Князь Святослав II - Виктор Поротников

Красиво славит Боян Ярослава Мудрого, но только после брата его Мстислава. Мстислав у Бояна всюду на первом месте: и храбрец отменный, и на милость щедр, и на злобу не памятлив. Ярослав Мудрый при Мстиславе выглядит более советником, нежели равноправным правителем.

Изяслав видел, с каким удовольствием внимают Бояну бояре черниговские и брат его Святослав. Понимают, что скоро и про них сложит Боян славную песнь, не обеднела ратными людьми черниговская земля.

«Святослав по отцу Ярославович, как и я. А тянется он душой к памяти и славе дяди нашего Мстислава», - размышлял Изяслав, откинувшись на спинку стула.

Оно и понятно: память о Мстиславе будет жить в Чернигове вечно. Мстислав поставил этот город на Десне вровень с Киевом, построил здесь великолепный Спасо-Преображенский собор, где и обрел после смерти последнее пристанище.

Дружинники-варяги после кончины Ярослава Мудрого почти все перебрались к Святославу в Чернигов, не считая Шимона и Торстейна, которые ушли ко Всеволоду в Переяславль.

Варяги всегда были в чести у Святослава. Вот и на этом пиру по правую руку от черниговского князя сидит свей Инегельд. Что и говорить, отличился он в битве с половцами! Такой витязь и Изяславу пригодился бы. На почетных местах сидят и белобрысый Руальд с раскрасневшимся от вина лицом, и длинноволосый невозмутимый Регнвальд, женатый на дочери боярина Веремуда. Тут же и задира Фрелаф, и огненно-рыжий Иллуге, бежавший за какие-то грехи от короля норвежского, и угрюмый Сигурд из страны данов. Все отъявленные сорвиголовы, хваткие до злата и жадные до сечи, но Святославу такие всегда были по сердцу. Потому и дружина у него не чета киевской!

Совсем испортилось настроение у Изяслава от таких мыслей.

Получается, что как старший брат он удостоился лишь чести занимать стол киевский. Лучшие отцовские дружинники ушли от него к Святославу и Всеволоду, видать, не ждут от Изяслава ратных подвигов и желанной добычи. Супруга во всем мужу перечит, только и слушает, что ей польские вельможи нашепчут. Глядя на братьев, Изяслава и тут зависть берет.

Всеволод со своей женой живет в любви и согласии. Анастасия родила ему двух дочерей-красавиц и сына смышленого.

Святослав, хоть и потерял не в срок первую жену, зато Бог послал ему четырех сыновей как на подбор и дочь пригожую. Вторая жена ему еще сына родила и сколь еще родит - молода. Ну, а не родит, не велика беда. Святославу и без того есть на кого удел свой оставить. Ода же до чего мила и мужу послушна, сыновья со Святославом почтительны, бояре слова наперекор не молвят, а с епископом Гермогеном Святослав и вовсе не считается. Истинный самовластец!

У Изяслава одна радость - его младший сын Ярополк. Шестнадцать лет недавно исполнилось. По красоте нет ему равных среди сверстников. Нрав у Ярополка кроткий, сердце отзывчивое, и, главное, тянется он больше к отцу, а не к матери в отличие от старших братьев своих. Те полностью подпали под влияние Гертруды.

Старший сын Мстислав на брани резв, но вместе с тем и жесток до того, что иной злодей перекрестится, на его зверства глядя. Не может понять Изяслав, в кого его старший таким уродился. Не иначе, в родню с материнской стороны, а может, и в саму Гертруду. Ей бы порты мужские да меч в рученьки белые, пролила бы она кровушки христианской!

Средний сын Святополк увалень увальнем. Ни слова сказать, ни шагу ступить без совета не смеет. И главная советчица Святополка - мать. Ее речами говорит, ее головой мыслит. Когда же пришла пора Святополку стать мужчиной, Гертруда сама сыночку девицу для постельных утех подыскала из своих служанок-полек. Изяслав тут поделать ничего не мог. Спорить с женой бесполезно, лучше уступить ей старших сыновей, лишь бы она оставила в покое младшего, не настраивала Ярополка против отца.

Дочерей от Гертруды Изяслав уже не ждал, какие дочери в ее-то тридцать восемь лет.

