Великая северная экспедиция - Б Островский

Но вернемся к нашим академикам - Миллеру и Гмелину. Итак, они в Якутске, в самой сутолоке и неразберихе организационных дел предстоящего похода в далекие зарубежные страны.

Надо полагать, что оба ученые, привыкшие к комфорту и особому вниманию, изрядно избаловались; они всюду, выставляя мотивом "пользу науки", требовали себе всего самого лучшего. Так для поездки на Камчатку, не желая переправиться туда как-нибудь, они требовали "особого поместительного судна" и послали студента Крашенинникова "наперед себя" в Охотск и далее на Камчатку для подготовки помещений и предварительных изысканий. Но ни в Охотск, ни на Камчатку они так и не попали. Повидимому, озабоченному многими делами по экспедиции и имевшему, как мы видели, столько неприятностей, Берингу было теперь не до академиков. Особого судна им не дали, да и сами они на время отвлеклись другой работой. Дело в том, что в Якутске случился пожар, и дом, где остановился Гмелин, сгорел дотла, а с ним вместе и все его книги, инструменты, записи, а также и редкости, собранные во время последнего путешествия по Лене. Но энергичные исследователи не упали духом и тотчас же предприняли вторичную поездку по только что пройденному маршруту в обратном направлении; таким образом они пополнили, как могли, тяжелую утрату.

Когда академики вернулись в Якутск, а оттуда переправились в Киренск, они и сами хорошо не знали, что им предпринять дальше. На беду захворал Миллер и больной отправился зимовать в Иркутск, куда весною прибыл Гмелин. Однако без разрешения вернуться до окончания всей экспедиции домой они не могли, а на поданные обоими заявления об отставке никакого ответа не получили. "Уже мало встречая нового, теряя надежду достигнуть Камчатку, не получая никаких других назначений, они скучали и находились в большом затруднении касательно дальнейших путей. Притом встретились затруднения в продовольствии их жалованьем".

Из такого положения вещей отнюдь не следует, что молодые ученые ничего не делали. За все дальнейшее время своего пребывания в Сибири, протекавшего уже в несколько иных, не столь комфортабельных условиях, они вплоть до 1743 года (год окончания всей экспедиции) совершили по Сибири еще несколько весьма интересных и богатых результатами поездок. В феврале 1743 года оба академика благополучно вернулись в Петербург, откуда вскоре выехали к себе на родину.

Проделанный Миллером и Гмелином десятилетний "вояж" в Сибири дал богатейшие научные результаты, возбудившие внимание наших и зарубежных ученых. Ничто не ускользнуло от внимания их. Помимо составленных ими карт и описаний внутренних путей Сибири, а также рек и озер, они набросали планы и виды местностей, замечательных в каком-либо отношении. Они открыли и исследовали многие сибирские древности, остававшиеся до них вовсе незамеченными; они рылись и копались в покоившихся в архиве на полках никем не тревожимых в течение многих десятилетий рукописях и документах, извлекая из них все достойное внимания и делая огромное количество выписок. По словам самого Миллера, они собрали здесь "такие известия, ценность которых, может быть, только в предбудущие времена усмотрена будет". Они доставили в Академию собранные ими во множестве образцы и рисунки минералов, руд, растений, птиц и животных. Много времени и труда уделили они и этнографии края, собрав, насколько могли, полные сведения о сибирских народах, их быте и нравах, составили словари их языков, привезли их одежду, утварь, вооружение. Искра, зароненная ими в любознательные умы, со времен посещения ими Сибири, по справедливости можно сказать, уж не угасала. Благодаря путешествиям академиков мы узнали многие чрезвычайно любопытные и характерные факты из истории науки вообще и в особенности из истории развития науки в России.

Помимо Миллера и Гмелина, в Великой Северной экспедиции, как мы уже указывали, участвовали еще - первый наш астроном академик Иосиф Делиль де-ла-Кройер, его брат Людовик, профессор Фишер и адъюнкт Академии Наук Стеллер.

Путешествие Иосифа Делиля началось поздно, уже к концу экспедиции. Забрав все свои огромные и тяжелые астрономические инструменты, Делиль выступил в конце февраля 1740 года из Петербурга в дальний путь. Его сопровождало 18 человек, в числе их - три его помощника, механик, рисовальщик, переводчик, распорядитель по заготовке лошадей, капрал с 3 солдатами и 4 воспитанника Морской Академии, которых астроном должен был обучать на практике. Миновав, не останавливаясь, Москву, Владимир и Муром, путешественники прибыли в Нижний-Новгород и на следующий же день переплыли через Волгу у Козьмодемьянска, после чего направились через Яранск в Соликамск, куда прибыли 19 марта.

