Последний рейс - Виктор Конецкий

– Побегу-ка я за капитаном, – говорит Людмила. – Очень мне маневры Степана Осиповича не нравятся, хоть он и большой адмирал был.

– Беги, дорогая! – ору ей вслед. – Видишь, женщины на борту приносят несчастья!

Она на бегу запускает в меня снежком и карабкается по трапам в надстройку своего «Тикси».

Я бегу на бак, то есть в самый нос своего «Кингисеппа».

Что коварный «Макаров» задумал нынче? Семь лет назад в этих же местах он на «Державино», на нас с Василием Васильевичем Мироновым, целый айсберг опрокинул – пять дыр в двух трюмах. Уродовались с цементными ящиками до самого Владивостока…

Сами здешние ледобои про «Макарова» говорят, как биндюжники в Одессе: «Макарыч у нас самый грубый из грубиянов!»

Объясняю ситуэйшен.

Итак, огромный линейный ледокол работает минимум средним задним ходом на рейде Певека…

У причала № 1 стоял у нас по носу теплоход «М. Аммосов». Между кормой «Аммосова» и нашим форштевнем было метров тридцать. И вот в эту щель целился «Макаров» своей тупой (во всех отношениях) кормой. Судя по куче ацетиленовых или кислородных баллонов на причале, адмирал хотел подойти к куче, чтобы забрать баллоны кормовым краном, и без всяких лишних хлопот.

Я наярил на бак так, что забыл про тромбы в нижних конечностях. Клянусь, что этот самый «Макаров» раздолбал семь лет назад «Державино», как Бог черепаху.

На полубаке уже торчали, наблюдая за приближающейся кормой ледокола, наш боцман и парочка бездельников-матросов.

Штиль был. Солнце. Мир и покой в чукотской природе.

Когда я понял, что навал ледокола неизбежен, то приказал всем покинуть полубак, а сам присел на корточки за брашпилем, чтобы наблюдать картину в деталях. Еще мысль мелькнула: «Черт! Фотоаппарата нет!» (Лучше фотографии нет на свете документа в судебных делах.)

Ну-с: трах!… бах!… искры… крен… орехами щелкают наши леерные стойки… загибается внутрь фальшборт…

Совсем рядом рожи макаровцев, которые наблюдают за нами презрительно-равнодушно, хотя острый угол нашего полубака вспарывает на «Макарове» шикарный вельбот – просто в бифштекс их вельбот превращает.

Ору ледобоям:

– Эй! У вас в вельботе в баки бензин залит?

– А хрен его знает…

– Загасите окурки, черт бы вас побрал! Если раздавило бензобак, то сейчас полыхнете!

– А хрен с ним – пущай полыхает…

Это я с рядовыми ледобоями разговариваю. Высшее начальство изучает все происходящее с небоскребной высоты левого крыла ходового мостика. Наконец высокому начальству становится окончательно ясно, что фокус не получился. Под кормой «Макарова» вскипает могучий бурун, и ледокол невозмутимо удаляется обратно на рейд – и без баллонов, и без вельбота.

Фальшборт, который завалил нам ледокол на протяжении метров десяти, теперь исключает возможность погрузки на палубу леса в Игарке. Выправить фальшборт своими силами не представляется возможным. Это я Юрию Александровичу докладываю.

– Ну и сволочи эти дальневосточники, – замечает он, натягивая ватник, ибо готовится спускаться в трюма, дабы собственным примером вдохновлять наших перегружателей мерзлого картофеля. – А вы, пожалуйста, начинайте оформлять документы по навалу. Капитану порта и в Штаб я сейчас сам доложу.

– Добро.

Из специального морского пособия:

«Важно помнить, что в случае столкновения кажущиеся правильными собственные действия при расшифровке всей ситуации могут оказаться ошибочными, предпринятыми не вовремя или на основании неверных предпосылок. Но и безошибочные действия, как правило, нуждаются в серьезных обоснованиях и доказательствах. Нельзя в то же время забывать и о том, что любая необъективная версия случая, созданная в стремлении уйти от ответственности, легко уязвима, как бы тщательно она ни была разработана. Поэтому лучший метод защиты – это предельно лаконичное изложение – и письменное, и устное – конкретных фактов, по которым и будут оцениваться действия командования судна».

Пожалуй, писателям может быть полезно чтение спецморпособий.

А вообще-то большинство аварий -результат нарушения самых обычных, хорошо ребенку известных правил и положений. Но!… Но у нас на борту женщина была!

Вечером пришла ко мне в каюту Людмила, села в кресло, а на край стола положила ноги в сапогах. Сама, конечно, в брюках.

Сидит, молчит и глаза закрыла – смертельно устала.

– Вас в эту навигацию «день бегуна» проводить заставляли? – спрашиваю Людмилу, глядя на то, как с ее сапог сползает на специально подложенную газету мокрый и грязный снег.

Она приоткрывает глаза:

– Нет, отбились: «Учитывая специфику вашей работы, разрешаем продлить „день бегуна“ сроком одну неделю». А вы, Виктор Викторович? С тушением пожара хадлонами сталкивались в жизни?

