Пьесы. Для детей и подростков - Эдуард Гайдай

ГАБЕН. Что-то я не замечал.

МАРЛЕН. Ну конечно! Ты не читал Хемнгуэя, не слышал Френка Синатру или Эдит Пиаф, не видел…

ГАБЕН. Хватит!!!

Господи, ещё и Пиаф…

МАРЛЕН. Что тут такого? Это… это просто мои друзья, Жан… У меня много друзей. Они талантливы, я их… по-своему люблю и ими восхищаюсь…

ГАБЕН. Нет. Ты не виновата, нет. Я прекрасно понимаю тебя, Марлен. Ты не сможешь измениться при всём желании. Нет, ma grande, не сможешь. Я понимаю, потому что я тоже артист.

Ты не сможешь не гореть и не влюбляться, потому что ты для этого создана. В этом твоё счастье и твоя беда.

Но, и ты пойми – я так жить не смогу! Я не хочу всю жизнь страдать. Я не смогу ходить за тобой тенью, как твой Руди, и радоваться редким моментам уделённого ему внимания, как собака брошенной косточке…

МАРЛЕН. Всё не так! Руди давно живёт своей жизнью, и он счастлив!

ГАБЕН. Думаешь, он сам выбрал себе такое счастье?

МАРЛЕН. Господи! С тобой невозможно говорить! Ты ревнуешь меня ко всему живому! Ты просто сумасшедший Отелло! Жан! Я же люблю тебя! Тебя, пойми! Почему ты наказываешь меня за прошлое! Ну как, откуда я могла знать заранее, что встречу тебя!

ГАБЕН. Так, любовь моя, всё так… Прости. Прости меня, ma grande, поверь, мне тоже очень больно…

МАРЛЕН. Жан…

Обнимаются.

ГАБЕН. Прости… И прощай.

Уходит.

МАРЛЕН. Жан!!! Нет… не оставляй меня, пожалуйста… не оставляй меня, Жан… За что, боже мой! За что…

Гром аплодисментов.

ГОЛОС. Дамы и господа! Неподражаемая Марлен Дитрих! Загадка века, волшебница без возраста! Её имя вначале звучит как ласка, а заканчивается как щёлканье бича. Её красота не нуждается в восхвалении, она сама поёт о себе! Её сердечная теплота столь же велика и необъятна, как элегантность, вкус и стиль. От блёсток «Голубого ангела» до смокинга «Марокко», от неказистого платья обесчещенной до пышных перьев «Шанхайского экспресса», от бриллиантов «Желания» до американской военной формы, от порта к порту, от рифа к рифу, от мола к молу носится на всех парусах фрегат, Жар-птица, легенда-чудо – Марлен Дитрих! Встречайте, господа!

12 песня. Письмо Жану Габену.

Приходит ночь,И я одна.Я знаю точно —НикогдаНикто на свете так не ждал,Как я, любимый, жду тебя.

Погасла лампа,Дождь стеной.Ты где-то там,Желанный мой.О, если б вместе были мы,Я б дождь любила всей душой.

Теперь,нам невозможно жить, друг друга не любя.За дверья выставляю всё, что было до тебя.Поверь,лишь за тебя судьбе молюсь день ото дня,Разлуку горькую кляня.

Мой рай!Небесный рай ты в этом мире для меня!Пускайлетит душа к тебе, желанием горя!Ты знай —лишь за тебя судьбе молюсь день ото дня,Живу я только для тебя.

Ищу во тьмеТвои глаза,А по щекеБежит слеза.Мне не вздохнуть, мне не уснуть.В душе и за окном гроза.

Я замерзаюИ горю,Я заклинаюИ молю:Вернись скорее, ангел мой,Вернись, я так тебя люблю!

Теперь,нам невозможно жить, друг друга не любя!За дверья выставляю всё, что было до тебя!Поверь,лишь за тебя судьбе молюсь день ото дня,Разлуку горькую кляня.

13. Сон

За большим столом сидят Руди, фон Штернберг, Ремарк, Габен, Пиаф, Хемингуэй.

Марлен перед всеми расставляет тарелки и раскладывает столовые приборы.

РУДИ. Что мне всегда ужасно нравилось в моей Марлен, так это её замечательная стряпня. Вы знаете, господа, моя супруга очень любит готовить. И у неё к этому делу просто прирожденный талант.

РЕМАРК. Тебе просто очень повезло с супругой.

РУДИ. Да уж…

ШТЕРНБЕРГ. У неё, видимо, ко всему прирождённый талант.

ПИАФ. Ох, уж мне эти мужчины! Все мысли только о еде!

ХЕМИНГУЭЙ. Да что вы говорите! А как же политика, мадам? Я слышал, что у мужчин все мысли только о политике. А ещё о женщинах и спорте, охоте и рыбалке. Выходит, довольно большое разнообразие, разве нет?

ПИАФ. Да, но все это только после еды! Вы, мужчины, конечно, можете не соглашаться, но нам это лучше видно со стороны, господин… пардон…

ХЕМИНГУЭЙ. Хэмингуэй. Эрнест. Миллер.

