Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

А вот тогда… Если удастся совместными усилиями отбросить находников, объединиться с полочанами, то можно будет забрать в руки и волоки, и Ловать… Вырваться из-под власти руси Киева и Волховца и заключать союз с ними уже на других условиях. Ведь тогда они будут нуждаться в нем, Станиборе, а он не будет нуждаться в них, ибо у него появится свой собственный выход на Полуночное море.

В мыслях его уже рисовалась могущественная держава, простирающаяся с запада на восток: от Полуночного моря, через голядские земли, полочан, смолян, угрян, вятичей… До самых булгар или хазар, быть может! Наскоком такого дела не решишь, русь свою державу строила поколениями, но и у него ведь уже есть сын! Казалось, сами боги вдруг подставили ему волшебное блюдечко, где отражается грядущая слава. Только руку протяни…

Хотя Станибор на пиру никакого ответа не дал, Богуслав не оставил своих попыток и даже решился сделать еще один важный шаг вперед. Эту новость Прияна и Ведома узнали от Прибыславы. Князь и хотел сохранить переговоры в тайне, но не мог не поделиться с женой, а уж та, не расскажи она тем, кого дело касается, просто бы лопнула.

Княгиня заявилась в Равданову избу до зари, когда челядинки ушли доить коров, но дети еще спали. Села на скамью и молча смотрела, как Ведома и Прияна плетут друг другу косы. Ее раннему появлению никто не удивился: она любила поболтать, а в Свинческе сестры Свирьковны составляли почти всю ее семью. Еглуту, свою свекровь, она почитала, но старалась держаться подальше от голядки, бывшей лесной ведьмы-волхвиты. Прибыслава уродилась в своего красавца отца, киевского боярина Острогляда. Особенно напоминали о нем голубые глаза, имевшие ленивое, немного шальное выражение, и красивые черные брови. В пятнадцать лет она, сопровождая Эльгу в полюдье, совершила довольно безрассудный поступок, согласившись стать женой вожака лесных вилькаев. И заслужила тем благодарность княгини: отвага Прибыславы избавляла от риска ее родных племянниц. И хотя с тех пор все в ее жизни шло мирно, она до сих пор гордилась своей тогдашней смелостью.

– А что, Янька, хочешь полоцкой княгиней быть? – спросила она вдруг.

– Что? – Прияна обернулась.

Ведома у нее за спиной замерла с гребнем в руке.

Прияна взялась на свои волосы на уровне шеи, чтобы Ведома перестала чесать. Но и та смотрела на Прибыславу, не веря ушам.

– Почему она должна быть полоцкой княгиней?

– Потому что полочане за нее сватаются. Говорят, раз киевский жених не едет, стало быть, забыл ее. Дескать, ходят слухи, будто порченая она…

– Что? – Возмущенная Ведома бросила гребень. – Порченая? Это кто говорит?

С решительным видом, будто готовая кинуться на обидчика с кулаками, она шагнула вперед. Все эти годы Ведома считала себя отчасти виноватой в том, что ее сестру на какое-то время объявили мертвой. А лишившись в один час обоих родителей, она приняла как свой долг воспитание, защиту и удачное замужество сестры.

– Да хитрый этот Богуша-боярин, что твой налим! Мы, дескать, не верим, в мыслях не держим, а люди говорят. А если люди такое говорят, кто ее замуж возьмет? Что же девке теперь, в лес идти, в старую Еглушкину избушку?

– Ни в какую избушку она не пойдет! – отрезала Ведома.

– Но зачем… – подала голос Прияна. – Как они могут ко мне свататься, когда я… у меня же есть…

И запнулась: сама уж сколько времени жалуется, что жених есть, но его нет.

Однако возмутилась она вовсе не из-за Святослава. Все эти дни она не могла выгнать из головы мысли о Хаконе. Если ее вздумают сосватать за Городислава, то о Хаконе поневоле придется забыть…

– Я не буду… не пойду… – Прияна встала, осыпанная волосами ниже пояса. – Кто это придумал?

– И что князь говорит? – спросила из-за ее спины Ведома.

– Я ему не дам уговор забыть! – решительно ответила Прибыслава. – Эльгу он не обманет, пока я жива! Ты же не сошла с ума? – Она встала и сделала пару шагов к Прияне. – Что тебе эти полочане? Кто они такие? Тьфу – чащоба запечная! А то – киевский князь! Ну, даже если и будешь у него второй женой. Горяна – высокого рода, по отцу от Моймировичей, а по матери от Земомысла…

– Ну, смерды те ляшские нам чести не сделают[6], – холодно усмехнулась Ведома. – Что это ты, мать, о второй жене заговорила? Моя сестра не будет второй женой. Ни у кого! Такая жена, как она, бывает только одна-единственная. Она княжьего рода и по отцу, и по матери.

