Девушка не от мира сего - Наталья Кривошея

— Не знаю… И так забот полон рот, мне совершенно не хочется обретать новую головную боль в виде твоего хозяина. Он же вроде запретил тебе водить к себе девушек? Что он со мной сделает, если увидит тут?

— Скорее всего вышвырнет на улицу. Не знаю уж почему, но господин Доусон терпеть не может девушек, говорит, от них одни только проблемы. Знаешь, я лишь сейчас начал понимать, что он в какой-то степени был прав. Я всего день прожил бок о бок с девчонкой, а у меня уже голова идет кругом!

— Ты уверен, что этот твой господин Доусон ни с того, ни с сего не заявится на кухню?

— Не должен. Я вообще не думаю, что он сегодня дома, у него, бедняги, скорее всего, ночные работы.

— У двери стоят огромные сапоги и внушительных размеров топор. Думаю, это все принадлежит господину Доусону?

— Ну да… За пять месяцев нашего знакомства он без своего топора ни разу на дело не выходил. Тогда, может, он и дома. Не переживай ты так, вы с ним совершенно по-разному живете! Господин Доусон дрыхнет целыми днями, просыпается только ближе к ночи, когда ты уже отправляешься на боковую. Я просто уверен, ты можешь прожить тут месяц, и так ни разу с ним и не пересечься. И кстати, хочу взять обратно свои слова о том, что ты ничего не умеешь. Что-что, а готовишь ты замечательно! Вроде бы ничего особенного, просто сваренное с овощами мясо, но так вкусно! Я-то последние несколько месяцев питался в основном картошкой, а нормальной, домашней еды уже очень давно не пробовал. Ты умеешь колдовать над продуктами, делать из простых овощей да мяса произведение кулинарного искусства, значит, ты не безнадежна.

— Ну спасибо тебе!

— Всегда пожалуйста, обращайся, если еще похвала потребуется.

Что-то неопределенно хмыкнув, я продолжила хлебать ужин. Олли уже давно справился со своей порцией, а у меня кусок в горло не лез. Молодой человек пытался как-то разговорить меня, он расспрашивал о моем прошлом, рассказывал истории об Алеме, но я его практически не слушала. Когда стрелки часов переместились на цифру девять, я встала из-за стола.

— Пойду-ка я спать. — пробормотала я печальным голосом. — Может, случится чудо, и утром я окажусь дома? Так или иначе, за сегодня я ужасно устала. Можно ведь и дальше пользоваться твоей комнатой? Отлично, тогда спокойной ночи!

— Стоять! — голос Оливера поймал меня, когда я уже собиралась выскочить из кухоньки. Обернувшись, я посмотрела на него, надеясь, что на лице написано что-то кроме крайней степени раздражения. Не переставая улыбаться, молодой человек кивнул на тарелки, оставшиеся после ужина. — А убрать? Если уж начала что-то делать, то не бросай на половине! Давай, у нас сегодня не очень много грязи развелось, мы с тобой днем и не такое вычистить успели.

— Я не хочу мыть посуду! — простонала я, прислонившись лбом к дверному косяку. — Ты и сам можешь это сделать, ничего с тобой не случится. Я готовила, ты моешь, все честно!

— Нет, юная госпожа Ника, вы попали в мои руки, и выпущу я вас только перевоспитанной из неженки в нормальную девушку! Раз у нас с тобой сегодня день уроков, то продолжим занятие. Посуды не много, всего пара тарелок да котелок, ты справишься с этим за пару минут. А потом ляжешь в мягкую кроватку, уснешь, и утром, если боги будут милостивы ко мне, окажешься в своем мире.

На лице парня играла широкая, располагающая к себе улыбка, однако я все равно безумно злилась на нового знакомого. Приобняв за плечи, он мягко подтолкнул меня в сторону раковины. Деваться было некуда. Проклиная себя за податливость, я повернула один из вентилей так, что из крана потек настоящий кипяток. Не переставая хохотать, Олли показал мне, как правильно обращаться с местными чудесами техники. Он стоял у меня за спиной, наблюдая, как я ополаскиваю тарелки и кастрюльку. Закончив, я развернулась и показала ему блестящие, все еще мокрые плошки.

— Ну что, доволен? Тебя все устраивает? Теперь-то я могу быть свободна?

— Вот теперь ты молодец. — услышав его ободрение, я кивнула и быстрыми, решительными шагами направилась к лестнице на второй этаж. По пятам за мной скакал Оливер, наполняя дом заливистым смехом. — Куда ты так рванула? Успеешь еще лечь спать, моя комната никуда от тебя не убежит! Не хочешь немного поболтать перед сном?

— Не имею ни малейшего желания! Я с тобой днем успела наболтаться вволю! Сейчас я хочу побыть одна, а еще лучше — перенестись за ночь домой. Будем надеяться на лучшее и на то, что последние два дня были плодом нашего с тобой воображения. И кстати, ты бы поискал в своей книженции такие "заклинания", которые сработают наверняка!

— Откуда же я знаю, сработают они или нет? Может, все, что там написано, является бредом съехавшего с катушек старика? Кто знает, получится ли у нас хоть что-то с этими химикатами, или мы просто сотрясаем воздух? Вполне может случиться и такое, что тебе действительно придется провести в Алеме ближайшие полтора года! — увидев мое вытянувшееся лицо, Олли ободряюще потрепал меня по плечу. — Не расстраивайся ты так! Завтра попробуем что-нибудь новенькое приготовить, может, что из этого и получится. Я полистаю перед сном книжку, посмотрю, что могло бы сработать. Там всяких рецептов полно, я постараюсь подобрать самые адекватные.

— Я не хочу оставаться тут на полтора года! — прошептала я, надеясь, что собеседник не услышал, как дрогнул мой голос. Судя по тому, с каким теплом он глянул на меня, обмануть паренька было ой как не просто. Олли взял меня за руку и проговорил непривычно серьезным, полным сострадания тоном:

— Мы не будем опускать руки. Я продолжу экспериментировать с химикатами, но и ты не раскисай. Главное верить, и тогда все твои желания исполнятся. На вере, знаешь ли, очень многое завязано! Если ты сейчас совсем расклеишься, то у нас ничего не получится, а если будешь и дальше всем сердцем рваться домой — кто знает, может, наши старания и увенчаются успехом. Ладно, иди спать, у тебя уже глаза слипаются, я вижу. Да и мне надо бы немного подумать, чем завтра заниматься будем. И, знаешь, сегодня я не буду тебя запирать.

— Зачем ты вообще это делал? — поинтересовалась я, чуть слышно шмыгнув носом.

— Сначала мне казалось, что ты действительно ученица смерти и можешь наделать бед, если покинешь мою комнату, потом я подумал, что ты