Тропами северного оленя - Мариуш Вильк

После этого отступления возвращаюсь к воспоминаниям Ферсмана. В очередной раз они остановились близ Имандры, снова кончились дрова. Пользуясь остановкой, Александр Евгеньевич уговорил спутников пойти на экскурсию. Они отправились на близлежащую гору Маннепахк. «Невозможно забыть впечатление, — написал он потом в «Путешествиях за камнем», — какое произвела на нас обширная панорама, уходящая за горизонт. Все было ново и неожиданно: бесчисленные цепи гор, чьи мощные хребты тянулись, к нашему изумлению, на восток. Откуда взялись эти горные массивы, если на картах тут значились низины? Это был совершенно новый, никому ранее неизвестный горный мир. А эти фантастические камни! Порой я не умел назвать ни одного минерала в кристаллах разных цветов и размеров. Я сразу решил, что должен любой ценой исследовать этот район».

И сдержал слово — к несчастью Кольского полуострова. Потому что, выражаясь языком той эпохи, это было началом «войны за минералы». За несколько лет геологи Ферсмана при поддержке товарища Кирова из Петрограда буквально перекопали Хибинские и Ловозерские тундры (только в 1920–1922 годах прошли около тысячи пятисот километров и открыли более сотни месторождений минералов). Строились огромные промышленно-добывающие комбинаты, вырастали города (Мончегорск, Хибины, Кировск), куда съезжалась масса людей в погоне за «длинным рублем». Охваченный идеей тотальной химизации Советского Союза, Ферсман писал: «Это отнюдь не фантазия, не сказка, а плоды большевистской деятельности. Победа в борьбе с природой! Мы победили край непуганных птиц, безмолвную тундру, зимой белую от снега, летом — от оленьего ягеля». Поистине, сам дьявол нашептал ему эти слова, верно?

Сначала минеральная лихорадка пощадила Ловозерские тундры. Ферсман делал ставку прежде всего на хибинские апатиты и Мончегорский никель. Потом на короткое время геологов привлек ловозерский эвдиалит (содержащимся в нем цирконием, которого в Советском Союзе не хватало), однако настоящим стимулом для развития добывающей промышленности в районе Сейдъявра оказалось открытие во второй половине тридцатых годов выхода на поверхность лопарита — сперва на горе Нинчурт, затем в цирке Раслака на Аллуайве. Первые три штольни на Аллуайве были пройдены в 1937 году. Через два года по указу властей создан горно-обогатительный комбинат «Аллуайвстрой». Как и все в ту эпоху, название ему дали тоже «на вырост».

Рабочих подбирали кое-как. Лев Евгеньевич Эгель, директор комбината, жаловался в письме к начальству, что девяносто процентов рабочей силы — маргиналы. Это были люди без постоянного места жительства, нередко скрывающиеся от милиции: например, главарь банды, грабившей поезда, капитан порта, спьяну приревновавший и убивший жену, одессит, изготовлявший поддельные документы, осужденный на десять лет, но сумевший бежать из лагеря, два десятка монахов из печенегского монастыря, которых привели на комбинат насильно. Единственных специалистов, финских подрывников (ветеранов Беломорканала), вскоре арестовали «за антисоветский заговор» и всей бригадой — без исключения — расстреляли.

Ситуация нормализовалась в 1941 году, когда Иосиф Сталин поручил заняться «Аллуайвстроем» товарищу Берии. 22 апреля в шахты прибыла первая партия заключенных. Уже через два месяца на территории комбината работало двадцать тысяч зеков. Во время войны оборудование и рабочих эвакуировали за Урал. В норильские никелевые шахты.

После войны проблемы, связанные с редкими металлами, объявили строжайшей государственной тайной. Дополнительный секрет массива Ловозерских тундр заключался в больших количествах обнаруженного там тория, на который, как и на уран, возлагали большие надежды конструкторы атомной бомбы. Поэтому неудивительно, что материалов и свидетельств послевоенной истории Луяврурта сохранилось немного.

Добыча руды в цирке Раслака на Аллуайве возобновилась в мае 1946 года. Однако в декабре выяснилось, что залежи лопарита на Карнасурте (священная гора саамов!) не только обширнее, но и доступнее. В 1947 году работы на Аллуайве были остановлены и начата разработка (продолжающаяся до сих пор…) карнасуртского участка. В 1948 году пройдены две первые штольни и вырыт котлован под фундамент дробильно-обогатительной фабрики. Людей поселили в лагере на берегу озера Ильма у подножия Горы Ворона.