Далее, перевалив через Урал, путешественники оставляют за собой Верхотурье, Туранск, Тюмень и Тобольск, где останавливаются на несколько дней для отдыха и пополнения партии рабочими, доводя ее до 39 человек. На сорок первый день по выезде из Петербурга Делиль достигает, наконец, 9 апреля Березова. Крайне утомленный трудностями пути, академик, наслушавшийся к тому же, что дальше предстоят еще большие затруднения, что вскоре уже нельзя будет и вовсе достать лошадей и придется передвигаться на оленях, не встречая при этом по дороге никакого жилья, потерял всякую охоту и терпение продолжать путешествие дальше.

Прибыв в Березов, он тотчас же приступил к сооружению обсерватории, так как уже близилось время для наблюдения прохождения Меркурия, для чего собственно, как мы видели выше, ученый и отправился в Сибирь. Но наблюдений, к которым Делиль готовился с такой тщательностью, не суждено было ему осуществить: небо почти во все шестинедельное пребывание его в Березове было безнадежно облачно. Делилю оставалось только определить широту и долготу места и склонение магнитной стрелки.

Не дождавшись к назначенному сроку Миллера и Фишера, Делиль оставил Березов и отправился вверх по Оби и Иртышу в Тобольск. Плавание это протекало крайне трудно и медленно. За отсутствием ветра, баржу, на которой разместились путешественники, тянули по берегу 35 казаков, местами же баржа шла на веслах. Через 32 дня речного путешествия, 23 июня Делиль прибыл в Тобольск. По пути, в важнейших в географическом отношении пунктах, были произведены астрономические определения. В Тобольске экспедиция пробыла целый месяц, в течение которого Делиль разыскивал в местных архивах географические карты, составлял их списки и снял с некоторых из них копии. Из Тобольска он отправился в Соликамск тем же путем, каким и прибыл оттуда. Но дальше пошли уже иные впечатления.

Из Соликамска Делиль направился по новому пути в Новоусолье на Каме и вскоре достиг обширнейших владений Строганова. Время пребывания у Строгановых (Делиль пробыл здесь целый месяц) было использовано им для ряда наблюдений и прежде всего для астрономического определения места. Отсюда отряд Делиля отправился далее по Каме в сооруженной Строгановым огромной барке, где каждый член экспедиции имел покойную, светлую меблированную каюту. Плавание Камой и Волгой в то время было делом далеко не безопасным, разбойники, промышлявшие грабежами встречных судов, давали знать о себе уже в 200 верстах от поместий Строганова. Для большей безопасности Делиль поднял на своей барке военный флаг и вооружил весь состав своей партии.

Представляет большой интерес для характеристики условий путешествий и разбойных нравов того времени следующее место из письма Делиля к жене, написанное им перед отправлением в поход: "Мы приказали сделать в Новоусольи большой белый флаг с голубым андреевским крестом для того, чтобы распустить его над нашим судном, как состоящим на службе ее величества; нам казалось это нелишним, чтобы устрашить разбойников, которых, как нам говорят, мы можем встретить на Волге, и которые не упускают случая грабить купеческие суда, плавающие по этой реке. Они подплывают на небольших лодках, чтобы застать врасплох, и кричат издалека: "Сарынь на кичку". По этому знаку все находящиеся на судне должны лечь и не шевелиться. В противном случае разбойники убивают людей дубинами и огнестрельным оружием. Русские купцы, не имея обыкновенно никаких средств к защите, прежде повиновались этому требованию разбойников. Но император Петр I повелел, под опасением кнута, защищаться против разбойников. Мы напомним, в случае надобности, это повеление нашим гребцам... Михайло, Кенигсфельд и Григорьев будут каждый по очереди, с одним солдатом, на страже по ночам, для большей безопасности на случай внезапного нападения, и тогда разбойникам придется плохо, если они вздумают напасть на нас, потому что мы имеем достаточно пороха и пуль. Михайло, Кенигсфельд, Матис и Шарль, не считая трех солдат, имеют каждый по 30 или 40 приготовленных зарядов. Они уверены, что если бы даже разбойники были в числе 100 человек (хотя обыкновенно они бывают по 15 или 20 человек вместе), то и тогда они не дадут им взлезть на наше судно, которое имеет весьма высокий борт; сначала русские гребцы наши могут защищать судно от их приступа своими крючками, или длинными палками с острыми наконечниками; в это время солдаты наши могут защищаться штыками, которые находятся на их ружьях; и, наконец, кроме этого, они будут подвержены беспрестанному огню наших огнестрельных оружий. Что же касается собственно до меня, то, раздумав хорошенько, я считаю благоразумнейшим отказаться от любопытства видеть это сражение слишком близко и оставаться запертым в своей каюте до тех пор, пока не заставит меня отворить ее какой-нибудь разбойник, которому захотелось бы, чтобы ему размозжил череп академик".