Книга Легиона - Наль Подольский

— Экий ты баснописец… Что же, я готова не раздражаться, если ты мне покажешь кобру. Оттого и злюсь, что не вижу.

— Рано или поздно увидишь. — Взгляд Платона на секунду застыл, и он очень тихо добавил. — А ритм движения мы уже знаем. Она убивает раз в неделю.

Марго никогда не думала, что в одну короткую фразу, сказанную ровным негромким голосом, можно вложить столько ненависти. Похоже, она его недооценивает.

А он встал из-за стола, подошел к висящему на стене плану города и принялся спокойно рассматривать красное пятно, образованное шляпками кнопок, словно ожидая от него подсказки.

И, как ни странно, он ее получил — так, по крайней мере, показалось Марго. Прямо колдун какой-то, поразилась она.

Платон вернулся к столу, сел, лениво закурил сигарету, как бы с сомнением поглядел на Марго и со скучающим видом спросил:

— Итак, дела всех самоубийц со всего города попадают непременно к тебе?

Она уже хорошо знала этот его рассеянный тон — он означал, что у него на уме новая идея.

— Да, ко мне, — неуверенно подтвердила Марго, недоумевая, почему он задает вопрос о том, что ему и так отлично известно.

— А если человек не погиб? Если ему помешали, как мне, например, — он чуть заметно усмехнулся, — дело все равно попадет к тебе?

— Нет… Вообще никакого дела не будет, — ответила она с удивлением и ошарашенно замолчала. — Господи, как же я не смекнула! Ну и голова у тебя, обалдеть… — Марго подумала, что последняя фраза прозвучала слишком льстиво, но сейчас ей было на это наплевать.

— Как же можно найти таких людей? — продолжал он рассуждать с полной невозмутимостью. — Кому-то вызовут «скорую», кто-то попадет в «травму», кто-то — в реанимацию, а если повезет, можно угодить и в психушку.

— Все верно и гениально, — согласилась Марго, но энтузиазма в ее голосе поубавилось. — Только как мы управимся? Это значит, больше чем за год просмотреть журналы всех станций «скорой», всех травматологических пунктов, хирургических отделений и реанимаций, — подытожила она уныло. — Тут работа для целой бригады…

— Ничего, разберемся. К тому же, ты отстаешь от жизни. Даже у нас в больнице всю информацию вводят в компьютер… правда, с моей подачи. Но уж здесь-то — «травма» и «скорая» наверняка.

Он оказался прав — значительная часта нужной им информации нашлась в компьютерах. Препятствий им никто не чинил — следователь в таких местах фигура столь же привычная, как и медперсонал.

Повозиться пришлось все же изрядно, в основном потому, что многие записи выводили на ложный след. Врачи, особенно «скорой помощи», писали на ходу, наспех, и далеко не всегда уточняли, каким именно образом пострадавший вскрыл себе вены. Иногда цепочка записей приводила к безуспешной попытке реанимации, и фамилия пациента закономерно обнаруживалась в заголовках папок в кабинете Марго. Окончательный «урожай» составил девять человек, которым в силу стечения обстоятельств удалось вырваться из когтей неведомой инстанции, жаждавшей их крови. Все они были живы и, как выяснилось позднее, суицидных попыток повторять не пытались — то есть эта смерть, промахнувшись однажды, не посягала на свою жертву вторично. Двое из них пребывали в психиатрических лечебницах, четверо жили в семьях, один, студент, — в общежитии, и двое — пенсионер и продавец магазина строительных товаров — существовали в одиночестве. Помимо этих предварительных сведений, Марго, по журналам «скорой» и «неотложки», удалось выяснить, что всех их теперь объединяла общая болезнь — эпилепсия.

Несмотря на интенсивные штудии в лечебных учреждениях, взятые на себя в основном Платоном, ибо Марго имела еще нагрузку и на работе, они дважды посещали роковой пятачок на Охте, который между собой называли «логовом» или «зоной». Для чего они туда ездили, объяснить ни тот, ни другая не могли — их туда просто тянуло, и все.

Платон первым сформулировал напрашивающийся вывод:

— Похоже, нам нужна там явочная квартира.

За этим дело не стало, и через два дня они арендовали двухкомнатную квартиру в самом центре «логова», на девятом этаже «точечного» дома. Они проводили там часть времени, даже иногда ночевали, чувствуя себя разведчиками в тылу врага, и время не притупляло ощущения опасности. Впрочем, эти достаточно острые эмоции не мешали их общей работе, а, скорее, стимулировали активность.

