Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но писателям, творческим работникам всех видов искусства было не до смеха. От них требовалось отражать в своем творчестве приведенные выше идеи. С теми, кто этого делать не хотел, не мог, с «аполитичным искусством» расправлялись разными способами.
В социалистическом реализме отразилось перенесение всех приоритетов в СССР и Россию (в данном случае и в дореволюционную Россию, вообще-то заносимую в лагерь они, враги). И электричество, и радио, и воздухоплаванье, и многое-многое другое именно мы выдумали, а у нас они украли. Можно бы много и долго говорить на эту тему. Подобных толкований было неисчислимое множество. А сам подход породил популярную ироническую пословицу: «Россия — родина слонов» (см. Шноль С. Э. Герои и злодеи российской науки)..
Так полагалось изображать жизнь в Советском Союзе. Совсем иначе, когда речь шла о них. Противопоставление нас им определяло изображение зарубежной жизни. У них все хуже. Их мир — мир неправды, зла. Они всегда присутствовали, окружали нас, люди другого лагеря (буржуазия, империализн, в первую очередь Запад, враги). Государство их антинародно. Трудящихся там эксплуатируют. Они агрессивны, завидуют нашим успехам, и готовят опустошительную войну против нас, миролюбивых, борющихся за мир… Но мы готовы к ней, мы победим, нанеся врагу сокрушительный удар. Мы уже сейчас ведем с ними беспощадную непрерывную борьбу. Мотив войны — один из существенных черт социалистического реализма. Военная терминология весьма часто используется даже в ситуациях весьма мирных (борьба за урожай, борьба с природой). Привычные штампы — борьба, война, бой, воевать, бороться и т. п. Основная борьба — борьба с врагами («смертный бой», «последний и решительный бой»). В литературе XIX века навязчивый мотив вездесущих врагов связывался нередко с темой ущербного сознания «маленького человека», какой-то гранью на краю безумия («Записки сумасшедшего» Гоголя). В социалистическом реализме тема врагов — одна из основных его тем.
И обязательная победа. Своеобразный оптимизм. Трагедии допускаются, но оптимистические. Как правило — счастливые концы. Даже тогда, когда герои гибнут, они, даже умирая, верят в победу своего дела. Даже в названиях произведений советских авторов сказывался этот «оптимизм». У нас — «Счастье» Павленко, «Хорошо» Маяковского, «Первые радости» Федина, «Исполнение желаний» Каверина, «Свет над землей» Бабаевского, «Победители» Багрицкого, «Победитель» Симонова, «Весна в Победе» Грибачева. У них — «Путешествие на край ночи» Селина, «Смерть после полудня» и «По ком звонит колокол» Хемингуэя, «Тошнота» Сартра, «Каждый умирает в одиночку» Фаллады, «Смерть героя» Олдингтона, «Время жить и время умирать» Ремарка и многие подобные. Эту разницу власти подчеркивали, видели в ней свидетельство превосходства советского строя, его литературы.
В подобном роде советские писатели должны были изображать жизнь капиталистических стран, в первую очередь — жизнь Запада. Но поскольку их государство антинародно, надо было отделить от него народ. В советских произведениях о Западе (и Востоке тоже) народ появлялся, в основном, в двух ипостасях: обездоленный, эксплуатируемый, несчастный и борющийся, протестующий, революционный. И в том, и в другом амплуа он как бы переходил в другую сферу противопоставления, становился нашим (так же, как «враги народа», живущие внутри Советского Союза, становились ихними: шпионами, наемниками, пособниками). Такой принцип изображения зарубежной жизни привел, между прочим, к тому, что советский читатель смог познакомится в переводах, как правило, с купюрами, с произведениями современных крупных зарубежных писателей, правдиво рисующих жизнь капиталистических стран, не замалчивающих ее темных сторон. Для этого был создан даже специальный журнал «Интернациональная (Иностранная) литература». Да и переводов отдельных произведений зарубежных писателей печатались довольно много, хотя преимущественно тех, которые не подрывали устоев «социалистического реализма». Советский читатель неплохо знал зарубежную литературу, но несколько однобоко. О многих писателях, пользовавшихся широкой известностью за рубежом, он не имел никакого понятия. Конечно, в первую очередь, о тех, кто позволял себе критику в адрес Советского Союза.