ПИАФ. Очень приятно. У нас во Франции тоже любят давать кучу имён. В жизни не запомнишь.

ХЕМИНГУЭЙ. Но, из ваших имен я слышал только одно. Ведь вы – Эдит Пиаф, не так ли?

ПИАФ. Эдит Джованна Гассион, если вам интересно.

Марлен, тебе помочь?

МАРЛЕН. Нет-нет, воробушек, не надо. Сиди, милая, я сама… Господи, друзья мои, вы не представляете, как я рада! Я всегда так мечтала собрать вас всех вместе!

Джо, милый, спасибо, что ты тоже пришёл. Я так по тебе скучала!

Жан, а ты почему опять такой хмурый? Всё дуешься, как маленький ребёнок. А ведь я так люблю, когда ты весёлый. Вот смотри, Бони, улыбается.

Бони, скажи ему, что любовь – это смех и радость, а не клетка и упрёки. Помнишь? Я помню. Я всё помню.

(Хемингуэю.) ПапА, мой любимый папА, ты не против, если я сегодня буду тебя называть, как привыкла. Здесь ведь все свои. Самые родные. Самые близкие.

(Пиаф.) Воробушек мой, не вздумай отказываться от еды. Сегодня я хочу всех накормить. Всех, всех! Сегодня вы все – мои детки, а я ваша мама. Голодным никого не отпущу, понятно? Я отвечаю за то, чтобы все были сыты, здоровы. И чтобы у всех было хорошее настроение. Поверьте, я очень старалась!

ГАБЕН. Да. Мы в ответе за всех, кого приручили…

Что вы на меня так смотрите?.. Господи, да нет здесь никакого Экзюпери! Я просто процитировал.

ШТЕРНБЕРГ. Не смешно.

ГАБЕН. А я и не смешил.

РУДИ. Ой, а в том кино про машиниста – помните? – наш месье Жан Габен местами был очень даже смешон. Правда! Я просто хохотал.

РЕМАРК. Я давно заметил, что у тебя странное чувство юмора, дорогой Руди.

РУДИ. Да? Ну, мне, конечно, трудно соревноваться с великими писателями-поэтами, дорогой Бони-Ремарк! Мне просто столько не выпить…

ПИАФ. Да уж, весёлая компания собралась.

МАРЛЕН. Ради бога, перестаньте! Прекратите немедленно! Ну почему, почему вы всё время ссоритесь? Вы же все такие умные, такие образованные! Вы же все гениальные люди! Лучшие из лучших! Почему вы не можете просто любить друг друга, как я вас люблю! Всей душой, всем сердцем, без корысти и зависти, без ревности и ненависти. Каждой клеточкой своей, без остатка! Что вам мешает? Ну, посмотрите же на меня! Прислушайтесь ко мне! Неужели вы не видите, что я всех вас просто люблю!

Люблю! Люблю!! Люб-лю!!!

К концу монолога все исчезают вместе со столом. Марлен оказывается одна.

14. Финал. Одна

Марлен Дитрих

МАРЛЕН. Потери означают одиночество.

Болит душа, когда невозможно больше поднять трубку, чтобы услышать голос, по которому тоскуешь. Мне не хватает моих друзей…

Мне не хватает Хемингуэя, его юмора, вселяющего бодрость. Мне не хватает его советов, сдобренных шутками, его пожелания доброй ночи. Я всё ещё слышу его голос. Я не могу смириться с его потерей… Кажется, если бы я в тот момент была рядом, не случилось бы этого ужасного непонятного самоубийства…

Каждый день снова и снова я поражаюсь силе и живучести, которыми обладает горе. Увы, время исцеляет не все раны. А шрамы болят точно также, как сами раны, даже по прошествии многих лет.

На сочувствие других не следует рассчитывать. Можно обойтись и без них. Это так, верьте мне.

Но остаётся одиночество.

Можно заполнить пустоту, как заполняют пустой дом. Но нельзя заменить присутствие человека, который был в этом доме и давал смысл жизни. Также и с душой.

От одинокости можно ускользнуть, от одиночества – нет.

Я – легенда. Я – звезда. Я – кинодива… Говорят, что все об этом мечтают. Во всяком случае, многие.

Это хорошо, что люди мечтают. Я – легенда, я – звезда. Я парю над землёй и у меня над головой нимб. И вся жизнь – сплошное счастье…

Я бы тоже хотела так помечтать…

Ещё говорят, что я погубила много мужчин. Не знаю. Возможно, они тоже мечтали о том, чего не бывает на самом деле, и реальность их разочаровала. Во всяком случае, всё, что я делала в жизни, я делала искренне, от души…

Теперь я очень боюсь разочаровывать тех, кто мечтает. Моя легенда – моя ответственность. Я и мои друзья создавали её всю жизнь. Теперь она принадлежит миру, и я не имею права её разрушить.

Прекрасная и легендарная Марлен Дитрих должна остаться прекрасной навечно, иначе разрушится мечта. Растает сказка.

Моя легенда – моя тюрьма.

Жан Кокто сказал однажды, что моё одиночество избрано мною самой. Он был прав. Я заставляю себя терпеть его, и это нелёгкий удел.

Конец ознакомительного фрагмента.