Гладиаторы - Олег Ерохин

Из надписи на вощеной табличке, которую поднес ему секретарь, хитрый грек сразу понял, с кем имеет дело. Он распорядился немедленно ввести египтянина, решив, что в ходе встречи выяснится, какой прок может быть от столь неожиданного визитера.

Каллист с трудом узнал в вошедшем своего старого знакомца, с которым он в свое время проделал немало славных делишек…

Войдя в кабинет фаворита, Сарт увидел стены, обитые кедром, высокий сводчатый потолок и большой стол, за которым сидел одетый в простую белую тогу человек.

— Счастлив тебя видеть, дорогой Менхотеп, — приветливо сказал грек. — Только боюсь, что не все твои бывшие товарищи, узнав про твое возвращение, разделят мою радость.

— Чтобы не волновать моих старых товарищей своим появлением, я изменил не только внешность, но и имя. Теперь меня зовут Сартом.

— Так что же, дорогой Сарт, привело тебя обратно в наши края? Думаю, не только похвальное желание проведать своего старого друга.

Сарт знал, если он будет ловчить, пытаясь обмануть Каллиста насчет настоящей цели своего прибытия, то этим самым только раззадорит его подозрительность, а там, чего доброго, осторожный грек мог бы придти к достойному его решению — побыстрее избавиться от своего бывшего сообщника, увидев в его скрытности для себя опасность.

Кроме того, египтянин знал цену дворцовой преданности, которая никогда не перевешивала чашу собственных интересов и собственной безопасности, — Каллисту, конечно же, был безразличен Калигула как таковой, хотя грек и делал вид, что не чает в нем души. Другое дело — насколько сейчас император был нужен Каллисту и насколько сейчас император был опасен Каллисту?..

Во всех уголках громадной Римской империи, где шепотком, а где и во весь голос, говорили о безумии Калигулы. И действительно, создавалось впечатление, что тщеславие императора постепенно переросло в сумасшествие. Калигула мнил себя богом и возводил себе храмы, а с недавнего времени стал даже требовать, чтобы свободные римляне при встрече целовали ему руку и падали ниц. Неудивительно, что возмущение сенаторов, недавних правителей Рима, за которыми и Август, и Тиберий оставляли видимость власти, переходило в отчаяние, порождая заговоры.

Слухи об этих заговорах и о безумствах императора доходили и до Сарта.

«Каллист достаточно умен, — думал Сарт, — чтобы понимать, что его может погубить и ярость императора, — ведь поступки сумасшедшего непредсказуемы, и ярость сенаторов — ведь какое-нибудь их очередное покушение может быть успешным, а Каллиста все знают как первого советчика Калигулы… Так разве не выгодно греку иметь кое-какие связи с противниками бесноватого императора, чтобы, в случае необходимости, суметь быстро переметнуться в их лагерь?.. А я бы мог стать человеком, который поддерживал бы связь между ними, — Каллист прекрасно знает и о моей ненависти к Калигуле, и о моей ловкости».

Вслух египтянин мрачно сказал:

— Я хотел бы послужить под твоим началом, почтенный Каллист, нашему императору, чтобы доказать ему, что он ошибся, решив, что избавиться от такого преданного слуги, как я, весьма просто.

В голосе Сарта явственно прозвучала угроза императору. Каллист молчал.

«Неужели я ошибся? — спросил себя египтянин, и холодные росинки заблестели на его лице. — Неужели стены гладиаторской школы оказались настолько толсты, что важнейшие события не дошли до меня?.. Быть может, позиции императора прочны как никогда?.. Быть может, Каллист сам участвовал в зверствах Калигулы, и теперь уж им не размежеваться?.. Быть может, у Каллиста уже есть связь с сенаторами, и моя ненависть к Калигуле ему не нужна?..»

Помолчав, грек сказал:

— Ну что же, Сарт, я, пожалуй, помогу тебе доказать свою преданность императору. Побудь-ка для начала писарем, а там посмотрим, на что ты еще можешь сгодиться.

Затем Каллист позвал секретаря и приказал ему отвести «нового слугу, египтянина Сарта» к вольноотпущенникам, составлявшим описи конфискованных имуществ.

Прошло около часа после того, как секретарь увел Сарта. В одну из внутренних дверей, соединяющих кабинет фаворита с коридорами канцелярии, тихонько постучали. Получив разрешение войти, в комнату проскользнул Маглобал — проводник Марка в преторианский лагерь был как раз одним из тех служителей, к которым повели египтянина. Ласково улыбаясь и рассыпаясь в извинениях за то, что пришлось потревожить Каллиста, он сказал:

— Готов поклясться, дорогой Каллист, что у этого малого, которого ты к нам прислал, почерк в точности такой же, как у египтянина Менхотепа, некогда замышлявшего вместе со своим подлым патроном убийство нашего доброго императора… К счастью, негодяи были разоблачены и, надеюсь, казнены. Но когда я посмотрел на лицо этого молодчика, то мне показалось, что не будь ужасных шрамов, я увидел бы Менхотепа… Мне ли не знать его почерк и его самого, ведь именно я три года назад помогал ему снимать копии с бумаг умершего Тиберия!

