Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Но мы обманем его. Обманем и сбежим — я и мой новый друг ветер.

Глава 3. Новое старое творчество

— Что значит — ты сбежала? — голос Марка отдавал ледяной крошкой, точно так же, как и его взгляд — пронизывающий, острый, пробирающий до костей. Но мне, прихлебывающей вторую чашку горячего пунша, было все равно. Никакой холод не мог побороть того дурашливо-весёлого настроения, которое не отпускало меня с момента возвращения домой.

— А то и значит. Мне не нужна эта работа. Ну что я там забыла? Зачем, вообще, я устроила это все? Эту суету, беготню, какие-то попытки доказать что-то себе, тебе? Да нужно было бросить все, как только меня не взяли на первое же место. Знаешь, я достаточно увидела, чтобы понять — не хочу я работать в таких условиях. У меня ведь и так все есть! Прекрасный дом, уйма свободного времени — вот же, все под рукой. Не понимаю, что на меня нашло, раз я решила, что мне скучно здесь. Там, — я рассеянно кивнула в сторону окна, — меня просто никто не хочет видеть. Понимаешь, Марк? Я там не нужна. Я чужая, и никогда больше не стану своей. И не хочу становиться. Не хочу, чтобы меня терпели — потому что я сама не готова это терпеть.

— О чем ты говоришь, Алёша? — Марк, по-прежнему не понимая ни слова, смотрел на меня, и сердитое недоумение в его взгляде вытесняло едва уловимое беспокойство. — Что-то случилось? Тебя… кто-то обидел? Возникли конфликты? Только скажи мне, я все решу.

— Да нет, что ты! Никаких конфликтов, не надо вмешиваться. Ты и так уже все… решил, — негромко посмеиваясь в чашку, остановила его я. — Не надо больше ничего за меня решать. Хотя… Я же все понимаю. Ты просто хотел помочь, как всегда, а мне этого не нужно. Я, вообще, думаю, что мне уже мало что нужно, Марк, — в горле вдруг пересохло, и знакомое муторное беспокойство начало медленно подниматься изнутри. — Потому что у меня и так все есть! — поспешила скрасить возникшую паузу я. — Все, давай перекрасим эти разговоры. Решение принято и, как ты любишь говорить, обжалованию не подлежит. Я буду работать дома. Не вышло из меня журналиста — ну и ладно. Значит, пришло время вспомнить, что я ещё и писатель. Уж для этого мне точно не надо ни с кем встречаться и никуда ходить. Помнишь, ты говорил — чтобы быть писателем, надо просто брать ручку, блокнот, садиться за стол и писать. И все! Вот это мне сейчас и нужно — просто садиться за стол и писать. Я и так пробегала в погоне неизвестно за чем последние два месяца. А сейчас больше не хочу. Надоело. Хочу вернуться в прошлое, когда все было так просто и хорошо. Буду писать легкие и приятные истории, которые тебе так нравились, стану для тебя идеальной женой. Вот что я буду делать! Неужели тебе не нравится это, Марк? Неужели ты, наконец, не доволен?

По выражению лица Марка я понимала, что он и хотел бы радоваться, но мое тихое и домашнее настроение по-прежнему казалось ему неестественным. Уже не раз подобная сговорчивость с моей стороны заканчивалась громким скандалом с градом обвинений, которые мы, не задумываясь, швыряли в лицо друг другу. И, кажется, он начал заранее побаиваться подобных реакций, понимая, что это показное умиротворение — лишь новая маска, очередной самообман, который непременно закончится новым срывом.

Но на этот раз даже я понимала, что вру ему. Конечно же, я не собиралась ничего писать — теперь мне этого просто не хотелось. Меня более чем устраивало чувство лёгкости и пустоты, поселившееся внутри после побега из редакции. Наконец-то меня ничего не волновало, не отзывалось болью при мыслях о собственной глупой беспомощности, а невозможность изменить ситуацию вызывала лишь странное веселье. Теперь я не только приняла свою новую судьбу, но и могла беззаботно посмеяться ей в лицо. Что толку было грустить? Любые сожаления сейчас были бесконечно нелепы. Раньше надо было думать.

