Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

8 ноября во время обеда Черчилль сообщил де Голлю о высадках (о которых де Голль уже знал). Однако Черчилль, верный своему майскому обещанию сохранить Мадагаскар для французов, передал управление островом Свободной Франции. Американцы, к огорчению Черчилля – и, особенно, Идена, – продолжали игнорировать де Голля. Более того, обнаружив Дарлана в Алжире, они начали активно обхаживать его. Рано утром 9 ноября Эйзенхауэр посадил Марка Кларка и генерала Жиро на разные самолеты до Алжира в надежде, что Кларк убедит Дарлана передать свой флот союзникам, а Жиро уговорит вишистов сложить оружие. Дарлан не смог отказать Кларку, когда американец появился на его вилле. А командующие Виши в Оране проигнорировали Жиро; они принесли присягу верности Петену. Учитывая, что де Голля игнорировали американцы и ненавидели вишисты, только Дарлан и оставался возможным миротворцем. Он был наихудшим из всех возможных вариантов[1445].

9 ноября немцы предложили Петену отправить людей и самолеты в Тунис для того, чтобы «помочь» Виши защитить свою суверенную территорию. У Петена не было иного выбора, кроме как оказать эту «услугу». Первые немцы прибыли в Тунис по воздуху в тот же вечер, и следом за ними – эскадрильи «Штук» и «Мессершмиттов». Затем, морем, пришли танки Mk-IV – 25-тонные рабочие лошадки немецкой армии, вооруженные 75-миллиметровыми орудиями, более смертоносные, чем любой американский или британский танк, и управляемые опытными экипажами, которые приобрели опыт на Русском фронте. Морем пришла и тяжелая артиллерия – немецкие 88-миллиметровые зенитные орудия, самые смертоносные из существующих полевых орудий[1446].

На марокканском побережье, где войска Паттона высадились в трех местах – Сафи, Федале и Мехдии, – погода и десантные суда причинили столько же беспокойства, сколько противник. Море, на котором в течение недели бушевал шторм, успокоилось за несколько часов до высадки, но не окончательно Первый урок, полученный прежде, чем десант высадился на берег, заключался в том, что американские десантные суда того времени – «боты Хиггинса» – безнадежно устарели. Они были сделаны из фанеры, не имели носовой аппарели, и при высадке солдаты просто перепрыгивали через борт. Десятки американцев утонули, прыгая в бурные воды; Паттон вытянул по крайней мере одно тело из прибоя. Танки и грузовики сметало с хлипких плоскодонных барж. Уклонившись от встречи с противником и не потеряв ни одного корабля на океанских просторах, Паттон потерял больше танков и грузовиков во время высадки, чем за день боя с защитниками[1447].

У войск Паттона было пять часов, чтобы совершить высадку в темноте, не привлекая внимания. Американский военный историк Сэмюэл Элиот Морисон, офицер на одном из крейсеров прикрытия, написал, что ночь была тихой, не было видно ни огонька, африканский берег был «укутан облаками и безмолствовал». Бриз доносил с берега «запах горящих угольев и иссушенной жаром травы». Прошел час, за ним другой. Затем луч французского прожектора скользнул в сторону моря. За несколько минут дюжины французских военных кораблей – эсминцы, крейсер и подводные лодки – пошли в наступление на флот союзников. Американский адмирал Кент Хьюит подал условный сигнал к началу наступления: «Мяч в игре!» И началось! Затрещали пулеметы, загрохотала тяжелая артиллерия, ослепительные вспышки орудийных залпов осветили небо. B течение нескольких часов новый французский линкор Jean Bart, еще не полностью, но способный использовать свои 15-дюймовые пушки, вел ожесточенный бой с американским линкором «Массачусетс». К концу дня Jean Bart превратился в обгоревшую развалину, а семь французских военных кораблей вместе с тремя французскими подводными лодками и тысячями французских моряков покоились на дне Атлантического океана. Джордж Паттон наблюдал за ходом сражения c палубы американского корабля Augusta; десантное судно, на котором Паттон должен был добраться до берега, разнесло в щепки ударной волной от выстрела орудий Augusta. Эйзенхауэр не знал, что происходит в Марокко. У него прервалась связь с Паттоном и флотом, когда ударные волны от выстрелов тяжелых орудий «Augusta» вывели из строя еще и все радиооборудование[1448].

