Дороже жизни - Светлана Дениженко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дрозды. Все дело в них.
— Не понимаю, — Александр принял вертикальное положение и, сидя, задрал голову, посмотрел на высоту падения.
— И что тут непонятного?! — воскликнула Лика и тоже посмотрела вверх.
— Ого! — присвистнул Шут.
Пролетели они довольно приличное расстояние. Отделаться легкими ушибами при таком падении было нереальным везением.
Увидев неподдельное изумление друга, Анжелика уже гораздо спокойнее объяснила:
— Я заметила, что дрозд переносил меня в момент опасности, как бы спасал. Вот и подумала про него. Когда висела над пропастью, чего только в голову не приходило. Наши дрозды очень хотят жить, вот и нам помогли остаться целыми. Я, правда, не ожидала, что так получится, но очень надеялась, что мы не погибнем.
— Ну, ты, и экспериментаторша, — вытирая пот, только промолвил Александр и тут скривился от боли, потирая ушибленный локоть.
— Сашка! У нас получилось! Мы — живы! — рассмеялась Лика, едва не впадая в нервную истерику.
Шут тоже улыбнулся. Он встал, отряхнувшись, подошел к подруге, а потом, обхватив её руками, закружил. Временно они забыли о том, что находятся на самом дне ущелья и им предстоит еще подъем наверх. Когда немного пришли в себя, Александр решил поинтересоваться здоровьем подруги:
— Ты как? Что с коленками?
— Да, нормально все.
— Дай, посмотрю, — он усадил Анжелику на камни, а сам зарылся в рюкзаке в поиске аптечки.
— Саш, да ничего страшного. Так, ободралась немного.
— И не мудрено, кругом одни булыжники. Повезло еще, что не головой приложилась, — ворчал Александр, обрабатывая её коленки йодом. Лика почти не морщилась, наслаждаясь тем, что может чувствовать боль. Значит, живет и от этого становилось невозможно, почти безумно радостно на душе.
Выкарабкивались долго, а позже, пройдя подальше от места их падения, Александр почти замертво рухнул возле этого дуба.
— Немного отдохнем. Потом поищем место для ночлега, — сказал он, прикрывая глаза.
— Хорошо, — согласилась с ним Лика, но Шут уже не слышал, спал.
Анжелика, скорее всего, тоже задремала, так как временно вышла из реальности. Неожиданно послышался встревоженный детский голос.
— Лика! Лика, очнись!
Женщина открыла глаза, её кто-то продолжал настойчиво звать. Перед ней в воздухе завис полукруглый предмет, отдаленно напоминающий глазок веб-камеры и оттуда слышался голос. Анжелика ошиблась, он принадлежал не ребенку. Это оказалась искаженная речь ее друзей с планеты Лань.
— Лика, это я Люм. Вы в опасности! Нужно уходить!
— Люм? Но, что случилось?
— Вас заметили. Люди, вооруженные. Они идут к вам. Скорость сближения равна двум метрам в секунду…
— Люм, подожди! Откуда они идут, с какой стороны?
— Это Шелест, — после негромкого потрескивания прорвался голос второго друга, — Лика, вам надо уходить на восток или вернуться назад. Они идут с севера. С запада — горы, вы не пройдете… Да, лучше вернуться и переждать. Я сообщу.
— А почему нельзя на восток? — открыл глаза Александр и включился в диалог с друзьями.
— Можно, но там…, - связь прервалась также неожиданно, как и появилась. Глазок растворился в воздухе, словно его и не было.
Шут резко поднялся, оглядевшись, подхватил рюкзак:
— Что сказали твои друзья? Я услышал только конец разговора.
— С севера идет вооруженный отряд. Вроде бы они как-то нас с тобой заметили.
— Думаю, тут опять наши дрозды постарались. Наверное, не стоит их держать вместе. На, возьми! — протянул он дрозда, своего нацепил себе на шею, а амулет Конана спрятал глубже в рюкзак, — Идем на восток.
— Но там же… Шелест сказал.
— Он не успел ничего сказать — это раз! На споры нет времени — это два! Идем — это три! — Александр схватил Лику за руку и прежде, чем она успела что-то возразить, потянул за собой вглубь разросшихся деревьев. Разглядеть в вечерних сумерках — лесная это полоса или только небольшая роща, было почти невозможным. Лика решила не отнимать время возражениями и сомнениями. Она очень старалась не отставать и не спотыкаться от быстрого бега, чтобы не задерживать Александра. Надеясь на успех, они прорывались через высокую траву все дальше и дальше в растительные дебри. Ни о каком нормальном ночлеге теперь не могло быть и речи.
