Кораблекрушение «Джонатана» - Жюль Верн

Мешала, видимо, постоянная охрана «Уэл-Киедж». Днем на ней работали Кароли и Хальг, а ночью оба индейца со своим другом спали в лодке. Злоумышленникам приходилось выжидать удобного случая.

Он представился 10 мая. В этот день Кау-джер, вернувшись из бухты Скочуэлл, заметил на берегу обоих огнеземельцев, отчаянно размахивавших руками. «Уэл-Киедж» метрах в трехстах от берега неслась на всех парусах в открытое море. На борту ее находилось четверо мужчин, которых издали невозможно было разглядеть.

В нескольких словах Кароли и Хальг сообщили Кау-джеру о том, что произошло: воспользовавшись их кратковременным отсутствием, воры вскочили в лодку и вышли в море. Когда кражу шлюпки обнаружили, было уже поздно.

Все вернувшиеся из нового лагеря собрались около троих друзей. Беспомощные и обезоруженные эмигранты молча следили за лодкой, грациозно скользившей по волнам. Для переселенцев ее похищение было равносильно несчастью: они лишались возможности ускорить перевозку груза, и вместе с тем рвалась последняя связь с остальным миром. Что же касается владельцев «Уэл-Киедж», то для них это было настоящей катастрофой.

Тем не менее Кау-джер ничем не выказал гнева, переполнявшего его сердце. Как всегда невозмутимый, замкнутый, с бесстрастным лицом, он провожал взглядом шлюпку, пока та не исчезла за выступом прибрежной скалы, после чего обернулся к окружающим и спокойно распорядился:

— За работу!

И все снова с ожесточением начали трудиться. Приходилось спешить — зима была не за горами.

К счастью, кража произошла не в первые дни переезда, иначе все затянулось бы надолго. Теперь же, 10 мая, доставка груза была почти закончена, и требовалось совсем немного для благополучного конца.

Переселенцев восхищало спокойствие Кау-джера. Он ни в чем не изменил своего поведения, оставался таким же добрым и самоотверженным, как прежде.

К концу того же дня, 10 мая, произошло еще одно событие, также способствовавшее укреплению авторитета лидера.

Когда он помогал тащить повозку с несколькими мешками семян, вдруг послышался отчаянный вопль. Бросившись на крик, Кау-джер увидел мальчика лет десяти, лежавшего на земле и жалобно стонавшего. Малыш сказал, что он упал со скалы, повредил ногу и не может подняться. Несколько эмигрантов суетились рядом и громко давали не слишком разумные советы по поводу случившегося. В скором времени появились родители ребенка, их слезливые причитания усилили общий переполох.

Кау-джер решительным тоном потребовал тишины и приступил к осмотру пострадавшего. Окружавшие внимательно следили за его действиями, восхищаясь уверенностью и ловкостью. Кау-джер быстро определил перелом бедра и умело соединил кости. Затем при помощи щепок, заменивших лубки[49], и кусков материи вместо бинта он обеспечил ноге полный покой.

После чего утешил родителей, заверив, что все обойдется: перелом не тяжелый, никаких осложнений не предвидится, через два месяца от травмы не останется и следа. Понемногу мать с отцом успокоились, а когда, после перевязки, сын заявил, что ему уже не так больно, окончательно уверовали в целителя. На самодельных носилках мальчика перенесли в бухту Скочуэлл.

После этого события, получившего широкую огласку, эмигранты стали относиться к Кау-джеру с особым уважением. Поистине он оказался добрым гением потерпевших кораблекрушение. Его услуги и помощь были неоценимы. Постепенно все привыкли надеяться на него, и одно присутствие этого человека вселяло покой и уверенность в сознание переселенцев.

В тот же вечер наскоро произвели расследование кражи «Уэл-Киедж». Полученные у такой разношерстной толпы сведения оказались весьма скудными. Во всяком случае, отсутствие в течение целого дня четырех эмигрантов дало основание для подозрений. Двое из них принадлежали к экипажу «Джонатана» — повар Сердей и матрос Кеннеди. Остальные двое, выдававшие себя за рабочих, были Ферстер и Джексон. О них и раньше ходили дурные слухи.

На следующее утро Кеннеди и Сердей, как ни в чем не бывало, вышли на работу, хотя и казались совершенно разбитыми от усталости. Сердей едва держался на ногах, лицо у него было в глубоких ссадинах.

Хартлпул, давно приглядывавшийся к этому субъекту, искренне презирал его. Он резко остановил попавшегося навстречу повара:

— Где ты пропадал вчера, кок?[50]

— Пропадал? — лицемерно удивился Сердей.— Да там же, где и каждый день.

— Почему же тебя никто не видел, мошенник? Не заблудился ли ты, часом, где-нибудь на шлюпке?

— На шлюпке? — переспросил Сердей с непонимающим видом.

— Хм…— раздраженно промычал Хартлпул.— Можешь объяснить, где это тебя так разукрасило?

— Упал,— спокойно ответил Сердей,— и так расшибся, что вряд ли смогу сегодня таскать тяжести. Еле хожу.

Хартлпул сердито хмыкнул и, чувствуя, что от этого лживого типа ничего не добьешься, ушел.

А Кеннеди вообще не дал никакого повода для допроса. Хотя и был бледен как полотно и явно чувствовал себя неважно, но молча выполнял всю необходимую работу.

Итак, 11 мая, в обычное время, все приступили к переноске груза, не раскрыв тайны исчезновения лодки. Но эмигрантов, явившихся первыми в бухту Скочуэлл, ожидал «сюрприз»: на берегу, у самого устья реки, лежали два трупа — Джексона и Ферстера. Около них торчала наполовину погруженная в воду и занесенная песком «Уэл-Киедж» с пробитым дном.

Теперь нетрудно было восстановить ход вчерашних событий. Едва выйдя за пределы бухты, неумело управляемая лодка наскочила на рифы. Образовалась течь, и отяжелевшая шлюпка пошла ко дну. Из четырех находившихся в ней людей Кеннеди и Сердею удалось добраться до острова, а Джексон и Ферстер погибли, и первый же прибой выбросил на берег их тела вместе с покалеченной «Уэл-Киедж».

Внимательно осмотрев ее, Кау-джер нашел, что остов лодки вполне можно использовать. Правда, борта сильно пострадали, но шпангоуты[51] оказались почти все целы, а киль вообще не был поврежден. Разбитую шлюпку вытащили за линию прибоя и оставили здесь, чтобы починить при первой возможности.

Перевозка груза закончилась 13 мая. Сразу же, не теряя времени, взялись за возведение сборных домов. Конструкция их была чрезвычайно удобна, так что здания росли прямо на глазах. Едва заканчивали постройку очередного дома, как он сразу же заселялся, причем всякий раз дело доходило до крупных столкновений, ибо для тысячи двухсот человек домов не хватало. Только две трети эмигрантов могли рассчитывать на жилье. Естественно, людям приходилось как-то добиваться крыши над головой, даже с помощью кулаков. Те мужчины, которых природа не обидела силой, с самого начала захватили отдельные элементы зданий и не давали их остальным. Все же им пришлось уступить численному превосходству и войти в соглашение с теми, кого на первых порах хотели выбросить вон. Так, на основе применения физической силы, произошел своеобразный отбор второй очереди, и выявился состав «избранных». Когда наконец дома были уже переполнены и обитатели их могли успешно противостоять натиску бесприютных, стало ясно, что эти последние действительно остались без крова.