Маугли - Редьярд Киплинг

– А теперь, – весело сказал Маугли, снова прыгнув в окно, – все собрались вокруг Балдео, и он рассказывает то, чего не было. А когда он кончит, они непременно придут сюда с Красным… с огнем и сожгут вас обоих. Как же быть?

– Мы поговорили с мужем, – сказала Мессуа. – Канхивара в тридцати милях отсюда. Если мы доберемся туда сегодня, мы останемся живы. Если нет – умрем.

– Вы останетесь живы. Ни один человек не выйдет сегодня из ворот. Но что это он делает?

Муж Мессуа, стоя на четвереньках, копал землю в углу хижины.

– Там у него деньги, – сказала Мессуа. – Больше мы ничего не можем взять с собой.

– Ах да! Это то, что переходит из рук в руки и не становится теплей. Разве оно бывает нужно и в других местах?

Муж сердито оглянулся.

– Какой он оборотень? Он просто дурак! – проворчал он. – На эти деньги я могу купить лошадь. Мы так избиты, что не уйдем далеко, а деревня погонится за нами.

– Говорю вам, что не погонится, я этого не позволю, но лошадь – это хорошо, потому что Мессуа устала.

Ее муж встал, завязывая в пояс последнюю рупию. Маугли помог Мессуе выбраться в окно, и прохладный ночной воздух оживил ее. Но джунгли при свете звезд показались ей очень темными и страшными.

– Вы знаете дорогу в Канхивару? – прошептал Маугли. Они кивнули.

– Хорошо. Помните же, что бояться нечего. И торопиться тоже не надо. Только… только в джунглях позади вас и впереди вас вы, быть может, услышите пение.

– Неужели ты думаешь, что мы посмели бы уйти ночью в джунгли, если бы не боялись, что нас сожгут? Лучше быть растерзанным зверями, чем убитым людьми, – сказал муж Мессуи.

Но сама Мессуа посмотрела на Маугли и улыбнулась.

– Говорю вам, – продолжал Маугли, словно он был медведь Балу и в сотый раз твердил невнимательному волчонку древний Закон Джунглей, – говорю вам, что ни один зуб в джунглях не обнажится против вас, ни одна лапа в джунглях не поднимется на вас. Ни человек, ни зверь не остановит вас, пока вы не завидите Канхивару. Вас будут охранять. – Он быстро повернулся к Мессуе, говоря: – Муж твой не верит мне, но ты поверишь?

– Да, конечно, сын мой. Человек ли ты или волк из джунглей, но я тебе верю.

– Он испугается, когда услышит пение моего народа. А ты узнаешь и все поймешь. Ступайте же и не торопитесь, потому что спешить нет нужды: ворота заперты.

Мессуа бросилась, рыдая, к ногам Маугли, но он быстро поднял ее, весь дрожа. Тогда она повисла у него на шее, называя его всеми ласковыми именами, какие только ей вспомнились. Они пошли, направляясь к джунглям, и Мать Волчица выскочила из своей засады.

– Проводи их! – сказал Маугли. – И смотри, чтобы все джунгли знали, что их нельзя трогать. Подай голос, а я позову Багиру.

Глухой, протяжный вой раздался и замер, и Маугли увидел, как муж Мессуи вздрогнул и повернулся, готовый бежать обратно к хижине.

– Иди, иди! – ободряюще крикнул Маугли. – Я же сказал, что вы услышите песню. Она вас проводит до самой Канхивары. Это Милость Джунглей.

Мессуа подтолкнула своего мужа вперед, и тьма спустилась над ними и Волчицей, как вдруг Багира выскочила чуть ли не из-под ног Маугли.

– Мне стыдно за твоих братьев! – сказала она, мурлыча.

– Как? Разве они плохо пели для Балдео? – спросил Маугли.

– Слишком хорошо! Слишком! Они даже меня заставили забыть всякую гордость, и, клянусь сломанным замком, который освободил меня, я бегала по джунглям и пела, словно весной. Разве ты нас не слышал?

– У меня было другое дело. Спроси лучше Балдео, понравилась ли ему песня. Но где же вся четверка? Я хочу, чтобы ни один из человечьей стаи не вышел сегодня за ворота.

– Зачем же тебе четверка? – сказала Багира. Глядя на него горящими глазами, она переминалась с ноги на ногу и мурлыкала все громче. – Я могу задержать их, Маленький Брат. Это пение и люди, которые лезли на деревья, раззадорили меня. Я гналась за ними целый день – при свете солнца, в полуденную пору. Я стерегла их, как волки стерегут оленей. Я Багира, Багира, Багира! Я плясала с ними, как пляшу со своей тенью. Смотри!

И большая пантера подпрыгнула, как Котенок, и погналась за падающим листом, она била по воздуху лапами то вправо, то влево, и воздух свистел под ее ударами, потом бесшумно стала на все четыре лапы, опять подпрыгнула вверх, и опять, и опять, и ее мурлыканье и ворчанье становилось все громче и громче, как пение пара в закипающем котле.

