Гладиаторы - Олег Ерохин

Впрочем, ждать пришлось неделю. Вскоре засов опять заскрипел, дверца немного растворилась, и в образовавшуюся щель просунулась черная рука нубийца, цепко ухватившая Феликса и потянувшая его внутрь.

По ту сторону ограды сириец увидел рядом с Аниситой тучного человека в лиловой тоге, это был Аней — управляющий Муция Мезы и его вольноотпущенник.

— Что ты хотел, дружок? — ласково спросил управляющий, вздрагивая от каждого более-менее сильного удара, доносившегося со стороны ворот.

— Мне немедленно нужен Муций Меза, у меня важное сообщение для него… Вот, взгляни.

Феликс сунул прямо под нос управляющему перстень с изображением волчицы печаткой вверх.

— Да, это он… — еле слышно проговорил вольноотпущенник. — Анисита! Немедленно отведи этого человека к хозяину — Муций Меза распорядился всех, у кого такой перстень, сразу же пропускать к нему.

Нубиец согласно кивнул и, крепко взяв Феликса за руку, повел его к большому двухэтажному дому — жилищу сенатора. Неподалеку от этого дома стоял барак, где жили рабы, а чуть дальше, ближе к воротам, располагались конюшни. Больше никаких строений в усадьбе не было, всю оставшуюся площадь занимал богатый сад.

— Да! — окликнул их управляющий, едва они сделали несколько шагов. — Ты, раб, когда пробирался к нам, не обратил ли внимание, кто же это так ломится в ворота, вернее, ломает их?

— Какие-то люди в темных туниках и с мечами. Больше я ничего не заметил — сильно торопился, — ответил Феликс.

Сириец не сказал всей правды, потому что испугался: слуги Муция Мезы, услышав, что за воротами — преторианцы, могли чего доброго, кинуться открывать их. Всякий бы понял, что появление преторианцев, сопровождавшееся подобным грохотом, не сулило добра сенатору, а опасность, угрожающая сенатору, могла обернуться бедой и для его рабов, особенно если бы они не попытались предательством своего господина купить милость его врагов.

— Ну-ну, идите, — отпустил управляющий Феликса и Аниситу, хотя и не совсем довольный ответом сирийца.

Феликс и Анисита пошли к дому. Вольноотпущенник Аней оставался на месте, пока они не скрылись в чреве дворца (жилище сенатора вполне можно было назвать дворцом — обширное и прекрасное, украшенное мрамором, окруженное портиком, оно было великолепно), но как только они пропали из виду, он тотчас же направился к воротам. Правда, Муций Меза запретил всем строго-настрого приближаться к главному входу, но управляющий рассудил, что это распоряжение относится к рабам, а не к нему; кроме того, он не собирался раскрывать ворота, а хотел всего, лишь посмотреть в небольшое оконце, проделанное в стене, — кто же это там так нетерпелив?..

Не успел Аней пройти даже половину пути, как ворота рухнули и в образовавшуюся прореху в ограде усадьбы кинулись какие-то люди… «О боги, это же преторианцы… (Управляющего прошиб пот.) Меза слишком громко ругал Калигулу, и вот теперь пришел его черед расплачиваться… Но что же делать мне?.. Куда бежать?..»

Аней так и не успел ничего придумать — солдаты оказались рядом с ним.

— Ты почему не открывал нам? — крикнул прямо в ухо управляющему Децим Помпонин. — Отвечай же, где скрывается Муций Меза, предатель и заговорщик, враг цезаря?

— Он там… там… — И дрожащей рукой вольноотпущенник показал на дом своего патрона.

— Так почему же ты нам не открывал? — со зловещей улыбкой переспросил управляющего подоспевший Арисанзор.

Аней что-то силился сказать, но евнух, не дожидаясь ответа, слегка кольнул его своим кинжалом.

Хотя ранка была крошечная, управляющий упал, несколько раз судорожно дернулся и…

Преторианцы переглянулись.

— Он умер? — спросил с недоумением Децим Помпонин и ногой толкнул управляющего.

Труп, разумеется, остался безучастным к подобному тесту на живучесть.

— Этот негодяй, оказывается, к тому же еще и трус — глядите-ка, помер от страха! — насмешливо произнес Арисанзор.

— Но император не приказывал убивать его, хотя бы и страхом, — сказал кто-то за спиною евнуха.

Арисанзор резко обернулся и со злобою стал всматриваться в лица преторианцев. Казалось, стоит только указать — и он изничтожит говорившего.

— Да, ты нарушил приказ, — продолжал Марк. — Ты сам…

— Уймите этого мальчишку! — словно разгневанный хорек, пискнул евнух. На собственные силы он, по-видимому, решил не возлагать особых надежд.

