Пришла подруга - Нонна Само

Подруга купила дочке квартиру, нянчит внуков, и ей уже не до детективов. Но я со своими героями расставаться не собираюсь. В смысле – пишу помаленьку. Пока. А там видно будет. Могу теперь позволить себе главное удовольствие – путешествую. И даже летала на Сицилию, в Палермо! Вдруг, думаю, встречу Бельмондо, мне есть что сказать ему. Например, что пока человек жив – ничто и никогда не поздно! Но, увы, его там не оказалось…

Зато я встретилась с другим «Бельмондо», моим первым мужем. Как-то, оказавшись на пару дней в Дюссельдорфе, я позвонила своим друзьям из той, еще прошлой жизни. Они несколько лет как эмигрировали и жили на окраине Дюссельдорфа. Друзья радостно пригласили меня к себе и заехали за мной в гостиницу. Уже в конце этого вечера воспоминаний, когда я собиралась уходить, раздался звонок в дверь, и я услышала в прихожей голос своего бывшего мужа. Оказалось, что он недалеко живет и решил заглянуть «на огонек». Наверное, они предупредили его о моем визите, но я не выясняла – какая, в сущности, разница? Он вызвался проводить меня. Мы шли по тихой чистенькой улице и разговаривали. Он нехотя говорил о своей теперешней жизни. Я поняла, что с работой у него здесь не ладится, живет на «социалку». Жена тоже не может устроиться на работу, неофициально подрабатывает няней. «А ты, я слышал, писательницей заделалась? Детективы клепаешь?» – с усмешкой спросил он. «Клепаю», – сухо ответила я. Откровенно говоря, я обиделась на него за эту усмешку и на это «клепаешь». Но тут же мне стало его безумно жалко, даже сердце защемило от жалости. Говорить, в общем-то, было не о чем. На Бельмондо он уже не был похож. Я остановила такси, чмокнула его в щеку и, помахав на прощание рукой, поехала в свою гостиницу.

Кровать Одиссея

Подруга Ольга нашла жениха. Не для себя, у нее какой-никакой муж имелся. Для Тани. У Тани уже второй год мужа не было. Был, да сплыл. Вернее, улетел. В Америку. Но перед этим Таня с ним развелась. «Подумаешь, изменил, – шумела Ольга, – да кто сейчас не изменяет?!» «Я!» – отвечала Таня. «Ты – баба, а он – мужик, за десять лет брака все приедается, захотелось новых ощущений, погулял бы и вернулся», – не унималась Ольга. В общем, развелись. Теперь он в Америке, а она, гордая и одинокая, тут. Ольга сказала, что надо, пока не поздно, устраивать личную жизнь. По Ольгиному разумению, личная жизнь – это муж. Таня слабо сопротивлялась, но Ольга заявила, что в этом деле нельзя пускать все на самотек, надо искать жениха. И вот нашла. Какой-то бывший одноклассник ее мужа. Сама она его не видела, но муж сказал, что подходящий, не пьет, не курит, разведен, детей нет, ну чем не жених, такие теперь на дороге не валяются. В общем, Ольга велела мужу пригласить его встречать Новый год. Там и познакомятся.

Таня покорно – не хотелось огорчать подругу – согласилась. И вот теперь сидит перед зеркалом, замазывает крем-пудрой изъяны. Ладно, что есть, то есть, все свое ношу с собой: и новые морщины, и плохое настроение, и тоску по Гришке, будь он неладен. Может, Ольга и права, надо было перетерпеть. А, да что теперь говорить, что сделано, то сделано! Таня подошла к кровати, где лежало аккуратно расстеленное выходное платье, – и обмерла! Из батареи, к которой была придвинута кровать, капала вода! Из маленькой дырочки маленькие такие капельки. Таня позвонила Ольге, что задерживается, и вызвала аварийку.

Пьяные слесари («А что, имеем право, Новый год, а вы тут со своей батареей») приехали к одиннадцати. Долго не понимали, что она от них хочет, ложились поперек кровати, трогали батарею, требовали бутылку, периодически, притулившись на кровати, впадали в спячку и, наконец, потребовали, чтобы кровать отодвинули, иначе к батарее не подступиться. Кровать не могли сдвинуть даже втроем. Кровать была неподъемная. Чугунное литье. Авторская работа с клеймом мастера на раме. XVIII век. Откуда Гришка ее приволок и как установил – загадка. Таня приехала из санатория – кровать стоит. Сюрприз. Гришка страшно гордился. Теперь этот сюрприз не сдвигался ни на миллиметр. Ольга беспрерывно звонила, злилась, жених сидел под елкой, как дурак с мытой шеей, но ехать уже было поздно, да и не хотелось. Таня налила в бокал шампанского, которое приготовила взять с собой, чокнулась с зеркалом: «С Новым годом, дорогая!» – и легла спать.

Чуть свет примчалась Ольга. «Ну и подумаешь, залило бы соседей, невелика беда, а теперь жди другого праздника, а жениха кто-нибудь уведет», – расстраивалась Ольга. «А что, больно хорош?» «Да обыкновенный», – призналась Ольга. «Лучше придумай, что делать с кроватью, как ее подвинуть», – попросила Таня. «На моего надежды нет, у него радикулит, – вздохнула Ольга. – То радикулит, то геморрой, врет небось, чтобы ничего не делать». Подруги долго молча пялились на кровать. «Ну хорошо, – нарушила молчание Ольга, – ведь как-то Гришка ее втащил? Не ковал же он ее здесь, прямо у батареи?» «Может, и ковал. С него станется».