Всеволод слывет образованным человеком, любой посол иноземный о нем слышал. Еще бы, родственник византийских императоров! Греки с дарами постоянно пороги обивают в Переяславле. Так бы польский князь Изяслава почитал. Но от родичей Гертруды даров не дождешься, те сами норовят урвать что-нибудь. Святослава знают в Царьграде и Европе как воинственного князя, потому и шлют к нему послов император византийский и король германский в обход киевского князя, чем попрекает Изяслава Гертруда. Вот и выходит, что лишь богатством превосходит Изяслав своих братьев, а они его удалью воинской, умом и размахом в делах. При эдаком превосходстве они скоро и златом-серебром превзойдут князя киевского, ведь честолюбия не занимать ни Святославу, ни Всеволоду.

Ода

(1066) 3 февраля умер Ростислав в Тмутаракани.

Зимовал в Чернигове фряжский[69] купец Джованни Брага. Был он частым гостем в тереме черниговского князя. Святослав любил послушать вечерами рассказы знающих людей про заморские страны, про обычаи тамошние. Брага за свою жизнь повидал немало городов и земель, сам же был родом из города Генуи.

Проявила интерес к торговому гостю и Ода, когда узнала, что собирается Брага по весне идти донским путем на юг к Тмутаракани и дальше, до Царьграда. Задумала княгиня передать через купца послание Ростиславу, упредить любимого, что опять исполняется на него ее супруг.

Написала Ода грамотку, где о грозящей опасности было всего три строчки, а далее княгиня все свои муки сердечные описала и молила Ростислава внять ее совету - повиниться перед Изяславом, взять удел, какой даст ему киевский князь, а там что Бог приведет. Ведь Изяслав не вечен.

Внимание молодой княгини льстило падкому на женщин генуэзцу. Он постарался произвести впечатление богатством своих одежд и изысканностью манер. Разговаривал с Одой генуэзец только на немецком языке, который знал гораздо лучше русского.

Накануне Рождественского поста[70] Джованни Брага преподнес Оде золотой перстень с сапфиром, а на Крещение Господне[71] - золотой браслет подарил. Ода в знак своего расположения позволяла генуэзцу целовать свою руку, когда они были одни. Но не ведала Ода, что любвеобильный купец жаждет большего. По наивности своей Ода думала, что пленила черноглазого генуэзца своими чарами и тот готов на все ради нее. Этого она и добивалась исподволь и с неустанной настойчивостью. Однако Ода не учла, что затеяла любовную игру не с юношей, но с сорокалетним мужчиной, уже вкусившим греховного плода. Она и не догадывалась, что Брага, за свою жизнь совративший немало жен, дал себе слово к весне «отпереть восхитительные врата русской княгини своим чудо-ключом». Многочисленные любовные победы сделали генуэзца необычайно самоуверенным.

Однажды Ода отправилась верхом на прогулку, взяв с собой Брагу.

Февраль был на исходе. Снег по обочинам дороги потемнел и осел под лучами пригревавшего по-весеннему солнца. На проталинах желтела прошлогодняя трава.

Княгиня и генуэзец свернули с широкой дороги в узкую сосновую просеку и поехали медленным шагом под стрекот растревоженных сорок.

Ода решила наконец посвятить генуэзца в свою тайну.

Она сказала Браге про письмо, скользь намекнув о своих отношениях с Ростиславом. К ее удивлению, генуэзец вместо безоговорочной готовности передать свиток прямо в руки Ростиславу заговорил о цене, словно речь шла о какой-то сделке. Причем он намекнул, что цена за такую услугу должна быть немалая. По глазам генуэзца Ода догадалась, на что именно тот намекает, но притворилась глупышкой, желая поставить собеседника в неловкое положение.

- Конечно, дорогой Джованни, я щедро тебя вознагражу серебром и мехами, - сказала Ода. - Какие меха ты предпочитаешь? Беличьи? Куньи?

- Я предпочитаю мехам любовные ласки моей княгини, - с лукавой улыбкой промолвил Брага.

Щеки Оды вспыхнули. Она резко натянула поводья и остановила коня.

- Ты забываешь, кто перед тобой, торгаш! - воскликнула Ода и замахнулась плетью на генуэзца. - Это тебе за дерзость!

Плеть свистнула в воздухе, но Брага, заслонившись рукой, ловко поймал конец кнутовища.

- Полегче, княгиня, - серьезно предупредил генуэзец, - а то твой вспыльчивый супруг сегодня же узнает про любовное послание Ростиславу.

Ода даже смутилась от такой наглости. Как она ошиблась в Браге! Кто бы мог подумать, что у такого благородного на вид человека такая черная душа!

- Отныне я поверенный в твою тайну, милая княгиня, - с улыбкой превосходства сказал Брага, - поэтому меня нужно не бить, а лелеять.

Ода рванула плеть, с каким бы удовольствием она исполосовала наглое лицо генуэзца. Брага крепко держал кнут.