— О чем ты, Алёша? О чем думать?

Кажется, я снова не заметила, как начала проговаривать проносящиеся в голове мысли вслух. В последнее время эта привычка стала довольно навязчивой и начинала меня злить. Но мне нельзя было волноваться и злиться. Я просто хотела успокоить Марка и успокоиться самой, чтобы больше не слышать этот страшный голос, который смеялся надо мной всякий раз, когда я выходила из себя и волна удушающего отчаяния подступала так близко. Я обязана быть в хорошем настроении, всегда, чтобы ни случилось. Иначе… Я вздрогнула от одной только мысли о новой встрече с тем странным фантомом, который принялся ходить за мной по пятам, и попыталась переключить внимание Марка на другие темы:

— Ни о чем, Марк. Действительно, ни о чем. Нам нужно просто поменьше волноваться, тебе и мне. Ведь мы с тобой настоящие счастливчики, — отставив пустую чашку, я подошла к нему и присела на колени, проведя ладонями по его скулам, подбородку, шее, чувствуя, как он напряжен и не спешит верить в мою нарочитую лёгкость. — Помнишь, что ты говорил, когда мы встретились? Самое главное — мы вместе. А все остальное — неважно. Неужели ты сейчас сомневаешься в этом? — легко целуя уголки его губ, спросила я, улыбаясь по-настоящему тепло.

Марк был прав — когда он был рядом, я не боялась ровным счётом ничего. Вот только он не мог оставаться со мной постоянно, и уже завтра мне предстояло вновь взглянуть в глаза своей новой жизни и странному призраку загубленной мечты. Но хотя бы до утра я могла об этом не беспокоиться.

На следующий день, проводив Марка на работу, не позволяя себе лениться, я сразу же отправилась в свою комнату, где улеглась на пол с блокнотом и карандашом, пытаясь составить план, чем же заполнить время до вечера. Каждая моя минута должна быть занята, чтобы не было больше возможности предаваться странным размышлениям, которые редко приводят к чему-то хорошему.

Так я научилась готовить несколько новых блюд, сделала перестановку на кухне, нашла на местном рынке лавочку с ароматными специями и освоила секреты восточной чайной церемонии. Но свободное время все равно оставалось, и вскоре я занялась йогой, записалась на сеансы оздоравливающего массажа, а ещё стала бегать — сначала по утрам, а вскоре и вечером. Моя жизнь постепенно стала походить на идеально отлаженный рекламный ролик, в котором было так же мало искренности, как и в любой рекламе. На самом деле, я всего лишь заполняла день, дожидаясь прихода Марка к вечеру, почти так, как это было в первые несколько месяцев после нашего переезда. Только сейчас я не надеялась уже ни на какие перемены.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но мне нужна была эта монотонная, отлаженная рутина, которая держала меня в ровном настроении, без малейших поводов для волнений и расстройств. Я верила в то, что способна выработать эту привычку жить спокойно и просто, которая ничем не отличается от других, уже наработанных, и усиленно над этим трудилась.

За первые месяцы весны я достигла больших успехов в налаживании нового стиля жизни. И, хотя Марк по-прежнему не доверял мне, используя любую возможность, чтобы побыстрее прийти домой, и я чувствовала его скрытую нервозность, в общем, у нас все было хорошо. В выходные мы, как всегда, были неразлучны и проводили тёплые дни на пикниках, в парках и скверах. Лёжа на молодой зеленой траве, я ловила в ладони осыпающийся цвет деревьев и солнечные лучи, а Марк, склоняясь надо мной, заслонял свет, становившийся к полудню слишком жарким, погружая в защитную тень и сумрак своего мира. Иногда я дремала, лёжа у него на коленях и не выпуская его ладонь из своих пальцев. Стоило мне закрыть глаза, как и без того хрупкая связь с настоящим терялась окончательно — я не могла понять, где нахожусь — то ли в далеком прошлом, когда мы подростками начали учиться взрослой жизни, то ли в киевском периоде, когда я была свято уверена, что Марку понравится моя работа и мои друзья, то ли в каком-то странном месте, находящемся вне времени и пространства, где можно было навечно застыть в точке бесконечного счастья, неизменного и непреходящего.