Войска Виши устроили «горячий» прием сошедшим на берег 34 тысячам солдат Паттона; сопротивление было отчасти спровоцировано решением Рузвельта обратиться к французским вишистам в Марокко за несколько часов до высадки Паттона на побережье: «Мы пришли разбить и изгнать ваших врагов. Верьте нашим словам… Мы заверяем вас в том, что, как только угроза вам со стороны Германии и Италии будет ликвидирована, мы тотчас же покинем вашу территорию», тем самым дав защитникам время на подготовку. В Рабате генерал-губернатор Огюст Поль Ноге – на кону была его честь – приказал атаковать захватчиков. Под командованием Ноге в протекторате находилось по крайней мере 60 тысяч человек, включая несколько сотен летчиков-истребителей. K счастью для солдат Паттона, французские летчики, прибывшие на побережье Федалы, не были лучшими кадрами вишистских военно-воздушных сил и не нанесли никакого урона союзникам, промахнувшись мимо места высадки. Самолеты военно-морских сил Соединенных Штатов и некоторые зенитные орудия Паттона обрушили всю мощь на авиацию Виши. На поле боя царил полнейший хаос. Любопытные арабы бродили среди руин, а неопытные американские солдаты стреляли при каждом шорохе, те, кто потерял оружие при высадке, прятались за деревьями. Некоторые войска оснастили новым оружием. Алан Брук присутствовал в июне на испытаниях этого нового оружия, которое американцы назвали базукой. Первый выстрел из базуки по французскому танку, произведенный в порыве гнева, прошел мимо цели и сразил ближайшее рядом дерево. Связь между танками Паттона отсутствовала – батареи сели еще во время путешествия по морю. Войска связи были в полном замешательстве. Согласно плану Паттон должен был занять Касабланку с согласия горожан, а не завоевывать город, по той простой причине, что мог оказаться не в состоянии захватить город, если силы Виши окажут серьезное сопротивление неопытным американцам. Учитывая это, Черчилль предупредил Рузвельта: «Первая победа, которую нам нужно одержать, состоит в том, чтобы избежать боя». Но к полудню 8 ноября Паттон находился в самой гуще кровопролитного боя, и все шло не по его плану[1449].

На следующий день Эйзенхауэр, отчаянно пытаясь переманить Дарлана на сторону союзников, открыл для себя факт, давно известный Черчиллю: «Французы всегда прикрывали законом любые предпринятые ими действия». Французские генералы, написал позже Эйзенхауэр, представили свою капитуляцию в 1940 году как «акт повиновения преданных солдат законным приказам своего гражданского командования». Честь таким образом была сохранена. Черчилль, рассказывая парламенту о переговорах с Дарланом, прямо сказал: «Всемогущий Господь в Своей бесконечной мудрости не посчитал нужным создать французов по образу и подобию англичан». Стремление французов найти законное оправдание – «эта особая форма французского менталитета» – проистекала из веры в то, что «непрерывная цепь законных приказов» избавляет тех, кто находится в этой цепи, от любых взаимных обвинений. Петен занимает главенствующее положение, и настолько сильно среди французов это легалистическое мышление, сказал Черчилль парламенту, что «если бы адмиралу Дарлану пришлось застрелить маршала Петена, то он, без сомнения, сделал бы это от имени маршала Петена»[1450].

10 ноября, до того как Паттон перенес сражение на улицы Касабланки, адмирал Дарлан отдал приказ о прекращении огня на всем театре военных действий. Петен, используя свою власть, немедленно отменил приказ и уволил Дарлана[1451].