Ангел на мосту (рассказы) (-) - Джон Чивер

Мистера Перанджера и их единственного сына, Патрика, уже нет в живых. О своей единственной дочери, нимфоподобной Нериссе, она обычно говорит так: "Нерисса не может уделять мне много времени. Я не чувствую себя вправе требовать этого от нее. Вокруг Нериссы всегда клубится народ, и мне порою кажется, что она до сих пор и замуж-то не вышла оттого, что ей так некогда. На прошлой неделе она показывала своих собак в Сан-Франциско, а теперь собирается везти их на выставку в Рим. Нериссу все так любят. Прямо обожают. Ну, да ведь она невозможно как обаятельна!"

Итак, Нерисса. Вот она входит в гостиную своей матушки. Это сухопарая, изможденная старая дева, лет тридцати от роду. Она уже заметно поседела. Из-под юбки свисает подол комбинации. На туфлях - засохшая грязь. Бывают дети (и Нерисса явно принадлежит к их числу), у которых как будто одно-единственное назначение в жизни - служить наглядным доказательством того, что ни элегантность, ни блеск и шик того мира, в котором их родители царствуют с такой непринужденностью, не в силах исключить из него боль, неразбериху и растерянность. Вся неизящная проза жизни как бы ложится на плечи этих детей, и они безропотно и беззлобно несут это бремя. Воистину безгрешные творения, они и в мыслях не имеют оказать какое-либо противодействие воле старших, которые мечтают за них и строят планы, уготовляя им всевозможные жизненные триумфы. Кажется, что само провидение руководит этими созданиями, заставляя их неуклюже шлепаться на пол во время живых картин, в которых они принимают участие на балу дебютанток; при выходе из гондолы в Венеции оступаться и падать в канал возле дворца, где им предстояло присутствовать на званом обеде; ронять с тарелки еду; проливать вино на скатерть; разбивать вазы; попадать ногой в собачьи испражнения; принимать дворецкого за гостя и радушно трясти ему руку; судорожно кашлять во время концерта камерной музыки и с безошибочным вкусом выбирать себе совершенно невозможных друзей. При всем при том они благородны и чисты душой, как монахи францисканского ордена. Итак, входит Нерисса. Пока ее представляют гостям, она умудряется сшибить столик бедром, провести колею грязи по ковру и обронить в кресло горящую сигарету. Гости принимаются тушить пожар, и ясные воды мира, созданного миссис Перанджер, взбаламучены на славу. Поведение Нериссы нельзя приписать ни злой воле, ни даже неловкости. Она просто осуществляет свое призвание, свое святое призвание - еще раз напомнить миру о человеческой беспомощности и неуклюжести.

Нимфоподобная Нерисса разводила таунсенд-терьеров. Трогательные разглагольствования миссис Перанджер никого, разумеется, обмануть не могли. Ее дочь была просто-напросто болезненно застенчивая и одинокая женщина, проводившая большую часть времени в обществе собак. Сердце ее, впрочем, не было недоступным для нежного чувства, но влюблялась она обычно в садовников, посыльных из магазина, официантов и дворников. Однажды - дело уже было к ночи - любимая сука Нериссы начала щениться, и пришлось призвать на помощь ветеринара, который незадолго до того открыл лечебницу для кошек и собак на шоссе № 14. Ветеринар прибыл незамедлительно, и через несколько минут сука родила своего первенца. Он взял щенка и приложил его к соску. Он стоял на коленях, склонившись над собачьим ящиком, и своим чутким и ловким обращением с животными вызвал восторг у Нериссы, стоявшей позади него. Она вдруг почувствовала неодолимое желание погладить его темный затылок. Она осведомилась, женат ли он, и узнав, что он холост, позволила себе - в который раз! - погрузиться в роскошное состояние влюбленности. Бедняжке Нериссе никогда не приходило в голову, что мать может не одобрить ее выбора. И всякий раз, когда она объявляла о своей помолвке с каким-нибудь механиком гаража или лесничим, материнский гнев застигал ее врасплох. Вот и сейчас она представить не могла, чтобы ее мать не одобрила ее последнего избранника. Она глядела на ветеринара с сияющей улыбкой и бегала взад-вперед то за водой, то за полотенцем, то за виски, то за бутербродами. Роды длились всю ночь и закончились незадолго до рассвета. Щенята сосали, роженица лежала гордая и благостная. Весь помет оказался исключительно удачным - и по масти и по сложению. Когда Нерисса с ветеринаром покинули псарню, за темным массивом деревьев уже занимался холодный белый свет.

- Хотите кофе? - предложила Нерисса, но, услышав издали рокот воды, прибавила: - Или, может быть, вы хотите поплавать? Я часто хожу сюда плавать по утрам.