Сейчас им предстояло получить хоть какую-то информацию от неудачливых самоубийц, которых они на своем рабочем жаргоне именовали для краткости «эпилептиками». Не сговариваясь, оба почему-то сочли естественным начать с обитателей психлечебниц. Один из них содержался на Пряжке, а второй — в «Скворечнике», то есть больнице имени Скворцова-Степанова.

На Пряжку попал тридцатилетний водитель бульдозера, несмотря на молодость, уже с уголовным прошлым. В силу своей крайней агрессивности он числился в «буйных». По свидетельству жены и начальства на службе, он был агрессивен всегда, от природы, из-за чего и попал в свое время на скамью подсудимых; неудачная же суицидная попытка разбередила в нем лютую злобу ко всем окружающим.

В больнице Марго приняли любезно, и ее служебного удостоверения оказалось достаточно, чтобы познакомиться и с историей болезни, и самим пациентом. Здесь еще витали остатки прежнего пиетета по отношению к органам наведения порядка, когда психиатр смотрел на следователя как на «старшего брата».

Марго провели к бульдозеристу в палату. Он лежал неподвижно, словно растекшись по койке, которую явно превосходил габаритами, и чем-то напоминал тушу убитого зверя. Дежурная медсестра объяснила, что он пытался затеять драку с санитарами, и только что получил внушительную дозу транквилизатора. Глаза его были раскрыты, но смотрели бессмысленно, и лицо, несмотря на расслабленность, сохраняло угрюмое и злобное выражение. Момент для визита явно был неудачным, но медсестра утешила Марго в том смысле, что и в другое время разговаривать с ним невозможно.

— Он, что, все время молчит?

— Если бы молчал… Сплошной мат и угрозы.

— Какие именно угрозы? Постарайтесь вспомнить как можно точнее.

— Угрозы очень простые: убью… изобью… прибью. Иногда еще… всех вас к ногтю, скоро… доберусь до вас, очень скоро… Вот и все.

— А после припадков эпилепсии он говорит что-нибудь?

— Когда как. Но все то же самое: убью, прибью, и ругань.

— А какие-нибудь имена? Или странные слова, к примеру, — центурион, галион?

— Да вы что? — девица бесцеремонно прыснула. — Он, кроме матерных, никаких слов не знает. Вот, ей-богу…

Похоже, она была права, и Марго оставила ей свой телефон с просьбой в случае чего позвонить — исключительно ради поддержания общей методичности действий.

В «Скворечнике» Марго встретили, мягко говоря, без большого радушия. Главного врача не было, а заведующая отделением, довольно молодая для этой должности дама — приблизительно ровесница Марго, не пустила ее дальше своего кабинета:

— Нет, его беспокоить нельзя, это я как лечащий врач утверждаю. Он только начинает приходить в себя, и вдруг вы — с вашими вопросами именно о том, что ему нужно забыть. Тем более, Философьев — поэт, драматург, натура возбудимая, творческая… нет, нет… месяца через два… может быть.

— Хорошо. Меня интересует не он, а его эпилепсия. Точнее, то, что он говорит после припадков. Кто-нибудь из персонала мог это слышать?

— У нас бред больных не подслушивают. Это неэтично. Поймите же, душевнобольные, как никто другой, нуждаются в уважении.

— Я не спорю, конечно, — Марго была озадачена, — но все же… в разумных пределах…

— Вот я и слежу, чтобы все было в разумных пределах, — нахально перебила ее врачиха. — У вас все, надеюсь?

— Почти. Я могу взглянуть на историю болезни?

— Вы отдаете себе отчет, о чем просите? Это врачебная тайна.

Ну и карга, разозлилась Марго. Вроде не старая, а уже карга. Она поняла, что ей просто необходимо основательно пообщаться с драматургом. Творческая натура — это именно то, что ей надо.

Ничего не оставалось, как пойти ябедничать прокурору. Он долго не мог взять в толк, о чем идет речь, а когда понял, ужасно возмутился и принялся обиженно качать головой:

— Нет, так нельзя… С прокуратурой так нельзя… Так дело не пойдет…

К сожалению, обоим было понятно, что официального сумасшедшего вызвать на допрос невозможно, и выписать ордер на беседу с пациентом психушки тоже нельзя.

— Ладно, организуем, если тебе так уж занадобилось, — проворчал прокурор таким тоном, будто собирался сделать Марго личное одолжение. — Я тебя… э-э… поставлю в известность.

Она отлично представляла, как он будет действовать. Если этой психиатрической дурище плевать на прокуратуру, то, может быть, главному врачу не наплевать, а если и ему тоже, то в Управлении больницами наверняка сыщется кто-то, желающий помочь правоохранительным инстанциям. В результате вредную тетку так или иначе приструнят. Мерзость, конечно, а вот для дела нужно…