Одною из особенностей «социалистического реализма» была конъюнктурность. Писатели всегда, во все времена, в разных странах ориентировались на различные обстоятельства. Но никогда такая ориентация не являлась столь сильной, как в «социалистическом реализме». И определялась она не желанием писателя, а установками власти, цензурой. Стоило какому-либо государственному деятелю попасть в немилость, о нем нельзя было упоминать. Такая установка относилась не только к государственным деятелям, но и к людям культуры, искусства, в чем-то «провинившимся» перед властями. К писателям, советским и не советским. Даже к целым странам (Югославия).
Назидательность, морализация, прямолинейная директивность. Претензии на знание, что такое хорошо, и что такое плохо. Ориентировка на поучение, на внедрение высокой советской морали. Если положительный персонаж иногда нарушал её, то в конце он исправлялся, осознав недостойность своих поступков (чаще намерений).. Стремление к единомыслию, единственно правильному, нашему, советскому: «Люди тысячи лет страдали от разномыслия. И мы, советские люди, впервые договорились между собой, говорим на одном, понятном для всех языке. Мыслим одинаково о главном в жизни. И этим единомыслием мы сильны. В нем наше преимущество перед всеми людьми мира, разорванными, разобщенными разномыслием» (роман сталинского лауреата В. Ильенкова «Большая дорога»). И обязательно везде Вождь, всесильный и мудрый, «родной и любимый», всевидящий и всезнающий, компетентный во всех вопросах: промышленности, сельского хозяйства, политики, военного дела, биологии, лингвистики и, конечно, философии, литературы, искусства. Об особенностях соцреализма можно бы говорить до бесконечности, приводя новые и новые примеры. Но, думаю, сказанного достаточно. А с примерами мы встретимся далее. Пока же рекомендую посмотреть в интернете статью А. Синявского «Что такое социалистический реализм?» (1957 г.), ходившую в самиздате в конце 50-х — в 60-е гг.
Единственный из существовавших литературных методов «социалистический реализм» включал в себя прямое обоснование цензуры. Вопрос о свободе слова занимал в нем немаловажное место… Здесь, как и в решении других вопросов, все было наоборот: черное выдавалось за белое, а белое за черное. Цензура вроде бы отрицалась (у нас нет цензуры, есть Главлит) Советская литература объявлялась самой правдивой, независимой и свободной, а зарубежная, западная — искажающей действительность, не имеющей возможности высказать правду. И в то же время фактическая цензура открыто обосновывалась. «Социалистический реализм» насаждался в 30-е годы разными способами, среди которых одной из самых существенных была цензура. Продолжает существовать, укрепляться то, что характерно в этой области и для ленинского периода, для двадцатых годов.
В сфере проблем свободы слова Сталин — верный ученик Ленина, развивающий его идеи. 5 ноября 27 г. в длившейся шесть часов беседе с иностранными рабочими делегациями Сталин отвечал на их вопрос: «Почему нет свободы печати в СССР?»: «О какой свободе печати вы говорите? Свобода печати для какого класса — для буржуазии, то ее у нас нет и не будет, пока существует диктатура пролетариата. Если же речь идет о свободе для пролетариата, то я должен сказать, что вы не найдете в мире другого государства, где бы существовала такая всесторонняя и широкая свобода печати для пролетариата, какая существует в СССР» (Жирк295). Та же лживая ленинская демагогия.
Даже во время хрущевской «оттепели» в решении этого вопроса мало что изменилось «Истинный советский писатель, — говорил Хрушев, — настоящий марксист — не только не примет эти упреки (речь идет о западных писателях, упрекающих Советский Союз в отсутствии 532свободы творчества-ПР), но попросту не поймет их. Для художника, который верно служит своему народу, не существует вопроса о том, свободен или не свободен он в своем творчестве. Для такого художника вопрос о подходе к действительности ясен, ему не нужно приспосабливаться, принуждать себя; правдивое освещение жизни с позиций коммунистической партийности является потребностью его души, он прочно стоит на этих позициях, отстаивая и защищая их в своем творчестве».
На самом деле никаким реализмом «социалистический реализм» не был. Его скорее можно назвать антиреализмом, приукрашивающим, «лакирующим» советскую действительность и очерняющим, отрицающим всякую другую. Само сочетание этих двух слов было неправомерно, несочетаемо. Оно возникло на противопоставлении критическому реализму, который, при всем критическом пафосе в целом, далеко не в каждом реалистическом произведении был критическим. Советским идеологам важно было подчеркнуть противоположность двух методов: они (даже в лучших своих проявлениях) — только отрицали, мы — утверждаем).