентября, немцы успели как следует укрепиться. И после мощной артподготовки их удалось лишь потеснить к западу, взять передовые позиции, а прорвать фронт не получилось. На Чарторыйском участке дело пошло лучше. Тут противник еще не успел создать долговременную оборону, а выдвижение 40-го корпуса к северу, через леса и болота, было произведено скрытно, и удар стал для немцев совершенно внезапным. Дивизии Воронина форсировали Стырь и опрокинули врага. К 19.10 здесь обозначился прорыв в 18 км по фронту и 20 км в глубину. Одна колонна 4-й Железной дивизии развернула наступление на Чарторыйск в лоб, вторая вышла с тыла, и город был взят. При этом была наголову разгромлена 14-я германская дивизия, а 1-й Гренадерский Кронпринца полк был уничтожен полностью - частично погиб, частично сдался. Захватили и тяжелую гаубичную батарею. Поражение немцев было настолько полным и неожиданным, что германское командование не сразу о нем узнало, и еще двое суток в Чарторыйск приходили обозы, транспорты с боеприпасами и почта для уже не существующих частей. А 4-я стрелковая, углубляя прорыв, двинулась во вражеские тылы.