Реликт - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве Конструктор уже грозил?
– Не грозил – предупредил, причем преднамеренно, пройдя рядом с Нептуном, хотя мог обойти его на безопасном расстоянии. Это и пальцем-то назвать нельзя, просто «дуновение ветра», а мы потрясаем мускулами, строя то Т-конус, то дредноуты с излучателями.
– Вы говорите так, будто презираете людей… Или сказывается гордыня экзосенса?
Грехов покачал головой, нахмурился, потом улыбнулся.
– Уел, что называется. Впрочем, ты тоже экзосенс, может быть, даже в большей степени, чем я, так вот и спроси себя – сам ты чувствуешь презрение к людям? Нет? Откуда же взяться этому чувству у меня? А что касается гордыни… что ж, неплохо сказано, у экзосенса и гнев должен быть гордым, и презрение, и ненависть, и любовь. Кто-то из религиозных деятелей Индии, один из адептов философии одиночества, сам будучи экзосенсом, назвал всех экстрасенсов архатами [89], в своих целях, конечно, для рекламы своего мировоззрения и вероучения, но я не стал бы ему возражать, хотя сам лично отношу себя к мадхьяме [90].
Во взгляде Грехова светились мудрость и лукавство, и Ратибор ответил ему понимающей улыбкой. Несколько раз он ловил эхо направленных пси-передач – беззвучные толчки в голову, – пока не увидел на мочках ушей Грехова черные капли пси-рации и не понял, что Габриэль включен в опер-связь и все время получает какие-то сообщения.
Перешли в гостиную, потом в рабочий кабинет хозяина, откуда Грехов позвонил кому-то, выслушал ответ и прекратил разговор, не сказав ни слова. Спросил:
– Что собираешься делать дальше? Предупреждаю только, что ты еще не окреп, несколько дней придется поберечься.
– Я буду осторожен. – Ратибор задумался, уйдя мыслями в себя; скулы резче выступили на лице. – Известно, кто убил физика Вакулу?
Грехов сощурился, от его внимания не ускользнула перемена в настроении гостя.
– Мэтьюз Купер, бывший поликос-инженер. Кстати, он же едва не отправил на тот свет Шадрина.
Ратибор вздрогнул, почувствовал укол боли в висок и медленно выдохнул воздух сквозь зубы.
– Едва не отправил? Значит, Юра жив?
– Уже поправился, Железовский разрешил ему работать в прежней должности.
– Я найду его. – Ратибор имел в виду Купера. Грехов понял.
– Не переоценивай силы, юноша. То, что ты когда-то справился с одним К-мигрантом, ни о чем не говорит, видно, ты баловень судьбы. Но с тех пор они поменяли тактику, нашли способ векторного перехода из любого «привязанного» канала метро на свою базу, обрели энергетическую независимость и так далее. К тому же их возможности полностью никому не известны, даже мне… – Грехов остановился, изучая отвердевшее лицо безопасника. – Короче, я не советую тебе связываться с К-мигрантами, бороться с ними в одиночку трудно, если вовсе не невозможно.
– Трудное – то, что можно сделать немедленно, – тихо сказал Ратибор. – Невозможное – то, что потребует лишь немного больше времени [91]. Я найду его.
Грехов посидел немного, не меняя позы, потом резко встал и вдруг застыл, вслушиваясь в какое-то сообщение.
– Что? – встревожился Ратибор, тоже вставая; он думал о Насте, но спрашивать о ней у проконсула не захотел.
– Глобалисты добились наконец включения ОО-предупреждения [92], все компьютерные системы управления синхронизируются в соответствии с задачами ГО, но вряд ли эта мера существенно изменит положение.
– Почему?
– Потому что игнорируется единственное правило запрета на направление деятельности общества в таких масштабах – человечество не имеет максимально полной информации о последствиях атаки на Конструктора и не желает иметь.
– Может быть, не все человечество?
Грехов помолчал, прислушиваясь к шепоту инка, буркнул короткое: «Жду», оглядел наряд Ратибора.
– Итак, ты уходишь?
Ратибор понял, что Габриэль ждет гостей, тоскливо заныло в груди. Проконсул хмыкнул.
– Гостей я и в самом деле жду, но лучше тебе их не видеть. – Габриэль исподлобья взглянул на вспыхнувшего Ратибора. – Одевайся, одежда твоя в шкафу в спальне. И учти: за моим домом ведется наблюдение, и, выйдя из него, ты автоматически попадешь под надзор.
– К-мигранты?
– Они. Уважают.
Ратибор побрел переодеваться. А когда натягивал новые мокасины с маркой «Маленький Мук» – точно по ноге, – в доме сработало метро. Ратибор прислушался: из коридора донеслись чьи-то голоса, странные металлические перезвоны и глухие удары, от которых заметно вздрагивал весь дом. Впечатление было такое, будто по коридору прошествовал закованный в латы гигант-рыцарь… или слон. Раздумывая над словами Габриэля о гостях: «Лучше тебе их не видеть», Ратибор машинально выпил бокал прозрачного как слеза напитка, который предложил ему медкомплекс, и, пройдя коридор, заглянул в гостиную.
Он успел заметить странную горбатую фигуру, карикатурно напоминающую человека, до половины закованную в полированный металл, с грубым глыбообразным торсом, отливающим лоснящейся чернотой, и в следующее мгновение толчок в грудь отбросил его в глубь коридора, дверь в гостиную закрылась. Через несколько секунд она выпустила хозяина с ярко-красным стержнем в руках.
– Извини, я не предупредил. Могу вызвать такси. Впрочем… – Грехов оглянулся на дверь, кинул в нее стержень, который исчез без стука. – Иди через метро, код выхода сообщит автомат запуска. Понадоблюсь – зови. И не увлекайся охотой за К-мигрантами, они – побочные дети Конструктора и сами жертвы обстоятельств, изгои, а главное, более несчастны, чем самый несчастный из нас.
Ошеломленный Ратибор кивнул, но пришел в себя только в кабине метро, более просторной, чем можно было судить об этом из коридора.
– Куда? – меланхолично задал вопрос автомат запуска.
– Домой, – вздохнул Ратибор, вспоминая поговорку: мой дом – моя крепость. Дом Грехова полностью