– Я Багира – среди джунглей, среди ночи! – и моя сила вся со мной! Кто выдержит мой натиск? Детеныш, одним ударом лапы я могла бы размозжить тебе голову, и она стала бы плоской, как дохлая лягушка летней порой!

– Что ж, ударь! – сказал Маугли на языке деревни, а не на языке джунглей.

И человечьи слова разом остановили Багиру. Она отпрянула назад и, вся дрожа, присела на задние лапы, так что ее голова очутилась на одном уровне с головой Маугли. И опять Маугли стал смотреть, как смотрел на непокорных волчат, прямо в зеленые, как изумруд, глаза, пока в глубине зеленых зрачков не погас красный огонь, как гаснет огонь на маяке, пока пантера не отвела взгляда. Ее голова опускалась все ниже и ниже, и наконец красная терка языка царапнула ногу Маугли.

– Багира, Багира, Багира! – шептал мальчик, настойчиво и легко поглаживая шею и дрожащую спину. – Успокойся, успокойся! Это ночь виновата, а вовсе не ты!

– Это все ночные запахи, – сказала Багира, приходя в себя. – Воздух словно зовет меня. Но откуда ты это знаешь?

Воздух вокруг индийской деревни полон всяких запахов, а для зверя, который привык чуять и думать носом, запахи значат то же, что музыка или вино для человека.

Маугли еще несколько минут успокаивал пантеру, и наконец она улеглась, как кошка перед огнем, сложив лапы под грудью и полузакрыв глаза.

– Ты наш и не наш, из джунглей и не из джунглей, – сказала она наконец. – А я только черная пантера. Но я люблю тебя, Маленький Брат.

– Они что-то долго разговаривают под деревом, – сказал Маугли, не обращая внимания на ее последние слова. – Балдео, должно быть, рассказал им не одну историю. Они скоро придут затем, чтобы вытащить эту женщину с мужем из ловушки и бросить их в Красный Цветок. И увидят, что ловушка опустела. Хо-хо!

– Нет, послушай, – сказала Багира. – Пускай они найдут там меня! Немногие посмеют выйти из дому, после того как увидят меня. Не первый раз мне сидеть в клетке, и вряд ли им удастся связать меня веревками.

– Ну, так будь умницей! – сказал Маугли смеясь.

А пантера уже прокралась в хижину.

– Брр! – принюхалась Багира. – Здесь пахнет человеком, но кровать как раз такая, на какой я лежала в княжеском зверинце в Удайпуре. А теперь я лягу!

Маугли услышал, как заскрипела веревочная сетка под тяжестью крупного зверя.

– Клянусь сломанным замком, который освободил меня, они подумают, что поймали важную птицу! Поди сядь рядом со мной, Маленький Брат, и мы вместе пожелаем им доброй охоты!

– Нет, у меня другое на уме. Человечья стая не должна знать, что я тоже участвую в этой игре. Охоться одна. Я не хочу их видеть.

– Пусть будет так, – сказала Багира. – Вот они идут!

Беседа под смоковницей на том конце деревни становилась все более шумной. В заключение поднялся крик, и толпа повалила по улице, размахивая дубинками, бамбуковыми палками, серпами и ножами. Впереди всех бежал Балдео, но и остальные не отставали от него, крича:

– Колдуна и колдунью сюда! Подожгите крышу над их головой! Мы им покажем, как нянчиться с оборотнями! Нет, сначала побьем их! Факелов! Побольше факелов!

Тут вышла небольшая заминка с дверной щеколдой. Дверь была заперта очень крепко, но толпа вырвала щеколду вон, и свет факелов залил комнату, где, растянувшись во весь рост на кровати, скрестив лапы и слегка свесив их с одного края, черная и страшная, лежала Багира. Минута прошла в молчании, полном ужаса, когда передние ряды всеми силами продирались обратно на улицу. И в эту минуту Багира зевнула, старательно и всем напоказ, как зевнула бы, желая оскорбить равного себе. Усатые губы приподнялись и раздвинулись, красный язык завернулся, нижняя челюсть обвисала все ниже и ниже, так что видно было жаркую глотку; огромные клыки выделялись в черном провале рта, пока не лязгнули как стальные затворы. В следующую минуту улица опустела. Багира выскочила в окно и стала рядом с Маугли. А люди, обезумев от страха, рвались в хижины, спотыкаясь и толкая друг друга.

– Они не двинутся с места до рассвета, – спокойно сказала Багира. – А теперь что?

Казалось, безмолвие полуденного сна нависло над деревней, но, если прислушаться, было слышно, как двигают по земляному полу тяжелые ящики с зерном, заставляя ими двери. Багира права: до самого утра в деревне никто не шевельнется.

Маугли сидел неподвижно и думал, и его лицо становилось все мрачнее.

– Что я такое сделала? – сказала наконец Багира, ласкаясь к нему.

– Ничего, кроме хорошего. Постереги их теперь до рассвета, а я усну.

И Маугли убежал в лес, повалился на камень и уснул – он проспал весь день и всю ночь.