Миссия пролетариата - Александр Секацкий

Мы, стало быть, можем окончательно сформулировать уже так или иначе знакомый нам парадокс. Пролетариат умен не своими взглядами, суммированными в теоретическую схему, а своей осознанной вовлеченностью в полноту бытия – и в этом качестве он умнее, чем любой цех ученых в своих теориях-схемах. Автор «Философии общего дела» с горечью вменяет науке неспособность осуществить собственное самоопределение. Суть обвинений в адрес совокупного ученого такова: «Умная голова дураку досталась». В результате нескончаемые усилия хитрости разума рассеяны в разрозненных объективациях и эффективно работают лишь там, где действует директива господствующего класса, буржуазии, то есть в производстве безделушек.

Отсюда вытекает второе необходимое преобразование – всеобщая мобилизация. Негативным образом она означает отмену директивы буржуазии, снятие санкции стяжательства с производства и обмена вещей. Прекращение суеты вокруг безделушек дарует истинную свободу, а сверхзадача в конечном счете состоит в том, чтобы взять на себя всю полноту ответственности за бытие в мире. Планетарный масштаб миссии пролетариата возможен лишь в случае прекращения розни и прекращения распыления воли. Пусть даже совокупная активность уступит той, которую способна мобилизовать частная собственность, но сила воздействия в сознательно избранном направлении превзойдет любой результат нейтрализации и суммирования воль. И здесь, в этом целенаправленном усилии, перепроверяется и переучреждается сфера Gegenstanden. Некоторые из установлений, казавшихся прочными, как само естество, на поверку оказываются предрассудками и всего лишь конвенциями, иные оказывают отчаянное сопротивление, а некоторые – непреодолимое сопротивление. Но даже те предметы, которые не удается растворить в активности воли, даже они обретают иные очертания. Иными словами, учреждается новая тематизация мира – и это сверхзадача революции. Пересмотр границ хороших форм затем надолго обеспечивает работой специалистов: им будет чем заниматься в остывающей Вселенной.

Свершившаяся революция заново посылает в командировку своих сыновей и дочерей. Они не сразу забудут отчий наказ. Но если забвение бытия произойдет, оно начнется с потускнения миссии.

Очерк 3

Пролетариат и смерть

Едва ли не важнейшей задачей, по мысли Николая Федорова, является противодействие разрушительной работе смерти – обуздание смертоносного начала самой природы и утверждение собирания в противодействие розни. Пролетарская воля, как воля самого решительного и вместе с тем самого ответственного субъекта истории, включила в себя этот тезис Федорова как свою собственную безусловную максиму, и если борьба пролетариата с классовыми врагами достаточно полно отражена в различных источниках, если усилия по преодолению отчуждения, по преодолению износа, амортизации деятельного, субъектного начала получили свое признание, то вызов, брошенный смерти, и история этого недолгого, но бесстрашного и поучительного противостояния не только не рассмотрены в своих значимых моментах, но, по существу, даже и не тематизированы. Теперь мы попробуем восполнить эту досадную лакуну в славной истории пролетариата.

Особого внимания заслуживает ряд эпизодов, некогда потрясших европейское человечество, затем прочно забытых на целое столетие, но восстановленных вскоре после Октябрьской революции и положивших начало новому исследовательскому направлению в физиологии, точнее говоря, в естествознании. Или, еще точнее, в естествоиспытании – пожалуй, именно так следовало бы назвать теоретическую и практическую борьбу пролетариата против безжалостного естества и его самой вредной, самой пагубной привычки – смерти.

История, во всяком случае ее фактографическая часть, началась с получивших широкую известность опытов Гальвани[59] с так называемым животным магнетизмом. Главным подопытным животным Гальвани была лягушка; под влиянием электрического заряда умертвленная лягушка дергала лапкой, и лапка, в зависимости от параметров тока, сокращалась с различной частотой и интенсивностью, подобный эффект наблюдался и на других мышечных соединениях. Соответствующим опытам суждено было войти в школьный курс физики как минимум на полтора столетия: они производили должное впечатление в качестве аргументов в пользу материализма, хотя, с другой стороны, впечатление носило несколько психотравматический характер.