Глава 17
Солнце осторожно опускалось на волны, качалось в морской колыбели алым цветком. Егор неторопливо шлепал босыми ногами по песчаной косе, уходившей, казалось, за горизонт. Его светлые брюки, закатанные до колена, все-таки получали брызги от лизавших пятки волн, которые скрадывали следы, оставленные на песке. Перед Кружельниковым неожиданно выплыл из прошлого — светлый теплый день, где Егор еще мальчишка лет трех-четырех несется по песку вдоль моря и, радостно смеясь, повисает на руках отца. Тот поднимает его высоко-высоко, кружит у себя над головой и в глазах Кружельникова-старшего отражается небо.
— Дядя! Дядя! — Егора вывел из транса детский голосок.
Девчушка лет трех, рыженькая, словно солнышко, с синими-синими глазами, трепала его за штаны. Егор от неожиданности растерялся и не сразу сообразил, что он снова взрослый, а эта живая кукла в белых шортиках и синей маечке что-то требует от него.
Мужчина наклонился и, встретившись с серьезным не по годам взглядом, поинтересовался:
— Что тебе, кроха?
— Я не клоха. Я Мафа.
— Маша? — догадался он. Малышка кивнула в ответ. — Что тебе, Маша?
— Мятик! Уплыл, — показала она ручонкой в сторону моря, делясь с ним своей бедой, — А я плавать — не умею.
— Хочешь, чтобы я тебе его достал? — удивился Егор и вспомнил известный с детства стишок: "Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик…", — Да, попался дядя. Сейчас достану. Только ты посторожи мои вещи, хорошо?
— Холошо, — кивнула девочка, ожидая, пока он снимет рубашку и скинет брюки. Затем, села рядом с вещами Егора и принялась терпеливо ждать его возвращения.
Мячик отплыл довольно далеко, и Кружельникову пришлось сделать приличный заплыв. Когда он вышел из моря с мячиком в руках и наклонился к ребенку (чтобы отдать игрушку), то совсем не ожидал, что Маша с воплем радости повиснет у него на шее.
— Дядечка! Спасибо! — малышка обвила его цепкими ручонками, и выпрямился он уже с ношей на руках.
— А как тебя зовут? — спросила она, рассматривая его лучистыми глазенками.
— Егором.
— Егол, а у тебя есть дети?
— Нет, — ответил он с небольшим сожалением. Где-то глубоко в душе Кружельников иногда мечтал вот о такой, ну, или почти такой дочурке, что сейчас вертелась на его руках.
— А у меня нет папы. Совсем нет, — вдохнула кроха и предложила, — Давай длужить?
— Давай. А ты с кем тут отдыхаешь?
— С мамой. Мы из Москвы плиехали. А ты?
— А я из Петербурга. Была там?
— Не-а, — мотнула она головешкой и тут забеспокоилась, — Ой! Мама идет, селдитая…, но ты не бойся. Я скажу, что ты мой длуг и она не бует лугаться.
— И часто она у тебя ругается? — спросил Егор, проследив за взглядом девочки. Торопливым шагом к ним приближалась тоненькая невысокая женщина. Она была в большой белой панаме и коротком летнем платье, которое открывало его взору стройные загоревшие ноги светловолосой красавицы.
"Значит, давно уже здесь отдыхают" — отметил про себя Егор и прислушался к тому, что отвечает Маша.
— Нет, не часто. Мама доблая. Это я убежала без сплоса, вот она и селдится.
До женщины оставалось метров пять, когда Кружельников пошел с малышкой к ней навстречу, а потом опустил Машу на песок, и она побежала к маме.
Та присела перед дочкой и расставила руки в стороны, а потом захватила в объятья и нежно прижала к себе.
— Машка, милая! Как же ты напугала меня. С тобой все хорошо?
— Да.
— Никогда больше так не делай, слышишь?! Никогда! Я же чуть с ума не сошла, счастье мое!
— Ну, чего ты боялась? — малышка погладила мать по щеке, потом прижалась к ней и прошептала, — Я больше не буду.
Но Егор знал, что будет и, скорее всего, еще не один раз. Женщина успокоилась и, наконец, посмотрела на Егора.
— У вас красивая дочь, — сказал он первое, что пришло на ум.
— Спасибо, — ответила она, поднимаясь.
Девочку мать крепко взяла за руку. И теперь прищурившись, смотрела на Егора. Малышка подергала ее за руку и громким шепотом известила:
— Мама, это дядя Егол, он мой мятик спас. Он мой длуг.
— Машка, ты не исправима! — ответила женщина дочери, а потом сказала Кружельникову, — Вы извините нас. Машутка все время влипает в истории и втягивает в них всех, кого встречает на своем пути.
— Ничего. Мне было не трудно. А доставить радость вашей дочери — это настоящее счастье.
— Спасибо, — смутилась женщина и отвела взгляд, потом добавила, — Простите, я не представилась. Ирина.