Гладиаторы - Олег Ерохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава четвертая. Танцовщица
В то время, как Марк знакомился с повадками преторианцев, жизнь во дворце текла своим чередом. После случая с Маглобалом Каллист перевел Сарта в служители дворцового зверинца — там не требовалось умения писать и там не было проворных алчущих глаз императорских вольноотпущенников. Сам же грек принялся составлять годовой отчет для Калигулы о доходах фиска, а император, по своему обыкновению, все пировал да развратничал.
В день посещения преторианцами кабачка «Золотой денарий» Каллист как раз закончил свой доклад и на следующее утро понес его Калигуле.
Канцелярия соединялась с императорским дворцом длинным переходом, пройдя который, Каллист попал в один из внутренних двориков обширного дворца. Там был разбит красивый сад, в ветках деревьев щебетали птицы, а по посыпанным морским песком дорожкам разгуливали павлины. Грек пересек двор и, пробравшись сквозь густой кустарник, оказался у маленькой дверцы. Он открыл ее одним из ключей, висевших у него на поясе, и быстро пошел по располагавшемуся за ней ярко освещенному извилистому коридору. Этот коридор то и дело перегораживали массивные двери, у каждой из которых стояло по два преторианца; Каллист говорил пароль, каждый раз отличный от предыдущего, и стражники безмолвно отступали, пропуская его. Наконец Каллист, назвав очередной пароль и толкнув очередную дверь, оказался в большой светлой комнате.
Пол комнаты устилал огромный ковер, а в ее стенах были пробиты высокие ниши; в них стояли позолоченные статуи двенадцати олимпийских богов: Юпитера, Юноны, Нептуна, Минервы, Марса, Венеры, Аполлона, Дианы, Вулкана, Весты, Меркурия, Цереры — выполненных в рост человека. В центре комнаты, на ложе с витыми ножками, полулежал-полусидел тот, чьего имени свободные страшились не меньше, чем рабы, — принцепс сената и император Гай Калигула, а немного поодаль от него стоял, низко склонившись, пухлый человек в темной тунике, на боку которого висел усыпанный каменьями кинжал, — это был фракиец Арисанзор, начальник Палатинского лупанария и надзиратель, приставленный к императорским наложницам.
Два года назад Арисанзор, торговец из Фракии, привез в подарок Калигуле десять рабынь, обученных искусству наложниц. Принцепсу понравились рабыни, Арисанзор поселился во дворце и стал незаменимым слугой Калигулы по части утоления похоти. Целыми днями он пропадал на улицах и площадях Рима, выискивая подходящие тела, владелиц которых он то подкупом, то силой затаскивал в императорский дворец. В дальних покоях дворца избранницы Арисанзора ожидали появления Калигулы… Особенно полюбился фракиец императору за то, что умел делать покорными и готовыми на все даже самых больших упрямиц, приглянувшихся Калигуле, без ущерба их прелестям. Постепенно влияние Арисанзора росло, и быть бы ему временщиком сластолюбивого императора, но тут на его пути стоял Каллист. Фракиец решил погубить своего соперника. Побоями и уговорами он подучил нескольких невольниц пожаловаться Калигуле на слабость, усталость, головную боль как раз в момент совокупления, а причиной своих страданий и, таким образом, неготовности развлекать императора. Невольницы должны были назвать чары Каллиста, который им, якобы, привиделся во сне (иногда Калигула был до смешного суеверен). Задуманное Арисанзором начало было исполняться: наложницы аккуратно жаловались Калигуле, Калигула все больше косился на своего любимца-грека, казалось, еще немного, и…
Однако Каллисту удалось узнать о происках Арисанзора все же раньше, чем план фракийца был окончательно осуществлен. Грек, в свою очередь, заставил одну из любимых наложниц императора напоить и соблазнить властолюбивого фракийца. И вот, когда Арисанзор и его соблазнительница принялись заниматься любовью, Каллист и приглашенный им принцепс с удобствами устроились у маленькой щелки… Калигула пришел в ярость — теперь он знал, кто утомляет его рабынь! По приказу разгневанного императора Арисанзору пришлось принести на алтарь Венеры некую жертву — так фракиец стал евнухом. С тех пор Арисанзор люто возненавидел грека и ожидал только удобного момента, чтобы отомстить ему; Каллист, догадываясь о мечтаниях Арисанзора, тоже был не прочь погубить своего недруга, но все никак не представлялось удобного случая. Арисанзор, в отличие от Маглобала, был нужен Калигуле, и поэтому убить его можно было только руками императора.