Между тем Луиджи Гальвани в своих исследованиях не ограничивался лягушкой, среди его подопытных были и другие земноводные и рептилии (жаба, ящерица), а также некоторые млекопитающие – мыши, кошки, сурки… Ученик и последователь Гальвани Алессандро Вольта (1745–1827) расширил экспериментальную базу, включив в нее крупных млекопитающих – свиней и коров, они с тем же успехом демонстрировали сокращение мышц под влиянием электрического разряда. Исследовательские усилия Гальвани и Вольта не пропали даром, их имена были увековечены в явлении гальванизации и единице электрического напряжения.

Меньше повезло другому выдающемуся исследователю, тоже ученику Гальвани, по имени Джованни Альдини (1762–1834), хотя именно он открыл новую страницу сопротивления смертоносному началу природы. Альдини, судебный медик из Болоньи, включил в свои исследования и человеческие тела, а именно трупы заключенных, казненных по приговору суда. В сферу экспериментов ученого попали и обезглавленные тела, и отрубленные головы, но также и нерасчлененные трупы, которые, по всей видимости, приходилось выкупать, на что ученый тратил свои личные гонорары: всего лишь один из примеров беззаветного служения науке. Впрочем, гальванизируемые человеческие трупы в целом показывали ту же картину, что и тушки лягушек и свежеубиенные туши коров, но Альдини работал не покладая рук, добиваясь тонкой дифференциации движений. Результаты своих опытов ученый тщательно фиксировал.

Триумф исследовательской программы Дж. Альдини произошел в Лондоне 17 января 1803 года. В этот день имевший тогда уже европейскую известность ученый провел демонстрационный эксперимент с телом повешенного Джорджа Фостера. Меняя параметры тока – напряжение, силу, частоту, а также точки крепления электродов, Альдини продемонстрировал широкий спектр возможностей, открываемых гальванзацией трупа. При активировании лицевых нервов публика видела гримасы ужаса и боли, при гальванизации верхних конечностей Фостер вскидывал руки, вращал ими, сжимал и разжимал кисти; ученый, манипулируя электродами, извлекал из тела повешенного различные звуки, а палитра моторных реакций повешенного в ряде случаев превосходила возможности обычного живого тела: так, у Фостера шевелились волосы и двигались уши. Но особое впечатление на публику произвел своеобразный танец, который Джованни Альдини удавалось воспроизводить и в прежних экспериментах (правда, с обезглавленными трупами): Фостер кружился, поднимал ноги, совершая ряд узнаваемых танцевальных движений… Так описывали лондонские газеты этот впечатляющий Death Dance на следующий день. Несколько человек из публики упали в обморок.

Но это был и день краткосрочного триумфа новой, многообещающей науки, после которого, увы, наступила реакция. Шокированная общественность как по команде отвернулась от экспериментов отважного исследователя, и вскоре едва ли не самое перспективное направление естествознания погрузилось в полное забвение. Возможно, что одним из отголосков впечатляющих опытов стала сразу же получившая известность книга «Франкенштейн»: Гальвани и в особенности Джованни Альдини могут рассматриваться в качестве прототипов доктора Франкенштейна, а Джордж Фостер – в качестве прототипа еще более знаменитого монстра.

Между тем сам Альдини продолжал исследования до конца своих дней, их итогом стала вышедшая за год до смерти (1833) книга «Исследование биомеханики трупов». Она была издана в Болонье на итальянском языке, снабжена множеством иллюстраций и подробными описаниями опытов. Увы, шли годы, десятилетия, а работа так и не переводилась на другие языки – ученое сообщество встретило ее гробовым молчанием, продолжавшимся почти сто лет. Точнее говоря, восемьдесят восемь лет, до тех пор, пока в Петрограде в 1921 году не вышел русский перевод под редакцией и с предисловием Александра Богданова, одного из самых ярких и необычных умов ХХ столетия.

В сущности, Альдини описал общеизвестные вещи, прочно вошедшие в обиход естествознания задолго до публикации его удивительной книги. Автор говорит, что мышцы и сухожилия трупа, обесточенной, отключенной биологической машины, это обычные рычаги, вороты, передачи большого и сложного механизма – механизма, который в норме управляется с помощью нервных импульсов, уже, по мнению Гальвани, представляющих собой животное электричество: «К сожалению, сложный, но достаточно эффективный агрегат, именуемый человеческим телом, отличается одной неприятной особенностью – очень малым сроком эксплуатации, не превышающим три-четыре дня после смерти человека. За это время органическая машина непоправимо портится и разлагается, но в течение первых двух дней после смерти агрегат остается исключительно восприимчивым к электрическим импульсам – им можно управлять, если надлежащим образом изучить биомеханику трупа»[60].