Ткань Ишанкара - Тори Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наставник сидел позади всех, с краю скамьи, как обычно спокойно положив руку на подлокотник, и по его виду нельзя было определить, что он чувствует на самом деле. У него был идеальный самоконтроль, а может, и Тайре казалось, что второе предположение вернее, мыслями он был сейчас не здесь, и потому все происходящее его не сильно заботило. Он думал о чем-то совсем другом и присутствовал на процессе, только чтобы ей не было совсем одиноко. Тайра была благодарна ему и за это. На самом деле она не боялась казни. Ей было страшнее представить, что она больше никогда не поднимется к нему в Башню, не выпьет с ним чая, не увидит, как он чистит свой большой аквариум, не услышит его голоса и еле слышного сквозь защиту ровного биения его сердца.
Ксандер рассматривал де Гранжа и еще четверых судей, по двое с каждой стороны, и изредка ласково поглаживал по груди сидящего на своем плече сокола. Птица заметно нервничала, поворачивала покрытую замшевым чехлом голову и переступала с лапы на лапу, и если бы не кожаное оплечье, которое Ксандер приладил к своему пиджаку, ткань была бы разорвана вместе с кожей. Он что-то тихо шептал ей, касаясь щекой ее крыла, и тогда сокол чуть склонял голову вправо, словно понимал его слова, и на какое-то время успокаивался, пока общая нервозность и напряжение снова не захватывали его птичью душу. Иногда Ксандер смотрел на Тайру, и она видела в уголке его губ горькую полуулыбку, будто это он был виноват в том, что она была сейчас в стальной клетке посреди самого древнего судилища магического мира, и Тайра понимала, что у нее все же был еще один родной человек, кроме сэра ’т Хоофта. По всему выходило, что доктор Фицпатрик был прав.
Фиц сидел прямо за Фэйтом, занимая один половину скамьи, и Тайра видела, как он переворачивает своими большими пальцами тонкие полупрозрачные листы карманной Библии, иногда останавливаясь на каких-то строках и повторяя их одними губами.
Возле дальней колонны, наполовину укрытый тенью, сидел еще один человек, и Тайра знала, что это тот самый Мустафа, который фактически спас ей жизнь. Такое стечение обстоятельств казалось ей странным, Мустафа же был уверен, что без вмешательства Аллаха тут явно не обошлось. По крайней мере, так передал его слова Фэйт, который тоже все не мог поверить, что такое возможно, и Мустафа оказался рядом с тем местом абсолютно случайно.
Мустафа был красив. Это словно с него рисовались гератские миниатюры, на которых благородные воины со светлыми лицами и темными бровями восседали на черных тонконогих лошадях. Он и правда будто сошел со страниц «Тысячи и одной ночи», он даже одеяние носил такое, как полагалось сказочным принцам, словно про джинсы и не слышал. У него были черные вьющиеся вдоль лица волосы, глаза с темными, как ночь, зрачками, отливающая медью загорелая кожа и красиво очерченные губы. Тайра чувствовала легкий запах сандала и розового масла, а может, это ей просто чудилось: навряд ли воин мог пахнуть розами. Он был мечтой всех ишанкарских девчонок, и Тайра не раз слышала их восторженные рассказы о его благородстве, но девчонкам определенно ничего не светило. Фэйт сказал, что Мустафа женат уже во второй раз. От него веяло свободой и горячим пустынным ветром, и он никому не принадлежал. Формально он не принадлежал даже Ишанкару, но его род уже около пятисот лет поддерживал Ишанкар, и потому считался ближайшим его союзником. Мустафа был родственником господина Старшего Библиотекаря: то ли племянником, то ли братом, то ли дядей… Кем именно – девчонки не знали, а Тайре было, в общем-то, все равно. Она просто отметила для себя, что у Мустафы и Нурали-ходжи есть общая кровь.
Мустафа рассматривал ее издалека, практически не отводя глаз, и Тайре в какой-то момент показалось, что он жалеет, что вернул ее в Ишанкар. По всей видимости, он просто не ведал, кого подобрал посреди пустыни. Откуда ему было знать, что Ученица сэра ’т Хоофта – еще и Хат-Хас. Откуда ему вообще было знать, что у сэра ’т Хоофта есть Ученица…
Рядом с Мустафой сидел аль-Малик в малиновых одеяниях и неизменном тюрбане. Церемониальная одежда добавляла ему года три, и можно было ошибиться и дать ему лет девятнадцать. Саид и Мустафа, казалось, были знакомы, причем не в этой жизни. Тайра не могла объяснить, откуда у нее взялось это ощущение, но она была уверена, что их связывает нечто большее, чем просто формальные отношения. Поначалу Тайра удивилась, что Саид не сел рядом с сэром ’т Хоофтом, но в последнее время Хранитель был нестабилен, так что его старались не отвлекать от его основных обязанностей. Тайра знала, что это Фэйт настоял на том, чтобы Саид присутствовал на суде, сам господин Хранитель в Эвиан даже не собирался. Было не совсем понятно, зачем здесь аль-Малик, если Фэйт определенно сказал, что ишанкарский Закон мало что значит для иерархов Монсальвата, но Фэйт был опытным адвокатом, так что наверняка в его действиях был какой-то смысл.
Тайра перевела взгляд на де Гранжа. Глава Монсальвата был молод, может, чуть старше Горана, и до того, как Горан стал Ректором Ишанкара, считался самым молодым и перспективным в магическом мире. Де Гранж, конечно, не знал, что у него появился соперник: Горан в отличие от монсальватца карьеристом не был и вообще не любил светиться. Тайре де Гранж чем-то напоминал Фэйта: он тоже был одет с иголочки в вещи, о стоимости которых Тайра боялась и думать, а выложенный гранатами золотой ирис, символ его ректорской власти, блестел всеми гранями своих камней. Де Гранж был аристократом в каком-то там поколении, и если отбросить его самомнение о том, что среди магов он был единственным и непогрешимым, и единственный имел право судить магический мир, его вполне можно было признать достойным соперником ишанкарского Ректора.
Горана не хватало. Не хватало настолько, что осязаемо чувствовалось, как по забинтованной спине, по позвоночнику, как по клавишам рояля, передвигаются тонкие серые пальцы отчаяния, подбираясь все ближе к горлу и отнимая надежду увидеть Горана еще хотя бы один единственный раз.
Тайра пропустила первые фразы, вспоминая его теплые карие глаза и вечную полуулыбку в уголках губ.
– …нам понятны, – словно издалека донесся до нее голос де Гранжа. – Мы все уже не раз видели ретроспективу событий, поэтому я не вижу смысла повторять это действие. Все выводы, которые можно было сделать, уже сделаны. Все пояснения, которые будут нам необходимы для всестороннего рассмотрения дела и принятия верного судебного решения, будут получены в ходе слушания. Если отводов не будет, – де Гранж взглянул на Фэйта, который отрицательно покачал головой, не удостоив его даже словами, – тогда начнем.
Он стукнул позолоченным молоточком по деревянной подставке с уже просевшей от ударов серединой и предоставил слово обвинителю.
– Я мэтр Шамбер, и я представляю интересы господина Герхарда Бауэра, – обвинитель поднялся из-за стола и вышел на середину зала. – Мы имеем все основания утверждать, что госпожа Тайра аль’Кхасса преднамеренно лишила жизни своего старшего брата и свою золовку, после чего, не задумываясь, уничтожила еще около тридцати человек, среди которых
