Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Церемония отхода ко сну только началась. У нас достаточно времени, чтобы подготовить мадам де Сен-Форжа.
— Особых приготовлений не потребуется, нужно будет только заняться прической.
Шарлотту усадили за туалетный столик, освещенный целым букетом свечей, и она, взглянув на себя в зеркало, не узнала своего отражения. Неужели эта мертвенно-бледная маска — она? Только глаза еще жили на скованном болью лице, а черный бархат платья подчеркивал, что сама она превратилась в белый мрамор. Кроме горя, Шарлотту леденил ужас: никогда еще так остро она не ощущала, как тесно связана ее жизнь с жизнью Альбана. И как хрупки, как уязвимы их жизни... Что она скажет королю? Сможет ли она вообще заговорить в его присутствии?
— Мне страшно, — прошептала она, в то время как Като подкалывала шпильками ее волосы, а потом слегка подрумянивала щеки.
— Если не подрумянить, так вы с вашими-то пепельными волосами совсем будете похожи на призрак, — проговорила Като.
— На призрак Лавальер, но каков будет прием? Нужно тронуть сердце, а не пробудить кошмары...
Като любовалась своими трудами, когда в зеркале появилось отражение голубого пажа с подсвечником в руке.
— Господин Бонтан послал меня сказать госпоже маркизе, что вот-вот...
— Мы идем, — отозвалась мадам де Монтеспан, не преминув взглянуть на себя в зеркало. — Пойдемте, дорогая!
Шарлотта встала и последовала за ней.
Когда она служила в свите королевы и выполняла разные ее поручения, она хорошо изучила служебные помещения дворца, повторявшие парадные покои, но сейчас с изумлением открыла для себя существование коридоров и тайных переходов, таящихся в толстых дворцовых стенах.
— Так мы незаметно и беспрепятственно окажемся прямо в покоях короля, — шепнула мадам де Монтеспан обеспокоенной Шарлотте.
— Король не рассердится?
— Нет... Ну разве что немного. Я привыкла...
И они молча продолжали скользить по лабиринту, освещая на краткий миг тьму, таящуюся в углах.
В королевской опочивальне продолжалась неизменно повторяющаяся из вечера в вечер церемония отхода ко сну. После того как с Людовика сняли шляпу, перчатки, взяли трость и перевязь со шпагой, он удалился в альков на молитву, а потом сообщил своему духовнику, в какой час завтра утром он будет слушать мессу. Затем король выбрал герцога, которому в этот вечер выпадает честь держать возле него свечу, и снял с себя синюю ленту, два креста и кружевное жабо. Сел на стул, и двое слуг стали снимать с него подвязки, а двое других — башмаки, чулки и штаны, в то время как два пажа принесли домашние туфли. Из рук дофина король получил свою ночную сорочку, согретую у камина. Потом он встал и взял реликвии, ночную кофту и халат и пожелал спокойной ночи придворным, а они попрощались с ним низкими поклонами. Затем камердинер объявил:
— Проходите, господа!
Что означало: покиньте спальню. И придворные один за другим вышли за дверь. А король в это время объявлял пароль капитанам ночной стражи и главному конюшему. Теперь в опочивальне оставались только принцы и сеньоры, которые утром присутствовали при малом вставании короля.
Король снова садится, но на этот раз на складной стул, и ему расчесывают волосы и убирают их на ночь, а дофин подает ему ночной колпак, два носовых платка без кружев и полотенце. Король объявляет, что его должны разбудить в половине девятого утра, и выбирает, какой костюм наденет завтра. Теперь опочивальню покидают все придворные, и остается только доктор Фагон. После смерти королевы он перешел на службу к королю. Несколько врачебных советов, и доктор тоже уходит. Вот теперь король остается один.
Людовик направился было в кабинет, чтобы, как обычно, немного почитать, но тут вдруг дверца в стене отворилась, и появилась госпожа де Монтеспан, плавно присевшая в реверансе.
— Вы, мадам? Однако какая смелость! Я что-то не припомню, чтобы я вас приглашал.
— Не приглашали, сир, и я нижайше прошу прощения за свою дерзость, — произнесла она с несвойственной ей глубокой почтительностью. — Да соизволит король заметить, что я никогда бы не осмелилась вновь воспользоваться этой столь знакомой мне дорогой, если бы не крайняя необходимость.
— Что за необходимость?
— Спасение человеческой жизни, сир, и надежда, что справедливость восторжествует.
— Объяснитесь.
— С соизволения короля я оставлю перед ним ту, чье великое горе дает ей право молить Его величество.
Мадам де Монтеспан отошла в сторону, пропустив вперед Шарлотту, а та, вместо того чтобы сделать реверанс, упала перед королем на колени. Но в каждом ее движении была такая неподдельная грация, что сумрачное лицо государя немного разгладилось.
— Сир, — заговорила Шарлотта глухим от сдерживаемых рыданий голосом, — я молю вас о снисхождении. Молю Ваше величество о помощи, чтобы к позору, который жжет меня, не добавились еще и угрызения совести из-за того, что, сама того не желая, я стала причиной смерти не только моего супруга, но еще и человека, чья вина состоит только в том, что он полюбил меня и не мог стерпеть поругания, которым меня подвергли...
Она простерлась перед королем, будто перед алтарем, и не видела, как удалилась госпожа де Монтеспан, а король Людовик снял свой ночной колпак. Людовик тоже побледнел. Волосы Шарлотты хлынули волной и упали на ноги королю. Он невольно вздрогнул. Лица Шарлотты он не видел. Но видел шелковистые волны серебристо-пепельного цвета, напомнившие ему о другой. Он наклонился, чтобы коснуться этих пепельных волос, и рука его дрожала.
— Луиза, — прошептал он так тихо, что имя это слышно было только ему.
Шарлотта, время от времени всхлипывая, продолжала молить короля. Она просила пощадить и оставить жить того, кто погубил себя ради нее. Но король едва ее слышал, завороженный вернувшимся к нему призраком юной безоглядной любви, он не хотел расстаться с ожившим воспоминанием о двух юных существах, забывших обо всем на свете, кроме друг друга, слившихся в чудесной мелодии, прерываемой вздохами изумления. Исчез стареющий король, исчезла прекрасная, вся в слезах, просительница, воскресло время любовной весны, которой никогда не суждено было вернуться...
Шарлотта умолкла. Молчал и Людовик, и в наступившей тишине слышалось только