Они принесли крылья в Арктику - Морозов Савва Тимофеевич

Конечно, не справиться бы со всеми делами авиатехнику Ивану Недошивину, в единственном числе представляющему весь штатный персонал Тиксинского аэропорта. Но сколько добровольных помощников сгруппировалось вокруг него. Был среди них седобородый Петр Алексеевич Алексеенко, старожил северной Якутии. Избрав для себя специальность масленщика, работая на подогреве авиамасла, он долгие часы проводил на морозе и ветру. Был и Петя Раза-мазов — уроженец Москвы, поваренок Тиксинской столовой, настойчиво осваивавший специальность моториста.

Был и плотник Живов, быстро нашедший общий язык с бортмеханиками, охотно выполнявший их заказы на специальные доски для самолетных лыж.

Если люди таких далеких от авиации профессий стали надежными помощниками авиаторов, то о работниках специальных служб нечего и говорить. Радисты и метеорологи во главе с диспетчером Басиным добросовестно обслуживали перелет тяжелых самолетов по Якутии до Тикси и теперь были готовы провожать экспедицию в высокие широты.

Тиксинские портовики немало сделали, для того чтобы предотвратить «жилищный кризис», внезапно надвинувшийся на поселок. В домах общежитий, в квартирах появились вторые, а кое-где и третьи ярусы нар. Кроме того, под жилье приспособили баржи, до той поры стоявшие на приколе: обложили их снаружи плотно утрамбованным снегом, поставили в трюмах печки, камельки, соорудили койки. Словом, делалось все, чтобы и прибывшим летчикам, и морякам, эвакуируемым с дрейфующих кораблей, было бы где преклонить головы, обогреться, отоспаться.

 — Никогда у нас, тиксинцев, не было столько гостей, как в нынешнюю зиму. Вот и надо обо всех позаботиться, чтобы потом на Большой земле не поминали нас лихом, — говорил, знакомясь с Алексеевым, парторг порта Евгений Яковлевич Барский, он же по совместительству и редактор печатной газеты «Стахановец Арктики». Рослый, чуточку полноватый темноглазый южанин, в прошлом моряк-черноморец, он уж не первый год зимовал в Арктике. Многие спутники Анатолия Дмитриевича помнили Барского по Диксону. Там он также редактировал печатную газету. Кроме того, по собственной инициативе организовал выпуск в эфир «Арктических радиоизвестий», транслировавшихся по всем полярным станциям Карского моря, а также радиофицировал многие охотничьи — промысловые, становища, проехав для этого на собаках около 600 километров по низовьям Пясины.

В небольшом редакционном помещении «Стахановца Арктики» частых посетителей приветливо встречали и сам редактор, и оба его помощника: печатник Евгений Пузий, на Большой земле служивший милиционером, и начинающий наборщик Ваня Шумилов, местный уроженец, якут, вчера еще рыбачивший в Ленской дельте.

 — Глядите, Анатолий Дмитриевич, какие местные кадры мы тут выращиваем… — Барский с улыбкой протягивал Алексееву еще пахнущую типографской краской газету, показывал заметку под заголовком: «Это набрано мной», подписанную: «И. Шумилов». «Второй год я работаю в типографии. Это дело мне нравится», — писал Ваня в обращении к своим землякам-якутам.

 — Да, Евгений Яковлевич, вы работаете здорово, — говорил Барскому Алексеев и, тут же сагитированный редактором, сам принимал участие в очередном номере газеты.

Статья Героя Советского Союза Алексеева, человека широко известного в стране, стала событием для портовой многотиражки. Переданная по радио на дрейфующие суда, она информировала моряков о намеченном плане операции.

Однако в действительности многое произошло не так, как намечал начальник экспедиции. И потом не раз Анатолий Дмитриевич вспоминал старинную солдатскую песню: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…»

Тем временем весна, суровая, арктическая, с морозами и пургами, уверенно вступала в свои права. Заметно удлинился световой день. Но все-таки нельзя еще было рассчитывать на то, чтобы за один день слетать на караван и обратно (немногим более 2 тысяч километров). А ночевать самолетам во льдах — где всегда могут быть внезапные подвижки, торошения — весьма рискованно.

И вот 3 апреля (на это число был назначен первый вылет) Тиксинский ледовый аэродром ожил задолго до рассвета. Урчали тракторы, сновавшие меж самолетных стоянок. Шипели подогревательные лампы.

