Конные варвары - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надев куртку, он прикрикнул на них на меж-языке:
– Подайте лютню, да побыстрее! Если что-нибудь случится в мое отсутствие, я побью вас обоих.
Он вышел.
Они ехали свободной группой и возможно чисто случайно по обеим сторонам Язона постоянно ехали по два солдата. Что слышал о нем Темучин и почему он хотел его видеть? Предположения были бесполезны. Язон пытался не думать об этом и наблюдать за окружающей обстановкой, но мысли все равно возвращались к этому.
Послеполуденное солнце стояло низко над камачами, когда они приблизились к военному лагерю. Здесь не было стад, а шатры стояли аккуратными рядами. Со всех сторон видны были войска. Широкая улица оканчивалась очень большим черным камачем, окруженным рядами копьеносцев. Язон не нуждался в наличии герба, чтобы понять, чей это камач. Он слез со своего морона, взял под мышку лютню и пошел за офицером, стараясь, чтобы его походка выглядела гордой, но не надменной.
Аханк пошел вперед, чтобы сообщить о прибытии Язона. Как только он ушел, Язон сунул детонатор в рот и языком придвинул его на место. Он укрепился как раз над верхним правым коренным зубом и включился автоматически под действием слюны.
– Проба… проба… вы меня слышите? – Осторожно прошептал он.
Миниатюрный передатчик мог транслировать голос в диапазоне от шепота до крика.
– Слышим громко и отчетливо, – прозвучал в его ушах голос Меты. Слышать его мог только Язон. Колебания сообщались зубу, оттуда костям черепа и далее воспринимались перепонками.
– Иди вперед! – Крикнул Аханк, грубо оборвав радиопереговоры и схватив Язона за руку.
Язон высвободил руку, вошел и остановился перед человеком в кресле с высокой спинкой. Темучин отвернулся, разговаривая с двумя своими офицерами и это было к лучшему, так как Язон не мог сдержать удивления при виде трона вождя. Это было тракторное сидение, поддерживаемое стволами безоткатных орудий. Со стволов свисали связки человеческих пальцев: от некоторых остались лишь кости, на других висели лохмотья черного мяса. Темучин – убийца пришельцев и здесь была его добыча.
Темучин повернулся, когда Язон подошел поближе и посмотрел на него холодным, лишенным выражения взглядом. Язон поклонился, больше из желания избежать его взгляда, чем стремясь показаться почтительным. Узнал ли его Темучин? Внезапно пробки в носу и отросшие усы показались ему слишком слабой маскировкой. Нужно было сделать больше. Темучин видел его в этот раз совсем близко. Конечно, он узнает его. Язон медленно выпрямился: холодный взгляд вождя по-прежнему был устремлен на него. Язон знал, что он должен стоять спокойно; Темучин должен заговорить первым. Но правильно ли это? Так поступил бы Язон – заставил противника раскрыть карты. Но разве этого ожидают от странствующего жонглера? Жонглер должен испытывать трепет.
– Ты послал за мной, великий Темучин. Я горд этой честью. – Он вновь поклонился. – Ты хочешь, чтобы я пел для тебя?
– Нет, – холодно сказал Темучин.
Язон придал лицу выражение изумления.
– Не нужно песен? Но тогда чего же великий вождь племен хочет от бедного жонглера-странника?
Темучин одарил его враждебным взглядом. Язон задал себе вопрос, насколько эта враждебность была истинной, а насколько усвоенной манерой поведения, чтобы держать в страхе туземцев. – Информация, – сказал Темучин, и в этот момент во рту Язона ожил приемник и голос Меты произнес:
– Язон, тревога. Вооруженные люди снаружи приказывают нам выйти, иначе, они говорят, что убьют нас.
– Обязанность жонглера – рассказывать и учить. Что ты хочешь знать? – И прошептал: – Не используйте пистолеты. Сопротивляйтесь, я попытаюсь помочь.
– Что это? – Угрожающе наклонился к нему Темучин. – Что ты шепчешь?
– Ничего. Это просто, – черт побери, как сказать на меж-языке «нервное состояние», – это жонглерская привычка. Мы про себя повторяем слова песен, чтобы не забыть их. Темучин откинулся на спинку, на лбу его обозначилась резкая морщина. Ему явно не понравилось поведение Язона на аудиенции. Не понравилось оно и самому Язону. Но как же помочь Мете и Грифу?
– Они ворвались! – Прошептал ее кричащий голос.
– Расскажи мне о племени пиррян, – сказал Темучин.
Язон покрылся потом. У Темучина должен быть шпион в племени или Шейнин добровольно рассказал ему об этом. А семья убитого, видимо решила отомстить, поскольку Язона не было в лагере.
– Пирряне это просто другое племя. Зачем тебе знать о них?
– Что? – Темучин вскочил на ноги, схватившись за меч. – Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?
– Язон!
– Нет, подожди, – Язон чувствовал, как испарина превратилась в крупные капли пота на его смазанном лице. – Что ты хочешь знать о них? Вот что я хотел спросить.
– Их много… У них мечи и щиты… Они все напали на Грифа…
– Никогда не слышал об этом племени. Где они пасут свои стада?
– В горах… на севере, в горных долинах.
– Гриф упал, я не могу справиться с ними.
– Что это значит? Что ты скрываешь? Ты возможно не знаешь закона Темучина. Награда тем, кто со мной. Смерть тем, кто против меня. Медленная смерть тем, кто пытается предать меня.
– Медленная смерть? – Спросил Язон, прислушиваясь к молчащему передатчику.
Темучин некоторое время смотрел на него молча.
– Ты многого не знаешь, жонглер, и что-то в тебе кажется неправильным. Я покажу тебе кое-что – это подбодрит тебя и заставит говорить свободнее. – Он хлопнул в ладоши и один из дежурных офицеров выступил вперед. – Принесите Даена.
Было ли это приглушенным дыханием? Язон не был уверен. Он вновь перенесся в камач вождя и с удивлением увидел человека на носилках. Тот был связан, и вокруг его шеи была веревка. Он не пытался ослабить эту веревку и освободиться: на месте пальцев у него были окровавленные обрубки. На голых ногах пальцы тоже были обрублены. – Медленная смерть, – сказал Темучин, пристально глядя на Язона. – Даен предал меня и перешел на сторону Горных ласок. Он здесь уже много дней. Но сегодня его постигнет справедливость.
Вождь поднял руку.
Воины держали человека и он не мог сопротивляться. Тонкие кожаные ремешки глубоко врезались в его запястья и лодыжки. Его правую руку прижали к земле и один из солдат взмахнул топором, рука отлетела в сторону, кровоточа. Воин отрубил вторую руку, а затем обе руки.
– Он мог жить еще несколько дней. У него оставались еще руки и ноги. – Сказал Темучин. – Если бы он продержался подольше, может быть я помиловал бы его на третий день. А может и нет. Я слышал о человеке, который продержался так целый год, пока не настал его последний день.