— А, Каллист, — сказал, не переставая смеяться, император. — Вот послушай, что придумал этот мудрец для пополнения моей казны. Мне следует издать эдикт, по которому все римлянки, достигшие брачного возраста, обязаны будут одну ночь в году работать в Палатинском лупанарии…
Лупанарий на Палатине, это недавнее детище Арисанзора (именно ему принадлежала идея его строительства), был возведен по повелению Калигулы как новый источник дохода, весьма не лишний для расточительного принцепса. Все труженицы любви, заполнявшие многочисленные комнаты огромного здания, вносили в казну императора ежедневную дань — цену одного сношения, и по рынкам ходили глашатаи, зазывавшие всех в лупанарий.
— Если божественному угодно, можно сделать еще выгоднее, почтительно произнес Каллист. — Божественный мог бы своим эдиктом наложить на каждую римлянку, достигшую брачного возраста, ежедневную подать в размере стоимости одной услуги торговки любовью, а с замужних вполне справедливо было бы брать двойную сумму: им ведь не придется искать клиента.
Раздался новый взрыв императорского хохота. Наконец, отдышавшись, Калигула пробормотал:
— Ну ладно… об этом я еще подумаю… А теперь скажи-ка, Каллист, смогу ли я отметить свое будущее консульство навмахией[40] или же мне придется довольствоваться только венациями?
— Вот отчет о доходах и расходах казны за этот год, — сказал Каллист и положил на стол из ретийского клена, стоявший у ложа императора, внушительный свиток. — Страшусь огорчить божественного, но навмахию, видно, придется отложить: средств казны едва хватит на то, чтобы вовремя выплатить жалование солдатам…
— Проклятье! — воскликнул Калигула. — Я знаю, что кое-кто хочет, чтобы римский император стал жалким киником[41]‚ так не бывать же этому!.. Ну каково? Подлые богачи жиреют, а цезарь еле сводит концы с концами! Они, видно, позабыли, что мне, наследнику Августа и Тиберия, принцепсу сената, дозволено все в отношении всех!..
Вдруг взгляд Калигулы упал на все еще находившегося в комнате Арисанзора.
— Ну, что там у тебя еще? — раздраженно бросил он.
— Муций Меза, господин, прислал тебе сегодня чернокожую танцовщицу. Думаю, она понравится тебе… Старик сказал, что купил ее на форуме за миллион сестерциев специально для тебя, божественный…
— Миллион сестерциев?.. Ты сказал — миллион сестерциев?! Вот как живут наши отцы-сенаторы! А вот я, цезарь, должен был бы еще и раздумывать, могу ли я позволить себе купить ее… Ну, что же ты стоишь? Тащи ее скорее сюда!
Повернувшись к Каллисту, император добавил:
— Сейчас мы с тобой посмотрим, стоит ли она миллион, сумеет ли она и в самом деле понравиться мне, как это только утверждал сей достойный муж…
Евнух быстро вернулся вместе с танцовщицей, которая ожидала позволения показать свое искусство в соседней комнате, и двумя рабами-флейтистами.
Рабыня была действительно чернокожей, чернокожей и черноволосой; у нее были карие глаза и несвойственные африканской расе тонкие губы — наверное, в жилах ее текла смешанная кровь. Тело танцовщицы прикрывали легкие накидки из косского шелка, окрашенного в пурпур.
Калигула хлопнул в ладоши, и рабы принялись с силой дуть в свои инструменты, а танцовщица завертелась в бешеном африканском танце. Пурпурные одежды ее замелькали, как крылья красивой бабочки, как язычки веселого пламени…
Через некоторое время музыканты сменили мелодию, оставив ритм таким же быстрым, и танцовщица, не прекращая вертеться, стала скидывать с себя свои накидки (по-видимому, Арисанзор объяснил ей, что хочет от нее император).
Вскоре обнаружились сочные груди рабыни, и она, не прекращая танцевать, направилась к ложу Калигулы. В дальнейшем, по известному сценарию, танцовщица должна была, скинув с себя оставшиеся одежды, броситься в объятия императора.
Калигула уже давно шумно сопел, его обычно бледное лицо побагровело, и было видно, как под шелковой туникой наливается силой его мужественность…
Вдруг что-то блеснуло в одеждах рабыни.
Лицо Арисанзора тут же исказилось, он приоткрыл рот, как человек, набирающий в грудь воздух, чтобы громко крикнуть, однако Каллист опередил его.
— Берегись, государь! — воскликнул грек и бросил стоявшее у стены комнаты изящное кресло с красиво изогнутыми ножками прямо в танцовщицу.