Судя по сохранившимся — обрывочным — сообщениям, быт рабочих был ужасен. Зимой 1948 года, — вспоминает врач Татьяна Тарасова, которую вместе с подругой разместили в дырявой брезентовой палатке, вместе с двумя мужчинами-геологами (палаток не хватало), — в лютые морозы спали в пальто, валенках, шапках-ушанках. Утром, чтобы открыть глаза, приходилось размачивать слюной смерзшиеся ресницы. На работу ходили, держась за канаты, чтобы не сдуло ветром. Горячим концентратом лопарита мыли посуду, натирали спину и полоскали горло. Никто ведь не удосужился объяснить рабочим, что концентрат радиоактивен.

С 1949 года для работы на комбинате, а также строительства поселка Ревда и дороги из Ревды в Оленегорск снова использовали зеков — главным образом, «врагов народа» и власовцев, приговоренных к двадцати пяти годам заключения. Режим работы для вольнонаемых и зеков по сути ничем не различался. Например, за четерть часа опоздания на работу вольнонаемный получал четыре месяца «принудиловки» (принудительного труда), за опоздание более чем на двадцать минут — два года тюрьмы. Следов лагерей в Ловозерских тундрах сохранилось множество и по сей день, нужно только уметь их прочитать на поверхности тундры — по цвету мха, камням, сколам. Меня этой премудрости обучили местные пастухи.

И хотя после смерти Иосифа Виссарионовича лагеря в Ловозерских тундрах ликвидировали, район оставался «закрытой зоной» до начала 1990-х годов.

Одному богу (а также тайным службам) известно, что там искали и что нашли. До ельцинской смуты посторонних к Луяврурту не подпускали на пушечный выстрел. Никаких туристов! Никаких иностранцев! Под запретом было само сочетание слов «Ловозерские тундры» и «лопарит»!

Потом воцарился хаос. Оказалось, что добыча лопарита слишком дорогостоящее дело — дешевле покупать редкие металлы у китайцев. Тем более, что в Китае их добывают из глины, а не из радиоактивных концентратов, переработкой которых уже никто не хочет заниматься. Пресса поговаривает, что шахты надо затопить. А что делать с людьми? Шахтеры бунтуют (полгода без зарплаты!) и грозятся просто бросить выработки — понятно, чем это чревато. «Зеленые» тоже бьют тревогу: затопление шахт приведет к экологической катастрофе — радиоактивный ил просочится в озеро Умба, а оттуда — в Белое море.

— Словом, все слышат, как под задницей тикает бомба, но никто не знает, как с нее слезть.

Сегодня шахта «Карнасурт» напоминает кадры из «Сталкера»: слепые здания из железобетона — то ли административные корпуса, то ли цеха, повсюду лужи маслянистой грязи, отвалы, издалека напоминающие горы шлака, призрачная платформа и неподвижный мостовой кран, стальные ангары в потеках ржавчины, облака сизого дыма, цистерны на колесах, узкоколейка. В последний раз мы проходили там в прошлом году, это единственная дорога из Ревды (через перевал Эльмарайок) к озеру Духов, и я до сих пор ощущаю во рту химический привкус. Словно пережевываю проклятие саамского нойда.

В конце XX века, который понаделал дырок в Ловозерских тундрах, а в людских головах оставил пустоту, вновь заговорили о шаманских традициях Луяврурта. Может, виной тому мода на нью-эйдж, может, таковы последствия Духовной смуты, но озеро Духов снова манит всевозможных искателей — как специалистов по исчезнувшим цивилизациям, так и любителей измененных состояний сознания. С некоторых пор священное озеро саамов слывет в России одним из главных «мест силы».[104] Гипотезы выдвигаются разные. Одни утверждают, что располагаясь на геологическом разломе, Сейдъявр излучает энергию Матери-Земли, другие уверяют, что будучи местом обрядов и шаманских культов, Сейдъявр отдает накопленное столетиями напряжение камлания. А кто-то предполагает, что это просто излучение — ядерное или космическое. В результате на Кольский полуостров тянутся наследники идей Барченко.

Одним из них, причем, вне всяких сомнений, наиболее известным, был Валерий Демин. В 1997 году, то есть в семьдесят пятую годовщину экспедиции Александра Васильевича Барченко на Кольский полуостров, в апрельском номере популярного журнала «Наука и религия» появилась статья Демина о предприятии Барченко — этот текст и открыл «новую эру» в истории исследования Ловозерских тундр.[105] Валерий Никитич утверждал — ни больше ни меньше, — что массив Луяврурт — это руины храма Солнца мифической Гипербореи (описанной древними греками), северной колыбели человечества, из которой наших предков изгнал изменившийся вследствие искривления земной оси климат. Александр Барченко — согласно Демину — обнаружил следы этого храма, но НКВД ловко их упрятало. Поэтому следует организовать очередную поисковую экспедицию. Она проходила под патронатом журнала «Наука и религия» и получила громкое имя «Гиперборея».