В 4.15 штурманы отряда сверили свои часы — самолетные и личные — с часами флагмана и разошлись по кабинам. Восходящее светило отчетливо запечатлелось на экране солнечного указателя курса. В 5.15, после проверки всех двенадцати моторов, Алексеев дал сигнал выруливать на старт. И вскоре его флагманский самолет Н-172, оставляя за собой вихрь снежной пыли, взлетел, стал в круг для сбора ведомых. С равными интервалами взлетели следом за ним Головин и Орлов. Все три машины «строем гуся» прошли над Тикси, скрылись в чистом небе над бескрайней равниной замерзшего моря.

Погода стояла настолько безоблачная, что и думать не хотелось о трех фронтах, нанесенных Дзердзиевским на синоптическую карту. Но вот на востоке за островом Фаддеевским показалась высокослоистая облачность, первые предвестники фронта, уже не воображаемого — реального, зримого.

Юркий миниатюрный Борис Низовцев, пробравшись из радиорубки в пилотскую, протянул Алексееву голубоватый прозрачный листок с несколькими карандашными строчками: сообщение с мыса Шалаурова. Там ожидалось резкое ухудшение погоды. Стало быть, и думать нечего о посадке на Шалауровском аэродроме при возвращении от кораблей.

Анатолий Дмитриевич тут же приказал своему флагманскому радисту связаться с островом Котельным, запросить о возможной посадке у гостеприимного Бабича.

Тщательно проверяя работу компасов, переговариваясь друг с другом по радиотелефону, штурманы трех самолетов убеждались в правильности избранного курса, в исправности всей навигационной аппаратуры. Это тем более было важно, что с каждой новой сотней километров продвижения на север экспедиция углублялась в неведомую, никем из авиаторов доселе не посещавшуюся область высоких широт.

В 9 часов 50 минут, пройдя остров Фаддеевский, легли курсом на остров Беннетта — к последнему наземному ориентиру, за которым уже безбрежная океанская равнина. В 10.35 открылся этот клочок суши с обрывистыми берегами, двугорбый, покрытый ледниковыми шапками…

Сколько трагедий связано в прошлом с этими местами. Отсюда в восьмидесятых годах прошлого столетия двигался по льду американец Де-Лонг после того, как была раздавлена его шхуна «Жаннета». Шел Де-Лонг к берегам Якутии, но так и не достиг их. Позднее, в начале двадцатого века, к острову Беннетта прошел по льдам наш отважный соотечественник профессор Э. В. Толль в надежде отыскать мифическую «Землю Санникова», будто бы расположенную еще севернее. Погиб и Толль, не вернулся из своего похода.

А что же с гористой, одетой ледником мифической землей, которую давным-давно наблюдал будто бы издали якутский промышленник Яков Санников? Сколько раз бывало, работая на авиаразведке в Карском море, Анатолий Дмитриевич Алексеев и Николай Михайлович Жуков толковали об этом «таинственном острове». Да обстоятельства все не позволяли собраться слетать в столь отдаленные края.

Зато уж теперь… Хоть и справедливо было предположить, что корабли, дрейфующие со льдами, на своем пути уже прошли район мифической «Земли Санникова», что путешественники прошлого скорее всего наблюдали здесь дрейфовавшие в разные периоды айсберги, но все-таки, все-таки… Как хотелось воздушным странникам, пилоту и штурману, усмотреть с высоты хоть какую-нибудь одинокую скалу, торчащую среди всторошенных морских льдов…

 — Однако, Николай Михайлович, глазам своим надо верить. Чего нет, того нет, — так Алексеев подвел итог наблюдениям из штурманской кабины Жукова. И продолжал: — Ну да бог с ними, с мифами, присмотримся-ка лучше к реальности здешних льдов…

Да, на взгляд бывалых полярников, картина была весьма интересная. На всем маршруте от Тикси до Фаддеевского и Котельного лед моря Лаптевых стоял без каких-либо следов подвижки. Ни трещин, ни разводьев, только кое-где на ровной заснеженной поверхности — редкие ропаки, заструги. Дальше, к северу, за Котельным и Фаддеевским островами положение резко изменялось. Большие береговые полыньи огибали эти острова, уходя на запад и восток, в пределах видимости. Еще дальше, севернее этой огромной полыньи, начинался сильно всторошенный лед. Виднелись тут и молодые годовалые льдины, и многолетние паковые. Никаких площадок, пригодных для посадки самолетов, усмотреть было невозможно.