Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Но незамерзающая пристань это одно, а ему ещё, кроме мурманских рыбаков и грумаландских экспедиций, нужно было и о сибирской землице подумать. Пустозёрск уже стоял и его причалы вовсю принимали торговые корабли. Но вот дальше на восход ходили уже немногие. Старый студент не раз слышал об этих плаваниях, однако купцы тайны свои хранить умели. Однако, недаром в народе говорят: никогда не знаешь – где найдёшь, где потеряешь! Вот один из вошедших последним в товарищество купцов неожиданно и рассказал, как некоторое время назад он с пустозёрскими купцами ходил на кочах за Югорский Шар в Лукоморье, где стоял самоядский городок Пулинг-авот-вош. Богатый товар там брали купцы, но вот ему лично не повезло: утоп коч в море, еле-еле до людей добрался. А потом почти всё имущество распродал, чтобы от долговой тюрьмы отбиться. В тюрьму не попал, но с той поры никак оправиться не мог. Товарищество для него – шанс в купцах остаться. Ну а Даниле головная боль: если этот пайщик сумеет найти дорогу, то компании явно стоило войти в ту торговлю полноправным участником. Это и с точки зрения доходности хорошо, да и князь настоятельно просил отыскать морские пути в землю сибирскую. Но для экспедиции ведь опять нужны были корабли и люди. И незапланированные расходы…

А ещё была у товарищества настоящая китобойная флотилия. Небольшая пока, всего на три коча. Потому как людей новому делу ещё обучить надо было, да и справу гарпунную делать не быстро. Но первых китов забили уже на следующий год, как голландцы приехали. Правда, мясо китовое на вкус не всем пришлось, а вот самоядь его брала с радостью. Зато ворвань да ус китовый достаточно доходным товаром оказались. Так что и над расширением китобоев Данило работал не меньше, чем над другими проектами.

Ну и как тут об обидах какого-то фогта думать?

Кормщик Иван – старший сын Данилы – с детства любил широкие водные просторы и с той же поры мечтал водить по ним корабли. Вот только отец был этому против, а видел сына либо приказчиком, либо дьяком. Но Иван не Семён, не лежала его душа к чернильной работе. Хотя грамоте выучился, ибо хорошему кормщику грамота завсегда нужна.

Потом наступили тяжкие времена. Пока отец на северах скрывался, Иван, как старший, за семью отвечал. Спасибо дядьке Сильвестру, устроил возле себя младшим писарем. Работы Иван не чурался, но и дело ведал без души. А когда отец, наконец, вернулся, то состоялся у них долгий разговор, после которого и изменилась жизнь парня. Сбылась его детсвка мечта.

Правда первое время хаживал он простым мореходом: работал с парусом, стоял на руле. А потом в их жизнь ворвался князь со своими идеями. И дядька Сильвестр и батька как-то разом ему поверили, а потом он не раз слыхал, как оба уважаемых им человека восхищались княжеским умом и приговаривали, что "князь словно наш университет оканчивал". Дивился парень таким речам, но вида не подавал. Да и не до того ему было.

Однажды в церкви остановились его глаза на девчонке в коротком тулупчике и темном платочке. А когда их взгляды встретились, сердце у парня забилось по-особенному. Ибо глаза незнакомки были голубые и бездонные, как море, такие, что Иван просто утонул в них.

И когда из церкви вышел, то само собой получилось, что понесло его вслед за той девчонкой. Так и проводил её, не приближаясь, до самой гончарной мастерской, куда она и прошмыгнула, напоследок стрельнув озорным взглядом в сторону Ивана.

В общем, пропал парень.

Ему бы о сватах просить, а тут отец, как назло, с учёбой пристал. Ну какая учёба ему? С мальками сидеть – позора не оберёшься. Однако батька, когда надо было, мог найти весьма "весомые" аргументы. Так что потащился Иван в училище и только потом понял, что не зря его сюда чуть ли не силком гнали. Много нового узнал о морском деле, да и на корабль по окончании срока ступил уже не мореходом простым, а помощником кормщика.