Каллист внимательно посмотрел на сирийца.

— Он в самом деле египтянин, но зовут его Сартом, а не Менхотепом, и он вольноотпущенник какого-то Марка Орбелия, а не Макрона, о чем написано в свитке, который у него на руках. (Перед самым уходом из кабинета Сарт в двух словак рассказал греку о своих злоключениях и показал вольную.) Этот египтянин бойко пишет и вроде не глуп, поэтому я принял его на службу. Или ты сомневаешься в моей преданности императору?..

Маглобал замахал руками.

— Ни в том, ни в другом, уважаемый Каллист. Просто мне показалось, что тебе будет интересно узнать о моих наблюдениях. Но раз они тебе безразличны, что ж, пойду шепну на ушко Гнею Фабию — может, он ими заинтересуется.

Каллист добродушно улыбнулся.

— Ну что ты, мой верный Маглобал! Я, конечно же, очень благодарен тебе за твое сообщение, прямо не знаю, чем же мне наградить тебя?.. Что же касается претора, то его по-моему, не следует беспокоить такими пустяками.

Маглобал потупил глаза.

— Думаю, что сто тысяч сестерциев будут достаточной благодарностью за мою наблюдательность, которой, клянусь Юпитером, сможешь воспользоваться только ты.

Услышав сумму, Каллист не стал долго упорствовать, чем очень огорчил Маглобала, — ведь это означало, что тайна египтянина стоила большего.

— Правда, у себя в кабинете я не держу столько, — с горечью заметил грек. — Так что давай-ка, дружок, пройдем в кладовую там мы найдем, чем оценить твою преданность.

Каллист тут же повел Маглобала по полутемным коридорам, охраняемым многочисленной стражей, в подвалы канцелярии туда, где помещалась казна императора.

У низкой, сбитой железом двери Каллист остановился — здесь находились средства фиска, предназначавшиеся для текущих расходов. По бокам двери стояли два преторианца. Каллист своим ключом открыл замок и вместе с Маглобалом вошел внутрь.

На стеллажах, установленных вдоль стенок обширной кладовой, лежали мешки с золотом римского принцепса.

Грек развязал один из мешков и отсчитал из него тысячу золотых денариев, что составляло сто тысяч сестерциев‚ в мешок поменьше. Затем Каллист протянул золото Маглобалу и проникновенно сказал:

— Вот, мой верный товарищ, достойная твоей преданности награда. Бери же ее и помни: Каллист никогда не бывает неблагодарным.

Маглобал, громко сопя, схватил мешок. Могущественный вольноотпущенник улыбнулся.

— Ну а теперь иди, достойнейший Маглобал! Я же еще немного побуду здесь, чтобы привести в порядок кое-какие счета.

Сириец вышел. Каллист, подождав, пока он немного отойдет, рывком открыл дверь и крикнул преторианцам:

— Это вор! Он украл деньги императора! Убейте вора!

Маглобал бросился бежать — видно, он услышал приказ всесильного фаворита; преторианцы кинулись вдогонку. Они без труда настигли потерявшего от страха голову сирийца и, недолго думая, закололи его мечами. Подошедший грек с торжеством вынул из-за пазухи беглеца мешок с золотом, который уже успел перемазаться кровью.

На шум сбежались рабы. Привыкшие к такого рода происшествиям, они молча стерли кровавые пятна с мраморного пола и молча потащили мертвеца в дворцовый сполиарий. Хитроумный Каллист отправился обратно в свою приемную: рабочий день продолжался.

Глава третья. Преторианец

Итак, расставшись с египтянином, Марк повернул в преторианский лагерь. Когда юноша добрался до своей каморки, то он сразу же, не трогаясь, отдал оставшиеся несколько часов отпуска сну — этой болезни лежебок и лекарству сильных, а на следующий день началась его служба, служба в преторианской гвардии…

Жизнь преторианского лагеря вначале показалась Марку столь схожей с порядками Толстого Мамерка, как будто бы он вновь очутился в гладиаторской школе. Преторианцы, как и гладиаторы, большую часть дня занимались военными упражнениями под началом центурионов; рядовые воины проводили все время, свободное от выполнения поручений императора и кратковременных отпусков, в самом лагере — и гладиаторы постоянно находились в школе, за исключением дней, отведенных на арену; преторианцы за свою службу получали жалование — и гладиаторы, победив, получали награды, иногда — весьма весомые. Правда, каждый преторианец имел римское гражданство, но если бы ему вдруг вздумалось отказаться от выполнения воли императора, то он был бы наказан так же жестоко, как и гладиатор, отказавшийся повиноваться ланисте.