Сказала, будто кол забила. Прибыслава растерянно молчала. Сказав о сестре, Ведома сказала и о себе. Обе сестры были знатнее своей княгини: они принадлежали к правящим родам по обеим ветвям, в то время как Прибыслава получила княжескую кровь лишь от матери. Выйдя за Равдана, Ведома отказалась от всяких притязаний на власть для своих детей и держалась с Прибыславой, как и подобает воеводской жене перед княжьей. Но для своей сестры она хотела всего, на что давал право их род. И ни на волос менее.

– Не тревожься, княгиня, – сказала наконец Прияна. – Я не выйду за Городислава. Но не для того, чтобы стать Святославу Ингоревичу второй женой. Или я буду его первой женой и княгиней, или… – она посмотрела на Ведому, – изба Ведьмы-раганы[7] ведь по се поры без хозяйки стоит?

По первому побуждению Станибор хотел сватам отказать, но подумал еще – и усомнился. В те мечты о державе смолян от Полуночного моря до Булгарии плохо вписывалась родственница, отданная за Святослава киевского. А вот за будущего полоцкого князя, его соратника в предстоящей борьбе – очень даже хорошо. Отчаянно жалея, что нет в Свинческе его ближайшего товарища Равдана и большей части дружины, он послал за Краяном с родичами и другими старейшинами. Судьбу своей земли он мог решать только совместно с ними.

Ни Краян, ни его сыновья и тесть Былина сватовству не удивились: на недавних пирах Богуслав так расхваливал Прияну, что любой смекнул бы, к чему дело клонится.

– По нашему разумению, дело стоящее! – объявил Краян, которому нравился разговорчивый и любезный Богуслав. К тому же он, совершенно неожиданно для себя получив в невестки княжью дочь, хотел теперь поскорее зачислить в родню еще какого-нибудь князя: не киевского, так хоть полоцкого. – Девку-то дальше томить – и жалко, и зазорно. Ингоревич обручился да и забыл, так Всесвятич ничем не хуже – и родом, и сам собою. Тоже у отца единственный сын остался, внучка моя княгиней будет. И не где-то там у руси полянской, а в нашем же краю, кривичском. Если вздумают обижать, – он усмехнулся, глядя на Городислава, – так нам недолго заступиться. Вмиг проведаем.

Далекая полуденная земля, населенная полянами, управляемая русью и посещаемая невесть какими народами, казалась слишком непонятна и чужда. Другое дело – свои же кривичи, лишь вчера сменившие домотканые рубахи на греческое платье. И пока что зависимые от смолян, возможно, самой жизнью.

– Странно мне слышать от тебя такие речи! – сказал ему Станибор. – Когда Свирькину дочь обручали с сыном Ингоря, ты сам согласие дал, и родичи твои, и другие старейшины земли Смолянской! И теперь ты же подбиваешь меня уговор нарушить?

– Изменилось многое с тех пор! – Краян положил руки на пояс. – И трех лет не прошло после нашего уговора, как исполнилась земля слухом про древлянское разорение.

– А нам что за дело до древлян?

– Может, и никакого дела. Да только говорят люди, что с древлянскими князьями Ингорь киевский в том же родстве состоял, что и нам предлагал. Я сам Акуна расспрашивал, да и княгиня подтвердит. – Краян посмотрел на Прибыславу. – У древлян жила твоя сестра, а Эльге племянница, так?

– Д-да, – без охоты подтвердила княгиня. – Предслава Олеговна тогда была в Деревляни княгиней Володиславовой, а она – правнучка Вещего, мне двоюродная сестра.

– И когда Ингорь-младший, который ладожский, еще при Свирьке из Киева с молодой женой ехал, говорил, что она из древлянских князей родом, – подхватил Пересвет.

– Вот что выходит, – снова обратился Краян к Станибору. – Ингорь древлянам дал невесту, своему брату у них взял невесту, да только от гибели и разорения это их не уберегло.

– Но древляне убили самого Ингоря! – воскликнула обеспокоенная Прибыслава. – Мы-то не собираемся никого убивать!

– Чуры сохрани! – покачал головой Краян. – Но только выходит, что своих девок в русский род отдавать – только напрасный позор принимать.

– На измену меня подбиваете? – Станибор вонзил в лицо Краяна испытующий взор. Эти люди должны совершенно точно знать, к чему ведут и чем это грозит, и не валить потом на него вину за последствия. – На ссору с Эльгой и Святославом? Хотите разорвать уговор? А вы, люди торговые, – он посмотрел на Ольму и Миродара, которые пока в беседу не вступали, но слушали во все уши, – не забыли, что мы через Киев в Греческую землю свои товары сбываем и Эльга со Святославом нашим купцам грамоты дают? Не оттуда ли к нам паволоки везут, серебро, оружие доброе? Соль немецкую?