Краснокожая хищница - Роберт Бэккер

«Чик-чик-чик… чк». Детеныш бросился к норе, откуда доносились тревожные сигналы.

Фууоуп! Толстый зверек исчез в норе так стремительно, как будто его засосало вакуумом.

«Чк-чик-чик-чк-чик!» Другой зверек в двадцати футах от первого выражал громкий протест против присутствия раптора. Глупый маленький детеныш развернулся и побежал к нему.

Едва он достиг норы, как зверек нырнул под землю, а с другой стороны уже начал щелкать третий пушистый шарик.

«Глупый птенец — он будет легкой добычей», — думал вожак дейнонихов, наблюдая, как маленький раптор носится среди колонии пушных зверьков от одной норы к другой.

С каждым зигзагом между норами детеныш становился все ближе к засаде. Пушистые шарики были настолько заняты тем, что дразнили и заманивали детеныша, что не заметили дейнонихов.

Но сверху, с высоты трехсот футов, за ними наблюдали настороженные глаза. Огромный белый дактиль снижался бесшумными кругами. Он круто накренился влево и пролетел низко над колонией.

Облака пыли взметнулись над выжженной землей среди нор. Необъятные белые крылья дактиля подняли смерч из сухих экскрементов и ломких кусочков растений, и кружащийся вихрь грязи ослепил дейнонихов. Детеныш раптора упал, вскочил и кинулся назад к своему гнезду. Он споткнулся о нору, снова поднялся и скрылся из виду прежде, чем пыль осела и дейнонихи смогли увидеть, что произошло.

Для дейнонихов и ютараптора эта ситуация означала жизнь или смерть. Для дактиля это была всего лишь игра.

Дактиль взмыл на пятьсот футов от земли, чтобы осмотреть всю картину смятения, произведенного им. Он любил вмешиваться в жизнь хищников — это его развлекало. Все дни напролет он проводил развлекаясь — с того самого весеннего дня, когда он решил, что больше не будет заводить семью.

Большой белый дактиль — это совершенно особый случай. Ему было шестьдесят лет, он был здоров, силен и обладал всей остротой чувств. Он видел много поколений рапторов и знал, как им приходилось бороться, чтобы вырастить потомство. Он и сам вырастил десятки выводков с помощью пяти подруг, которые теперь уже были мертвы.

Дактили жили дольше динозавров — в этом состояло главное преимущество жизни в полете. Взрослый дактиль, если ему удалось пережить все опасности юности, может рассчитывать на тридцать — сорок лет — среднюю продолжительность жизни.

Этот же конкретный дактиль был долгожителем даже среди птеродактилей. И в этом году он решил, что с него хватит. Больше он не собирался выращивать потомство. Он был биологической редкостью — вдовец, довольный своим положением.

Присутствие невидимой руки естественного отбора ощущалось повсюду. Всякий раз, когда динозавр принимал решение, которое сказывалось на его репродуктивной способности, он играл в эволюционную игру. Всякий раз, когда птица помогала сестре, дочери или внучке вырастить птенцов, это записывалось в книгу генетических удач. Всякий раз, когда черепаха искала партнера, ее действия оказывали влияние на положение ее генов в дарвиновской таблице.

Но старый дактиль вышел из Большой Игры. Он решительно прекратил делать взносы в свой генетический фонд. Он перестал размножаться сам и не помогал родне выращивать птенцов. Он вообще избегал своих сородичей. Он пережил свой плодотворный возраст и был этим чрезвычайно доволен.

Чувство удовольствия было дано животным эволюцией, чтобы поощрять в них желание совершать что-либо полезное для их генов. Большой белый дактиль летал, потому что получал от этого удовольствие. С того момента, как он сложил с себя обязанности воспроизводства, он был свободен и мог жить по своим правилам.

Он любил парить высоко-высоко в небе и наблюдать оттуда за динозаврами, которым никогда не оторваться от земли. Он любил щегольнуть виртуозностью своего полета, резко взмывая вверх перед хищниками, населявшими леса.

Его мозг по отношению к весу тела был даже больше, чем у раптора, а большому мозгу необходима постоянная тренировка. И белый дактиль придумывал игры. Он бросался с высоты на гигантских травоядных динозавров, чтобы просто посмотреть, как они будут кружить в панике, стараясь укрыть своих детенышей. Он проносился низко над водой, когда крокодилы грелись на солнышке. Ему нравилось смотреть на длинную череду брызг, вздымающихся вверх по мере того, как крокодилы один за другим бросались в зеленую от водорослей воду.

