Зеленый омут - Наталья Солнцева

Манфред старался отвлечься, чтобы тошнота и судороги в желудке не мешали ему помогать учителю, известному врачу и астрологу Луиджи, к услугам которого прибегали самые богатые и знатные флорентийские семейства, Веспуччи и Торнабуони, и даже сами братья Медичи. Чахотка преследовала изысканных и меланхоличных женщин, скучающих в роскошных, блистающих мрамором и позолотой, просторных палаццо. Искусство врача высоко ценилось, ибо болезнь не признавала различий между благородными сеньорами и простыми людьми. Под ярко сияющим небом Тосканы свирепствовали эпидемии холеры, чумы, черной оспы и чахотки. Жизнь становилась призрачной и упоительной, подобной скоротечному сну, готовому прерваться в любой миг. И отношение к ней поэтому было особым, как к драгоценному и пьянящему напитку, кубок с которым нужно успеть осушить до дна. Будет ли завтрашний день? Этого никто не знал.

Луиджи сделал продольный разрез трупа, и вытащил скользкие, покрытые гнилостным налетом, дурно пахнущие внутренности. Манфред смотрел на эти отвратительные останки того, что не так давно было человеком, и содрогался.

Память совершенно неожиданно вернула его к блистательной, яркой и пышной джостре царственных братьев, волшебному видению, с развевающимися знаменами из восточного шелка, которые несли быстрые оруженосцы за каждым участником рыцарского турнира. Отважный Джулиано выступал впереди, в ослепительном наряде из серебряной парчи, разукрашенном жемчугом и рубинами. На штандартах[25] Медичи сияло золотое солнце, символизирующее жар любви, и Минерва[26] в белоснежном одеянии, вооруженная щитом и копьем, взирала на великолепных всадников. Лошади в золотых сбруях, султанах из разноцветных перьев, с изумрудными звездами на благородных лбах, лениво помахивали заплетенными в косички хвостами. Крупные бриллианты жарко горели в лучах полуденного солнца на шлемах рыцарей. С увитых цветами и лентами трибун еще жарче светились глаза прекрасных дам, провожающих тайными и явными взглядами своих возлюбленных…

Перед Манфредом предстали вытянутые к вискам, сонные и загадочные, полные притушенного огня зеленоватые глаза прекрасной генуэзки Симонетты. Она была в бледно-голубом платье, расшитом золотыми и серебряными лилиями, сама такая же бледная, как прозрачный газ на ее хрупкой груди, со сгибающейся от тяжести драгоценного ожерелья длинной шеей. Ее завитые льняные локоны покрыты тончайшей паутинкой золотой сеточки. Изредка она подносила к розовым губам белоснежный кружевной платок. Симонетта была больна, она кашляла, и все чаще на ее шелковых кружевах появлялись зловещие кровавые пятна. Лихорадочный румянец играл на ее нежных щеках, и Джулиано то и дело бросал на нее полные тоски и беспокойства взгляды.

Луиджи почти каждый день, а иногда и ночью посещал в закрытой карете огромный палаццо сеньора Веспуччи, – он пытался если не вылечить красавицу, то хотя бы продлить ее жизнь, которая висела на волоске. Он, как врач, ясно понимал это. «Прекрасная роза Флоренции» умирала, и ничто не могло ее спасти, – ни любовь всесильного, блистательного и храброго Джулиано Медичи, ни напоенный ароматами мирта и лавровишни прозрачный воздух Италии, ни несметные богатства ее пожилого супруга, ни молитвы кардиналов и епископов, ни красота, данная ей Богом, ни обожание поэтичных и порывистых флорентийцев, ни врачебное искусство ее лекаря, лучшего среди лучших.

Манфред иногда сопровождал Луиджи в палаццо Веспуччи, шелка и бархаты которого, диковинные гобелены, мягкие ковры, пышные букеты в заморских вазах, и даже драгоценные мраморы пахли смертью.

Розовый миндаль, благородный лавр и свечи кипарисов, качающиеся на ветру,

Залитые солнцем пинии и дикие белые розы у их подножия,

Загадочные окна дворца, и белое лицо дамы в золотой вуали,

Запах магнолий в прохладной тени – и все это… смерть…

– Видишь? Этот человек умер от болезни сердца, а вовсе не от теплового удара. О чем ты думаешь? – недовольно прервал Луиджи мысли своего самого способного ученика. – Вернись с небес на землю! Туда ты еще успеешь отправиться, и, возможно, гораздо быстрее, чем кажется!

Врач обладал тяжелым характером, постоянно ворчал и был всем недоволен. Угодить ему мог один только Манфред, да и то не всегда. Молодому человеку частенько доставалось от желчного и вечно раздраженного учителя. Но все это было незначительным по сравнению с теми знаниями, которыми был буквально напитан Луиджи. Он знал все о звездах, растениях и минералах, умел приготовить любое снадобье, бальзам, мазь или косметическое средство, и охотно обучал этому Манфреда, полюбив его как родного сына.