Нет, на корсарские корабли его душа не лежала, так что стал он водить торговые лодьи по всему морю Варяжскому. А потом, когда отец в Холмогоры перебрался, переехал и туда, забрав с собой молодую жену. Потому как не упустил он свою голубоглазку…

В этот раз Иван возвращался из похода в Нидарос на головной шхуне. Головной из-за того, что торговый представитель компании почему-то облюбовал его корабль. Впрочем, Ефим, кормщик на второй шхуне, был вовсе не против подобного. Прав у этого представителя было, на взгляд мореходов, многовато, хотя в управление кораблём им лезть запрещалось строго-настрого. Но известно ведь, что облечённый властью завсегда найдёт, как на бедном человеке отыграться. А с Иваном не забалуешь – он ведь сынок главного приказчика и одного из пайщиков был. Тут ещё неизвестно, кто кому "весёлую" жизнь устроит. Так что мужики подобному выбору только радовались.

Само же плавание прошло успешно: расторговались отлично, штормов по пути почти не было. Опасный водоворот оба раза прошли стороной, молитвой отгоняя звуки, издаваемые им. А ведь в хорошую погоду да при западном ветре они были слышны на все три мили от побережья. Ох, не дай господь попасть в пасть этого монстра, когда море вокруг вдруг превращается в лабиринт водоворотов с непредсказуемым течением, выгрести из которого мало кому удавалось. Наоборот, любое судно, попавшее туда, здорово рисковало быть разбитым о камни. А русичам это надо? Потому-то, приближаясь к островам, они и забирали мористее.

В общем, плавание шло обдыденно, но только до той поры, пока корабли не обогнули северный мыс, и к ним от берега стремительно не ринулись три чужих корабля. Их длинные нескладные корпуса сильно било на зыби, а вёсла, казалось, вот-вот поломаются на изгибах.

– Быстро гребут, – вздохнул торговый представитель, выбежавший на палубу вместе с Иваном. – Видать не к добру.

– Три шнеки полные людей. И верно, не к добру. – согласился Иван, приложив ладонь ко лбу и всматриваясь вдаль. – Солнышко вон как на их доспехах играет. А у нас и пушечки никакой завалящей нет. Да и команды малые. Сомнут, коли до абордажа доведём.

– И что делать будем? – здорово обеспокоился представитель.

– Да повернём сейчас в море и поглядим, как долго эти рыбоеды за нами гнаться будут. Они же привыкли, что кочи наши круто к ветру ходить не могут, вот и устроим им сюрприз.

И верно, когда шхуны, дождавшись, чтобы шнекки более-менее приблизились, вдруг взяли круто к ветру и стали спокойно удаляться от преследователей, с тех раздался громкий вопль разочарования. Быстро сообразив, что дальнейшая погоня при новых раскладах бесполезна, норвежцы ловко развернули свои посудины и удручённые неудачей погребли к берегу.

Когда же вернувшись в Холмогоры Иван рассказал о произошедшем отцу, тот обеспокоенно вскочил со стула и заходил по горнице, скрипя половицами.

– И Агафон жаловался, что его лодья с товарами до сей поры не пришла. Видать не перехватили её, как и вас, да более успешно. Это что же получается: норвеги по пути ляхов пойти решили? Ох, не ко времени сие.

– А мне сдаётся, – задумчиво вставил Иван, – что это не все норвеги решили, а лишь фогт Вардегуза. Обидно ему, что мы мимо него нынче плывём.

– Так плывём-то ты да я да мы с тобой, остальные-то по привычке у него в порту торгуются.

– А всё одно обидно. Лучший товар, получается, мимо рук проходит. Да и ганзейцы, возможно, постарались. Помнишь, как они в Нидаросе нас видеть не желали?

– Помню.

– А пиратство для немцев дело привычное.

– То понятно. А ты, стало быть, хочешь корабли пушками вооружить?

– Хотелось бы. А то у них на каждой шнекке человек по сорок. А вдруг безветрие! На вёслах с ними тягаться не стоит – догонят однозначно.

– Да понятно всё, – вздохнул Данило. – Вот только придётся опять князю письмо писать. А ведь только вчера гонца отправил. Что же этому барану напыщенному не сидится просто так? Ведь всё же хорошо было. И, главное, где столько людишек набрал?