И еще старый дактиль любил поесть. Ему нравились акулы, двоякодышащие рыбы, озерные черепахи, детеныши крокодилов и яйца дактилей других видов. Засуха сократила возможности охоты на земноводных и птиц, но ему не грозили гастрономические лишения. Он знал, как заставить ютарапторов снабжать его старым мясом.

Сестра Рэд не заметила, как один из младших детей отбился от стаи. И когда он вернулся, жалобно крича, она встретила его рассеянно и небрежно, что никак не способствовало успокоению голодного, испуганного детеныша.

Молодой самец наблюдал за взаимоотношениями матери и птенца, и они все больше беспокоили его. Стая Рэд явно распадалась: внутренние родственные связи слабели, и он опасался, что их группа разделится на части, если засуха продлится еще какое-то время.

Семья рапторов ночевала на берегу одной из немногих рек, уцелевших от пересыхания в это жестокое засушливое лето. Взрослые могли обходиться без пищи неделю, но вода нужна была каждый день, чтобы поддерживать в рабочем состоянии нервы и мускулы и охлаждать тела. Больше всех страдали детеныши. Их растущие организмы нуждались в большом количестве пищи, и они скулили и толкали мать и тетку, выпрашивая еду. Но есть было нечего.

Рэд посмотрела на детей, потом на сестру. Без единого звука или жеста обе взрослые самки пришли к ужасному соглашению: скоро им придется бросить двух младших детей.

В течение пяти месяцев сестра Рэд бдительно охраняла и оберегала свое потомство, но теперь она готова была оставить их на верную гибель.

И это было закономерно. Взрослые хищники вынуждены жертвовать своими детьми, чтобы мать могла выжить до следующего сезона и вывести новое потомство. Жестокий расчет эволюции не допускает сентиментальности. «В первую очередь спасай детей!» — такой импульс мог бы погубить целую генетическую ветвь, и мать, и детенышей. Было бы глупо со стороны сестры Рэд рисковать своей жизнью теперь, когда впереди у нее еще сезонов двадцать размножения. Уж одним-то выводком можно пожертвовать.

Во все времена большинство юных хищников погибало в голодные сезоны — птенцы рапторов умирали в период Раннего Мела так же, как умирали детеныши аллозавров в предшествующем Юрском периоде и как будут погибать от голода маленькие львята, брошенные летом в Серенгети.

Детенышам было невдомек, что это, возможно, их последний день. Но гены подключили последнюю защиту, жалобное выпрашивание, которое имело целью привлечь внимание их взрослых защитников.

У Рэд свело живот. Она чувствовала внутри пустоту и отворачивалась от детей. Самец медленно подошел и ткнулся носом ей в морду. Она не ответила. Скоро голод совсем отдалит их друг от друга.

Когда стада травоядных обеспечивают обильную добычу, стае рапторов лучше держаться вместе, чтобы можно было вдвоем или втроем забить большую, опасную жертву. Но когда крупные травоядные исчезают, рапторам приходится возвращаться к более примитивному образу жизни, выискивая биологические отбросы, мелкую добычу и объедки экосистемы. С такими задачами лучше справляется одинокий хищник.

Рэд уже была одинокой прежде, как и ее новый самец. Они знали, что связь их пока что непрочная, пробная. Они еще не стали супругами, связанными на всю жизнь узами партнерства. Преданность Рэд распределялась так: сначала бросай детенышей, потом, если будет необходимо, брось партнера. И только если голод станет действительно невыносимым, она подумает о том, чтобы оставить свою сестру.

В голодные времена лучше всего спать днем, поэтому Рэд нашла удобное место, затененное сухим саговником. Сон давал возможность на время забыть о муках голода.

Рэд, внезапно разбуженная, вскинула голову. Стоял день, она спала, и ей снились сны о еде. Она видела, как мимо нее проплывали восхитительные ляжки игуанодонов, розовые и свежие. Потом возникли образы упитанных тел с аккуратно содранной панцирной шкурой. Они медленно танцевали друг с другом.

Она дважды щелкнула зубами и ощутила во рту вкус мяса. Хммм… мясо, прекрасное, чудесное мясо, нежное и теплое. Она томно закрыла глаза, вокруг нее закружился стройный ряд деревьев, выдернув свои корни из земли, стволы стали превращаться в окорока игуанодонов.

Чамп-чамп-чамп. Челюсти Рэд непроизвольно жевали.

Рэд открыла один глаз. По небу медленно плыли огромные кучевые облака. Она закрыла глаз. Облака стали бледно-розовыми, потом красными, потом красно-коричневыми. Теперь они превратились в горы печени, теплой и сочной. Рэд крепко зажмурилась. Она чувствовала, как ее тело становится невесомым и поднимается в воздух. Она парила среди облаков печени. Опустив морду, Рэд нырнула в самое большое облако.