Все молчали, молчал и Децим Помпонин. Никто из преторианцев не сдвинулся с места.

Все молчали, и в этом молчании была не жалость к убитому, но презрение к убийце. Преторианцы достаточно повидали смерть в разных ее обличиях, чтобы не жалеть умершего только за его смерть. Они совершенно не знали Анея — ни как друга, ни как врага, чтобы воспоминаниями оживить свою умершую жалость, так откуда же было ей, этой самой жалости, взяться?.. Однако преторианцам было неприятно, что таинство смерти извлек на свет какой-то отвратительный евнух, не мужчина и не воин, евнух, вдобавок ко всему пытающийся покрикивать на них, солдат, повидавших смерть в бою…

Арисанзор понял, что ему следует идти напопятную. Не глядя на Марка, он пустился в разъяснения.

— Я лишь хотел припугнуть этого, лилового… Я лишь хотел, чтобы он поживее стал ворочать своим ленивым языком и поскорее выложил все, что знает: почему не открывали ворота, в какой именно комнате находится Меза?.. Ну да ладно, забудем про него нас ведь заждался сенатор!

— Надо обыскать дом, — сказал Децим Помпонин. — Пошли, ребята!

Преторианцы зашагали по тропинке, ведущей к жилищу сенатора, и уже через несколько шагов они в большинстве своем напрочь забыли об умершем, как о досадном пустяке, как о грязи, приставшей к калигам…

Конечно, управляющий Муция Мезы умер не от страха, а от яда — кинжал евнуха был отравлен. Арисанзор все же воспользовался советом Каллиста: по пути в преторианский лагерь он зашел в лавчонку александрийца Суфлимаха, торговца благовониями. Помимо протираний да натираний у Суфлимаха (если, конечно, хорошо ему заплатить) всегда можно было разжиться парой щепоток порошка вроде того, которым травят крыс, да и не только этим… Так Арисанзор раздобыл мазь, которой натирают лезвие оружия, если хотят избавить противника от долгих мучений, а в мошну Суфлимаха перекочевало двадцать золотых. Воспользовавшись первым же представившимся случаем, евнух проверил действие яда — яд оказался превосходным, что весьма обрадовало его. Однако радость Арисанзора была испорчена каким-то дерзким преторианцем…

Итак, войдя в дом Муция Мезы, Феликс и Анисита прошли через вестибул в атрий. Из атриума двери вели в два триклиния большой и поменьше; в массажную с бассейном; в две комнаты, служащие для приема гостей (одна была отделана желтоватым пентелейским мрамором, а другая — розовым каристийским); а также в кабинет хозяина с приемной. Сириец и нубиец осмотрели поочередно все эти комнаты. Нигде никого не было видно, правда, в кабинет Мезы они попасть не смогли: дверь его была заперта. Анисита, конечно, довольно долго стучал и призывал хозяина, но никто не отозвался (возможно, в комнате просто никого не было дверной замок был устроен таким образом, что, имея ключ, можно было закрыть дверь не только изнутри, но и снаружи).

Феликса удивило то, что во всем первом этаже дворца они не встретили ни души, и он спросил об этом нубийца.

— Господин еще в полдень вызвал нас, своих рабов, и приказал всем, кроме меня, сидеть в бараке и не показываться оттуда до самого вечера. Мне же Муций Меза велел хорошенько запереть ворота, а затем я должен был идти сторожить калитку. Также Муций Меза наказал нам ни в коем случае не подходить к воротам, как бы настойчивы ни были посетители.

«Меза, наверное, знал, что ему угрожает сегодня, — подумал Феликс, — раз уж он отдал рабам такие приказы, — по-видимому, для того, чтобы затруднить солдатам императора проникновение на территорию усадьбы хотя бы на некоторое время… Но если он заранее знал об угрожающей ему опасности, то почему же он заранее не скрылся у того же самого Валерия Азиатика, — если это можно было сделать сегодня, то почему это нельзя было сделать вчера?.. Значит, сенатор должен был находиться в своем доме до определенного момента…» Феликс не знал еще о покушении на императора и об участии в этом покушении Муция Мезы, ну а если бы знал, то сразу бы понял замысел сенатора: Меза не мог скрыться раньше, чем произошла встреча Калигулы с танцовщицей, потому что он боялся, как бы его исчезновение не стало известно прихвостням цезаря до этой самой встречи, что могло бы привести к разоблачению заговора. Меза предпочел забаррикадироваться в собственном доме и ожидать сигнала от Корнелия Сабина: спешить ли ему в курию, на торжественное заседание сената, посвященное смерти Калигулы, или бежать. Посланием Сабина как раз и являлся Феликс, правда, он немного запоздал…