– Нет, вообще про такую чертову штуку не слышал.

– Фреон сто четырнадцать, – опять закрыв глаза, тщательно, как на экзамене, вспоминая, сомнамбулически бормочет Людмила. – Тушение твердых и жидких горючих веществ и материалов… за исключением металлов и горящих без доступа воздуха веществ… особенно в закрытых объемах… и особо эффективен против тлеющих материалов…

– Самое умное, что ты можешь сделать, – это родить себе цель в жизни, – советую я старшему помощнику капитана теплохода «Тикси», – причем родить буквально, то бишь сына или дочку, а затем уже носиться вокруг него или нее, как бабочка у лампы. В крайнем случае – роди, а потом носись вокруг света.

– Что ж, без мужа рожать? – Здесь ее глазенапы распахиваются полностью. Хорошие глазенапы.

– Это уж как хочешь.

– Если муж, – вслух раздумывает Людмила, – по полгода без меня будет на берегу жить, что получится?

– Вот этот вопрос за гранью моего дарования. Процитирую тебе только одного старого маримана: «Мне тяжко оставлять жену на положительных героев»…

(Меньше чем через год у себя дома на Петроградской стороне увидел по ТВ, как Людмила Анатольевна Тибряева отваливала на «Тикси» из Мурманска на Канаду в роли капитана. Ну что ж, счастливого плавания тебе, Людмила Анатольевна, по всем океанским трассам.)

При оформлении документов после навала уточнил стоимость суточного содержания нашего «Кингисеппа» – 1176 рублей.

Ориентировочные технические убытки:

а) Стоимость исправления аварийных повреждений – 2500 рублей.

б) Стоимость пропиленового конца – 1500 рублей.

Определить убытки от того, что мы не сможем в Игарке брать на палубу пиломатериалы, даже приблизительно сейчас мы не можем.

К документам удалось приложить фото, сделанное капитаном теплохода «Тикси» с пеленгаторного мостика в самый момент навала.

Какой молодец дальний родственник Сергея Адамовича Колбасьева!

Но замкнутый мужик, держит меня на дистанции.

15.09. У помпохоза в кладовке обнаружили бидон с осадком от браги. Пригрозили списать, хотя никуда мы его списывать не можем, ибо в судовой кассе всего пятьдесят рублей.

Он отказался ехать за продуктами после ночной работы по разгрузке, хотя пил пиво с девкой с «Аммосова» и с электромехаником Серегой. Капитан Резепин снял их с рабочей смены. Пошел сам. И на 4-м ящике рухнул – острейший приступ радикулита. Два укола сделал доктор. Даже ползать не мог мой мастер.

Юрий Александрович очень злится на себя за то, что выгнал из трюма трех дезертиров-интеллектуалов. Ведь именно в результате этого он решил сам работать на штивке ящиков с картофелем.

Схватил 100-килограммовый ящик с мокрой картошкой и решил его себе на плечо вскинуть. И тут, конечно, еще и вечный моряцкий остеохондроз сработал – скрутило его так, что из трюма сам вылезти по скоб-трапу не смог. Боли адские. Подняли из трюма в грузовой сетке лебедкой.

По мнению гидрографа Иванова, вся наша перестройка сейчас – это сведение счетов друг с другом. Только метод изменился: теперь подсовывают проверяющим шампанское или шашлык, а затем врываются свидетели.

Принес амбарную книгу дневников.

На месяц здесь ребенку по карточкам положено две банки сгущенки.

От нечего делать в пустой радиорубке принимает помпа:

«РАДИО ШТОРМ ВСЕМ СУДАМ СЕВЕРНОЙ АТЛАНТИКИ = УРАГАН ЭРЛ 15/9 0 800 МСК НАХОДИЛСЯ 3030 СЕВЕРНОЙ 50 30 ЗАПАДНОЙ СМЕЩАЕТСЯ ВОСТОК 7 УЗЛОВ ОЖИДАЕТСЯ 16/9 0400 МСК 30 30 СЕВЕРНОЙ 4 800 ЗАПАДНОЙ МАКСИМАЛЬНЫЙ ВЕТЕР 80 ПОРЫВЫ 95 УЗЛОВ = ВАСИЛЬЕВ».

Молотит печатающая машина зенитным пулеметом. Он:

– А в наше время-то! На ключике!

Вечером чаевничал с Людмилой, которая весь день работала за боцмана, собственноручно открывая трюма и твиндеки.

Сам капитан «Тикси» стоял на сигнальной отмашке грузчикам.

Да, конец навигации – это, конечно, сумасшедший дом, нет, вернее, пожар в плавучем бардаке.

И я, очевидно, уже на грани свихнутости: встретить в Певеке родственника Сергея Адамовича Колбасьева и не испытать никаких удивленно-удивительных эмоций! Тут все-таки вру. Я, когда был у него в гостях, попробовал что-то копнуть, но он сразу зажался угрюмо и отчужденно.