Прямое действие. Мемуары городской партизанки - Энн Хэнсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не похоже, что в воскресенье вечером здесь обычно много народу, потому что у них здесь работает только один человек, – заметила я, глядя на огромного грека, разливающего напитки в баре.
«Я бы не беспокоилась об этом». Энджи отмахнулась от моего беспокойства. «К тому времени, когда мы закончим есть, заведение будет переполнено, и чем меньше сотрудников, тем больше они будут заняты другими клиентами, чтобы даже заметить нас». Она продолжила указывать на более дорогие блюда, из которых мы должны выбрать, потому что, в конце концов, еда будет бесплатной. Через несколько минут подошел официант и принял наш заказ на напитки.
«Так Брент сводит тебя с ума всей этой партизанской чепухой?» – спросила она. Возможно, Энджи была того же мнения, что и я, и хотела воспользоваться этой возможностью, чтобы узнать меня получше. Возможно, она была не так бесчувственна к моим чувствам к Бренту, как я думал.
«Ну, на самом деле я, вероятно, так же мотивирован начать какие-то боевые действия, как и он». Мне так хотелось открыться кому-нибудь о своих чувствах к Бренту, и Энджи была бы идеальным человеком, если бы только она не оказалась его любовницей. Я не могла вспомнить никого, кому хотела бы причинить меньше боли, но я знала, что в долгосрочной перспективе, если я продолжу в том же духе, мои отношения с Брентом неизбежно встанут между нами.
«Не я», – сказала она без малейшего признака ревности. «Если бы там была большая группа женщин, это было бы другое дело, но я не смогла бы жить в изоляции с Брентом, Дугом или любым другим типом мачо. Это свело бы меня с ума. Мне и так достаточно трудно ладить с ним, а мы даже не живем вместе».
«Я не совсем понимаю, почему я чувствую себя настолько вынужденным участвовать в боевых действиях», – призналась я. «Мне следовало родиться в Сальвадоре, где существует явная потребность в том, чтобы женщины присоединялись к партизанской борьбе. Я знаю, что моя личность полностью совместима с этим образом жизни на данном этапе моей жизни. Я также знаю, что это не единственная достойная деятельность для революционера, но я просто не стал бы довольствоваться выпуском радикальной газеты, организацией благотворительных акций или демонстраций».
«Вы с Брентом очень похожи в этом отношении», – сказала Энджи, просматривая меню. Официант вернулся с нашими напитками и принял наш заказ на еду. «Я знаю, что после окончания средней школы родители заставили его поступить в Университет Виктории, но он не был счастлив в школе и бросил учебу после одного семестра». Она сделала паузу, чтобы сделать глоток, и я заметил, что под кружевом ее блузки у нее на руке вытатуирована длинная черная змея. «Он съездил в Калифорнию и связался с некоторыми партизанами шестидесятых годов и вернулся, желая сделать то же самое здесь – именно тогда он записался в армию, чтобы пройти обучение владению оружием. Ты же знаешь, его родители – профессора Университета Виктории.
«Хм». Я старалась не показывать, что он меня слишком интересует.
«Они не ладят», – сказала она, оглядываясь на людей, сидящих за столиком позади нас, единственных других в ресторане. «Я думаю, что у него было хорошее детство в том смысле, что у них были деньги и они не издевались над ним, но они были очень критичны к нему, и тем более с тех пор, как он бросил университет и не работает. Я не знаю, что меня привлекает в нем, потому что я предпочел бы быть с женщинами, даже в качестве любовниц. Помимо моих отношений с Брентом, вся моя энергия уходит на женское движение. Проблема с партизанскими штучками заключается в изоляции. Я не мог бы жить с четырьмя или пятью людьми и никогда не ходить на танцы, не знакомиться с новыми людьми и не участвовать во всех других социальных взаимодействиях, которые делают жизнь стоящей. Я думаю, что это было бы очень вредно для психики».
Подошел официант с двумя огромными тарелками сувлаки. Он спросил, все ли в порядке, и, конечно же, так оно и было. Кроме нас, по-прежнему был только один столик для ужинающих.
«Я больше не могу наслаждаться жизнью и игнорировать опустошение, происходящее вокруг нас», – сказала я, набивая рот баклажанами. «Иногда я жалею, что никогда не узнал о бедности, с которой сталкивается большинство людей на этой планете, и разрушении природного мира. Я не знаю, почему это меня так беспокоит. Если бы я жил в хижине в лесу, а рядом появилась лесозаготовительная компания и начала вырубать деревья вокруг меня, я бы не смог игнорировать это и сосредоточиться на красоте земли, оставшейся вокруг меня. Я был бы полностью поглощен гневом и необходимостью остановить такого рода разрушения. Я был бы совершенно готов отказаться от всех удобств нашего современного мира, если бы знал, что это предотвратит дальнейшее уничтожение лесов и загрязнение озер и воздуха».
«Меня это тоже беспокоит», – сказала она, – и именно поэтому я всегда работаю в какой-нибудь группе, пытаясь повысить осведомленность и изменить ситуацию. Но я все еще могу наслаждаться своими друзьями и жить своей жизнью».
«Я бы хотел, но не могу», – признался я. «Например, если я еду в центр города и проезжаю мимо группы счастливых людей, прогуливающихся по тротуару, и бездомного пьяного парня, лежащего на тротуаре, я чувствую тошноту и физическое недомогание от вида бездомного парня, и это стирает картину счастливой группы в моем сознании. Вот почему я чувствую, что не смогу наслаждаться своей жизнью, если не сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить все это разрушение людей и окружающей среды».
Мы закончили нашу трапезу и возились с салфетками, когда другой стол посетителей встал и покинул ресторан.
«Хм, как, черт возьми, мы собираемся выбраться отсюда?» – Спросил я Энджи.
Подошел официант, поставил перед нами поднос со счетом и спросил, будем ли мы расплачиваться кредитной картой или наличными. Энджи сказала, что мы заплатим наличными. Последовала мучительно долгая минута молчания, пока он ждал, пока мы отдадим деньги, и у меня создалось впечатление, что он нам не доверяет. Когда стало очевидно, что мы все еще не готовы платить, он вернулся на свой пост в тени бара.
«Обычно
