Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони

На этом заседание было прервано появлением молодого солдата. Он принес письмо, адресованное Турнемину.

Письмо было от Калиостро, судя по краткому тексту и витиеватой букве «К» вместо подписи.

«Шевалье, вы совершили большую ошибку в том, что не последовали моему совету. Теперь уже бесполезно возвращаться в известное Вам место. В ту минуту, когда Вы будете читать это письмо, интересующая Вас персона будет уже далеко. Я увожу ее в безопасное место. Не ищите ее и предоставьте возможность людям трудиться спокойно.»

Под заинтересованным взглядом Ульриха-Августа Жиль, взбешенный и раздосадованный тем, что его любимая еще раз ускользнула от него, смял письмо в комок и отбросил его в угол. Затем он рухнул в кресло, подпер руками голову.

— Уехала! Она уехала! Этот проклятый итальянец опять ее увез. Этот демон так ее любит. Но я все равно ее отыщу, и тогда мы посчитаемся с этим шарлатаном.

Винклерид подобрал смятое письмо, расправил его, прочитал.

— Я очень бы хотел встретиться с этим Калиостро. Просто, чтобы испытать, как он переносит пулю или шпагу.

— Пули попадут в тебя, твоя шпага сломается.

Этот человек настоящий дьявол. А впрочем, дьявол или нет, мне надо когда-то его убить, — выпалил Жиль с бешенством.

ИГРЫ КОРОЛЕВЫ

В среду, одиннадцатого августа, король отдал приказ, чтобы игра состоялась вечером.

Начиная с семи часов, шесть салонов, соединенные анфиладой и составляющие королевские апартаменты, были иллюминированы. Хотя ночь еще не наступила, многоцветный мрамор, позолоченная бронза, порфир, золотое шитье, ковры — все блестело при свете сотен ароматизированных свечей, горевших в массивных серебряных люстрах, в подсвечниках из горного хрусталя. Такая иллюминация усиливала жару, настежь открытые окна выходили на прямые аллеи и ковровые газоны северной стороны. Двор медленно заполнялся сказочными украшениями, принесенными сюда еще два века назад.

Обитатели двора, впрочем, тоже собирались в полном составе, включая королеву и ее постоянное окружение в Трианоне. Они поостереглись отсутствовать сегодня, поскольку сегодняшняя игра была проявлением дурного настроения, малопривычного для доброго короля Людовика XVI.

Но король этим полднем оказался жертвой шутки, отдающей дурным вкусом, изобретенной веселыми друзьями его жены. Разрешив себе небольшую послеобеденную сиесту на одной из скамеек Трианона, король при своем пробуждении нашел, что книга об охоте, которую он читал, заменена книгой Аретена с такими неприличными гравюрами, что король, ненавидевший всякое распутство, пришел в неописуемый гнев. Слышали, как он громко объявил королеве:

— Поскольку у вас неспособны уважать короля, вы позволите мне удалиться, сударыня. Ваш брат император Иосиф говорил мне, что вы умеете окружать себя исключительно шлюхами и бродягами. Я не знаю здесь никого, кроме работника фермы Вали, кого бы можно было уважать.

Проследите-ка, чтобы мне вернули книгу. Я ею дорожу.

И, отбросив далеко от себя неприличную книгу, он большими шагами пошел в сторону Версаля, не желая больше ничего выслушивать.

Атмосфера вечера обещала быть еще более угрожающей. Вокруг столиков, расставленных в очаровательном салоне Меркурия, к сожалению, лишенном сказочной мебели из массивного серебра, когда-то заказанного Людовиком XIV, под приглушенный шепот окружения заняли места члены королевской семьи, чтобы отдаться целомудренным радостям игры в лото.

Это была единственная игра, которую любил король и получал от нее большое удовольствие.

Он не переносил игру фараон, столь любимую королевой, за которой она проводила бессонные ночи, так опасно подрывая свои финансы, что Людовик XVI запретил эту игру и весь этот затхлый запах игорного дома. Мария-Антуанетта, ужасно скучавшая за лото, сейчас против всякого своего желания делала хорошую мину при плохой игре.

Впрочем, это не доставляло ей особого труда. Будучи отличной хозяйкой дома, она естественно умела блистать всей своей грацией и расточать улыбки. Однако это не мешало ей время от времени бросать украдкой взгляды на хмурое лицо супруга.

— В семье разлад, — прошептал Жилю Винклерид, несший службу у дверей апартаментов, когда тот проходил мимо него.

Шевалье же, стоявший за креслом короля по его настоянию, не обращал на это никакого внимания и довольствовался тем, что вкушал удовольствие от столь неожиданной для него монаршей милости, проявленной в присутствии всего двора.

Стоя на этом месте для избранных, он видел в первый раз своими глазами, как собирается это беспокойное семейство, столь много значившее в его жизни: мосье, ставший еще толще в своем неописуемом костюме, который, казалось, стремился затмить само солнце; мадам, безобразная и усатая, вся красота которой состояла в величественной позе да в больших темных глазах, совершенно невыразительных, но еще в целой батарее блестевших сапфиров и в огромном количестве метров светло-голубого сатина; соблазнительная графиня де Бальби, в которой Жиль без особого труда распознал свою ночную любовницу и дневную тюремщицу.

Принц и графиня были, кажется, в отличном настроении. Смех и шутки, которыми они обменивались, вносили приятный контраст в эту натянутую атмосферу и даже несколько смягчили ее, но и привлекли внимание короля.

— Вы мне сегодня кажетесь радостным, брат мой, — сказал он, слегка прищуривая свои близорукие глаза.

— Я всегда радостен, сир, когда мне предоставляется счастье провести вечер в вашем присутствии, а также в присутствии королевы. Она сегодня блистательна, как никогда.

— Весьма любезно, — процедил король сквозь зубы. — За этим что-то кроется.

Мягкая госпожа Элизабет, сидевшая подле Людовика XVI, возразила ему, тихонько постукивая веером по руке:

— Почему бы не быть этому правдой? Я всегда счастлива, когда нахожусь подле вас.

— Вы, сестра моя, вы настоящий ангел. Вы же любите меня. Этого я не могу сказать про всех, — добавил он, устремив холодный взор на графа де Водрея, этого грубого, чахоточного, но соблазнительного креола, которого он и подозревал в авторстве той гнусной шутки.

Занятый разглядыванием карт королевы, возле которой он сидел, впрочем, он был одним из ее наиболее близких друзей, Водрей, кажется, не обратил на это никакого внимания.

— Ну, играем! — сказал король с нетерпением, и как раз этот момент был отмечен шумным появлением графа д'Артуа, одетого в белое с ног до головы. — А люди, неспособные приходить вовремя, пусть потрудятся сделать так, чтобы их не замечали.

Излишне не заботясь о дурном настроении брата, Артуа прошел, чтобы поцеловать руку своей невестке и сделать ей комплимент по поводу изысканности ее платья из голубого шелка, испещренного тонкими серебряными полосками. Это был последний шедевр, созданный сегодня утром в мастерской Розы Бертен, «министра» элегантности королевы.

— Садитесь подле меня, брат мой, и берите карты, а-то мы все заворчим на вас! — сказала она ему со смехом.

В