- А что, я, пожалуй, окунулся бы, - ответил он. - Да, да, я с удовольствием бы поплавал! С превеликим удовольствием. Мне ведь отсюда - в больницу, и купание освежило бы меня перед работой.

Бассейн, построенный еще ее дедом, был выложен мрамором, и причудливый изгиб парапета напоминал старинную раму овального трюмо. Вода в бассейне была прозрачна, и там и сям затонувший листок отбрасывал на дно его маленькую тень с яркой радугой по краям. Во всем имении миссис Перанджер ни в саду, ни в комнатах - не было уголка, где бы Нерисса чувствовала себя в такой степени дома, как здесь, у бассейна. Именно по бассейну она тосковала во время отлучек из дома, а когда возвращалась, то именно сюда, к этим своим прозрачным пенатам. В купальне она отыскала пару трусов для гостя, и они поплавали вдвоем, невинные, как дети. Затем оделись и прошли газоном к месту, где он оставил машину.

- А вы очень милы, - сказал он. - Неужели никто вам этого не говорил?

И, запечатлев на ее губах легкий и нежный поцелуй, ветеринар уехал. Мать и дочь встретились только в четыре часа дня, когда Нерисса спустилась к чаю, обутая в две левые туфли - черную и желтую - и крикнула с ходу:

- Мама, мама, я нашла, наконец, человека, за которого хочу замуж!

- Неужели? - вопросила миссис Перанджер. - Кто же сей верх совершенства?

- Его зовут доктор Джонсон, - сказала Нерисса, - он ведает новой ветеринарной лечебницей на Четырнадцатом шоссе.

- Но, друг мой, - сказала миссис Перанджер, - не можешь же ты выйти замуж за ветеринара!

- Он называет себя специалистом по гигиене животных.

- Омерзительно! - сказала миссис Перанджер.

- Но, мама, я люблю его. Я люблю его и непременно хочу за него замуж.

- К черту! - сказала миссис Перанджер.

И в тот же вечер позвонила мэру города и попросила к телефону его жену.

- Говорит Луиза Перанджер, - сказала она. - Нынешней весной я намереваюсь предложить новую кандидатуру в клуб "Тилтон" и подумала о вас.

В телефоне раздался прерывистый вздох: у жены мэра, должно быть, закружилась голова. Было бы отчего! Убогое помещение, неприветливые официантки, скверная кухня. Откуда же эти тысячи, жаждущие сделаться членами клуба?

- Но только имейте в виду, - продолжала миссис Перанджер, - я человек деловой, услуга за услугу. На Четырнадцатом шоссе открылась ветеринарная лечебница. Так вот, я хочу, чтобы она закрылась. Ваш муж, верно, может найти предлог, придраться к какому-нибудь административному нарушению или еще что... Словом, ему лучше знать. Если поговорите с мужем о ветеринарной лечебнице, я доставлю вам список членов клуба, чтобы вы наметили себе остальных поручителей. Примерно в середине сентября я приглашу вас к себе на ленч. До свидания.

Нерисса чахла, чахла и умерла. Ее похоронили на кладбище епископальной церквушки - той самой, в которой красовался витраж, подаренный семьей Перанджер в увековечение памяти деда. В трауре миссис Перанджер выглядела еще величественнее, в ней появилось нечто патрицианское, и, выходя из церкви, она всхлипнула и произнесла во всеуслышание: "Она была так обаятельна, так невозможно обаятельна!"

Однако миссис Перанджер оправилась от удара и возвратилась к своим обязанностям, которые в это время года заключались в том, чтобы провести собеседование с кандидатками для котильона дебютанток и отобрать наиболее достойных. И вот недели через три после похорон в гостиную миссис Перанджер явилась некая миссис Пентасон с дочерью.

Миссис Перанджер знала, что миссис Пентасон заслужила право на эту аудиенцию. Она много для этого потрудилась - и в госпитале поработала, и организовала посещение театра, и клубные фестивали, и антикварные ярмарки. Тем не менее миссис Перанджер сурово оглядела посетительниц. Она сразу определила, что это за птицы: правила хорошего тона они, конечно, изучают по книгам. Вот и сейчас, верно, перед тем как идти к ней, вызубрили наизусть главу о том, как надлежит пить чай в гостях. Когда они спят, им снятся приглашения: "Мистер и миссис Уильям Пейли имеют честь просить...", а наяву почта доставляет им лишь извещения о частных распродажах, книгу из книжного клуба на пробу да неуютные письма из туберкулезной лечебницы в Техасе, где у них лежит тетушка Минни со своей индивидуальной плевательницей.

Пока Нора разносила чай, проницательный взор миссис Перанджер изучал кандидатку в дебютантки. В комнату явственно доносилось журчание воды в бассейне, и миссис Перанджер попросила Нору прикрыть окно.