Богатые родители молодого человека долго не имели детей. Отчаявшись заполучить наследника и продолжателя рода, они обратились к знаменитому целителю, который пообещал им рождение мальчика, столь же красивого, сколь умного. Однако врач выдвинул странное условие: достигший юного возраста сын славного рода должен стать учеником астролога, алхимика и мага, и перенять все его знания. Только достигнув совершенства в науке врачевания и всех прочих науках, которые пожелает передать ему учитель, он может вернуться под родительский кров и унаследовать все земли, золото и прочее имущество своих отца и матери, продолжая жить так, как он сам захочет. Но до той поры Манфред, как целитель велел назвать мальчика, будет находиться на обучении и в услужении у своего учителя, как обыкновенный подмастерье и беспрекословно подчиняться всем требованиям, которые ему будут предъявляться.

Потерявший надежду иметь наследника отец, который к тому же не был склонен особенно верить докторам, дал необдуманное согласие. А дальше все пошло как по писаному. Прекрасный ребенок родился точно в срок, указанный врачом, и рос здоровым и на удивление смышленым мальчиком, превратившимся в красивого, образованного и весьма учтивого юношу. Пришла пора выполнить данное целителю обещание. И Манфред, оплакиваемый безутешной матерью, отправился во Флоренцию, как было велено, с несколькими грошами в кармане и узелком самых необходимых вещей.

Город поразил его обилием богатых палаццо, фонтанов, площадей, садов и мраморных скульптур. Печальные римские богини отражались в искусственных прудах, овеваемые прохладным ветром с реки, приносящим запах спелого инжира и апельсинов. Солнце нагревало старинные колонны и мускулистые тела мраморных Гераклов.[27] По мощеным камнями улицам гарцевали разодетые всадники, проносились, гремя колесами, кареты знатных сеньоров, на шумных рынках ругались толстые торговки, над площадями медно звонили церковные колокола.

Густо-синее небо лилось сверху, горячее, как раскаленная лазурь. Купол флорентийского собора Санта Мария дель Фьоре царил над морем домов, превращая роскошный и изысканный город в сказочный мираж, блестящую оправу к самым темным, трагическим, зловещим и кровавым страницам своей истории. Этот город – «царство вечного праздника», любезный душам всех дерзких мечтателей, храбрых и отважных кондотьеров,[28] знатных патрициев, политиков, проповедников, художников, философов и прекрасных женщин, – околдовывал сразу и навсегда.

Флоренция любила живопись, поэзию, воинскую доблесть, ум и золото, золото, золото… Ее купцы торговали не только в Европе, но достигали Азии и Африки, снабжая горожан товарами самыми изящными и диковинными, редкостными и драгоценными, особенно ценившимися родовитыми сеньорами. Дух легкого и восторженного безумия царил повсюду – под высокими сводами дворцов и в вихре карнавала, на рыцарском состязании, дружеской пирушке и в интеллектуальном споре.

«…счастливы те блаженные духом, которые в своем безумии приятны себе и другим…» Это, пожалуй, было кредо флорентийцев.

Манфред с трудом отыскал неприметный и мрачный дом Луиджи, притаившийся среди одичавших деревьев старого сада. Маленькие окошки были плотно закрыты толстыми темными ставнями, дверь оказалась заперта. Молодой человек долго стучал, и совсем отчаялся, когда, наконец, послышался скрип заржавевших петель и на пороге появился молодой мужчина, очень высокий, крепкого телосложения, с колючим и настороженным взглядом.

Луиджи знал все и обо всем, он был кладезем самых неожиданных сведений, невероятных и чудесных. Манфред, получивший хорошее образование, понятия не имел ни о чем подобном.

Несколько комнат в доме были отведены для производства алхимических опытов, приготовления лекарств, и разных других вещей, о которых Манфреду не было известно. На чердаке Луиджи установил подзорную трубу и подолгу запирался там, рассматривая звезды и планеты. По ночам к нему приходили таинственные незнакомцы, желавшие оставаться неизвестными. Они закутывались в темные плащи и надевали на лица плотные маски, нервно оглядывались, заметно трусили и говорили прерывающимся шепотом. Луиджи выслушивал их просьбы и почти никогда не отказывал. Он что-то выносил им, закрывая полою плаща, и незаметно передавал из рук в руки. Карманы Луиджи всегда были полны золотом, которому он не придавал абсолютно никакого значения, и о котором вспоминал только тогда, когда надо было покупать еду, одежду или составляющие для лечебных снадобий. В углу каминной залы стоял большой резной сундук-кассоне из темного дерева, – в нем тоже было насыпано золото, которое никто не считал. Манфред и Луиджи просто брали оттуда, сколько надо, на свои нужды.