Наконец, решили, что Ольга приведет к Тане жениха, он вроде антиквариатом интересуется, вот пусть и купит, все-таки XVIII век, не хухры-мухры. Купит – и сразу увезет. «Да я ему так отдам», – оживилась Таня. «Еще чего, – возмутилась подруга, – да тут одного чугуна больше тонны небось, а ты – отдам. А если не возьмет, то отодвинет. Влюбится в тебя – и отодвинет. Твой Гришка из-за любви к тебе приволок эту дуру, а наш жених из-за любви пусть уволакивает ее обратно. Через пару дней придем».

В праздники Таня стерегла батарею с баночками и тряпочками. Наконец, явилась Ольга с женихом. Унылое лицо, залысины, покатые плечики, букетик из трех подзавядших гвоздик. Не Ален Делон, да ладно, лишь бы с кроватью помог. Жених молча съел все котлеты, ее фирменное блюдо. Сделал одно замечание: котлеты надо подавать с пюре, а не с жареной картошкой. Жареную картошку, впрочем, тоже всю съел. Потом съел весь пирог с черникой («А вот мой фирменный пирог с черникой!» – из последних сил изображала гостеприимную хозяйку Таня). Опять сделал замечание, что черника-то не свежая, а свежезамороженная, а это большая разница. Потом Таня, толкаемая под столом Ольгой, спела два романса, аккомпанируя себе на гитаре. Жених похвалил, сказал, что поет с чувством. Чувство заменяет отсутствие голоса. Наконец, обессиленная Таня повела его к кровати. Гость милостиво согласился принять подарок. Хотя на XVIII век не похоже, стиль не выдержан, типичная эклектика. Но возьмет. С условием, что доставят ему домой. Доставку он оплатит. Тут уж не выдержала Ольга. «Ну нет слов! – Она прямо кипела. – Котлеты сожрал, хозяйке нахамил, да еще кровать ему на дом доставляй! Давай вали отсюда!»

Вечером приехала из Тамбова тетя Лиля. Походить по театрам и еще по каким-то делам. «Потом скажу, если получится, – загадочно щурила глаза тетя. – И не зови меня тетя Лиля, тоже еще выдумала. Лиля, можно Лилечка». Лилечка была актрисой, играла в Тамбовском театре. Таня обрадовалась ее приезду, из-за дырки она не могла отлучиться из дому, а надо было ехать в бюро переводов, сдавать работу, и много чего еще. Лилечка согласилась дежурить у батареи, пока племянница ездит по своим делам. История с Таниным разводом (она об этом еще не знала) ей не понравилась, и даже очень. А насчет кровати она сказала, что подобный сюжет использовал Гомер. «Это же кровать Одиссея!» – объяснила Лилечка. Узнав, что Таня не читала Гомера, она осуждающе покачала головой. Дело в том, что Одиссей сделал супружеское ложе из пня оливы. Пень врос корнями в землю, и отодвинуть кровать, естественно, было невозможно. Эту тайну знала только его жена Пенелопа. Когда через двадцать лет Одиссей возвратился к ней из своих странствий, Пенелопа его не узнала. Тогда он рассказал ей об их общей тайне, и она его признала! «Никто, кроме твоего бывшего мужа, тебе помочь не сможет! – вынесла Лиля свой вердикт. И закончила загадочно: – Это – судьба!»

Судьба не судьба, но вдруг позвонил Гриша. Из Детройта. Поздравил с Новым годом. Сказал, что замечательно устроился, работает в серьезной фирме, собирается покупать дом. И чтобы она, Таня, срочно прилетала. «Зачем?» – не поняла Таня. Сердце в груди билось как сумасшедшее. «Как зачем? Тебе в этом доме жить, ты сама должна выбрать!» «Гришка, ты сошел с ума! Скажи лучше, как сдвинуть кровать, этого мастодонта, это прокрустово ложе, которое ты повесил на мою шею! У меня течет батарея, а слесари не могут ее поменять, пока я не отодвину кровать, понял? Бросил меня с этим железом, а сам дом покупаешь в другом полушарии», – Таня заплакала. «Танька, дура, я люблю тебя, не плачь!» – кричал бывший муж из другого полушария.

Лилечка придумала, как избавиться от кровати. Надо ее продать вместе с квартирой, а потом купить другую квартиру, без кровати. Договорились с риелторской конторой, пусть ищут покупателей. «А когда покупатель будет на крючке, разыграем сцену (если он заметит дырку, самим не говорить ни в коем случае!). Мол, какая дырка, где дырка, не знали, не ведали. В крайнем случае, сбавим немного цену. Ты, главное, молчи и хлопай глазами, остальное я беру на себя, я ж актриса!» Ольга тоже придумала: найти мужиков со сварочным аппаратом и они разрежут кровать на части. Всего делов-то. Жалко, конечно, все-таки XVIII век, хоть и эклектика. А где ж взять мужиков, которые могут ее сдвинуть? Таких сейчас нет в природе, и с этим печальным фактом надо смириться.

В общем, Ольга искала мужиков со сварочным аппаратом, Лиля периодически куда-то исчезала с загадочным видом, а в перерывах репетировали сцену «Где дырка? Какая дырка?», Таня договорилась с риэлторской конторой, со дня на день ждали покупателей. Дело двигалось по всем направлениям, вода тоже текла своим чередом, бегали с банками и тряпками, все были при деле.