Прежде чем сдохнуть - Анна Леонидова

Вот, собственно, и все.

Случившееся, однако, не помешало Жене найти девушку, которая его полюбила и вышла за него замуж, ясно понимая, что этот брак будет бесплодным. Девушкой этой оказалась тихая библиотекарша по имени Таня.

Двенадцать лет пара жила в полном довольстве друг другом.

Обустраивала дом, разводила собачек и кошечек, наживала добро и муштровала прислугу. Карьера доктора Рождественского становилась все более блестящей. Его приглашали решать свои личные проблемы сильные мира сего и поднимать командный дух большие корпорации. А тихая и покладистая жена смотрела ему в рот и не создавала никаких неприятностей.

Но чем дальше за тридцать, тем более неспокойное впечатление производила Таня и на своего супруга, и на его друзей.

Ей почему‑то вдруг перестало сидеться дома, она записалась сразу в десяток кружков, а вдобавок еще и напросилась ассистировать мужу на корпоративных тренингах по тим–билдингу.

На одном из таких тренингов она и встретила будущего отца своей дочери, который по совместительству являлся моим мужем, – менеджера крупной нефтяной компании Александра Булгакова. Все само собою как‑то удачно совпало. Конечно же, Татьяна никогда бы не решилась клеить клиента мужа, тем более прямо у него на глазах. Но тут неожиданно выяснилось, что Таня и Саша давным–давно знакомы: сто лет назад они вместе отдыхали в одном пионерском лагере и даже целовались, выпив ужасной дешевой «Мадеры», после которой их нещадно тошнило в разные стороны. И поэтому Женя с большим пониманием отнесся к тому, что после тренинга Таня не села на пассажирское сиденье рядом с ним и не поехала домой. А отправилась выпить кофе со старым знакомым. Он даже не удивился, что Таня появилась дома лишь под утро с неестественно распухшими губами – ведь люди столько лет не виделись, им столько всего надо было обсудить. Конечно, целую жизнь за два часа не расскажешь.

Словом, он спокойно дал ей забеременеть от моего мужа. Когда же Татьяна сделала тест на беременность и как честная женщина начала собирать чемоданы, лопоча, что заберет с собой только то, что принесла в этот дом, что она просит ее простить и понять и что она вполне осознает степень своего падения, Женя попросил ее не уходить. Он очень–очень просил ее об этом. И обещал, что будет любить ее ребенка как своего, тем более что своих у него уже не будет. Он очень рад, что у них, пусть и так странно, но все‑таки появится ребенок, которого они смогут воспитывать вместе. А если она уйдет – он уже не найдет женщину, перед которой так сможет открыться. Он останется совсем один, и ему будет очень плохо. Татьяна всплакнула над его несчастным будущим, но ушла.

Семь месяцев она жила на съемной квартире, которую оплачивал мой муж. И все это время Татьяна, должно быть, ощущала себя самой желанной из всех беременных женщин в мире. По–тому что и Сашка, и Женька дрались за ее ребенка так, как будто бы она вынашивала как минимум Иисуса или Эйнштейна.

Я не знаю и, видимо, никогда не узнаю, хотел ли Сашка развестись со мной и совсем уйти к Таньке и ее будущему ребенку или просто планировал жить на две семьи. Но это происходило как раз в то время, когда я не решалась разорвать наш затянувший брак, соскочить и сбежать к Андрею. Но факт остается фактом – мы с ним одновременно засунули головы в какие‑то параллельные жизни, жадно хватали там ртами другого воздуха и тщательно оберегали эти параллельные миры друг от друга. Причем, Сашка делал это потрясающе грубо и неловко, и только баба в моем состоянии другой влюбленности могла не заметить этот чудовищный наигрыш. Я тогда была так переполнена другими чувствами, так по–детски не сомневалась в своей неотразимости, что принимала все эти его слова «ты самаясамая», «люблю тебя одну» и эту неожиданную вспышку реанимированного интереса ко мне за чистую монету. Теперь‑то, конечно, было очевидно, что это были маскировочные движения хвостом, которые делает каждый нашкодивший кот, чтобы убаюкать внимание хозяйки. Да, я все‑таки довольно бесталанная в эмоциональном плане идиотка.

А закончилось все так, как и должно было закончиться: Татьяну забрал из роддома Женя. Потому что именно ему она подарила эту привилегию. При этом он еще и чувствовал себя избранным и страшно польщенным.

В 34 года она стала мамой очаровательной девочки, которую назвала Катей. Ребенка логично записали на Рождественского.

Тем более что за все это время Женя и Таня так и не развелись.

— На самом деле она очень хорошо относилась к папе и сильно его любила, – с жестокой пацанской искренностью рассказывал мне Петя. – Но все‑таки не смогла уйти к нему. Потому что она очень жалела тебя и не хотела причинять тебе никакой боли. Она очень верит в закон космического равновесия и в то, что на чужом несчастье счастья не построишь. Что если ты сделаешь кому‑то плохо, то судьба обязательно накажет за это.

А знаешь, почему? Вообще‑то, это страшная–страшная тайна, но я знаю. Тетя Таня рассказывала, что ее муж дядя Женя в свое время жестоко бросил женщину, которая от него забеременела.

И за это судьба его и наказала, лишив возможности иметь детей. Так что ты не должна плохо думать про тетю Таню и Катю.

Они к тебе очень хорошо относятся.

Все‑таки я вырастила потрясающего идиота, склонного к инфантилизму. Только дебиловатый инфантил смог бы выдать мне всю эту информацию, да еще в такой форме…

Впрочем, кого еще можно было родить от моего мужа? Мало того что он заделал ребенка на стороне, у него еще хватило ума познакомить своего законнорожденного сына с незаконнорожденной дочерью. «Брат и сестра должны знать друг друга.

Когда вы вырастете, вы поймете, как это здорово – иметь родного человека, знать, что у тебя большая семья, которая всегда придет на помощь», – вещал им Сашка. При этом Таньке он счел возможным показывать моего сына, а мне ее девку – нет.

И даже смог добиться от Сашки, чтобы он столько лет молчал и хранил папин секрет.

В общем, наибольшей идиоткой в этой истории выглядела я.

Теперь меня уже не удивляли те загадочные взгляды, которые бросала на меня Танька в пансионе: я тоже всегда с нездоровым интересом разглядываю всяких даунов, дурачков и уродцев. Но при этом очень пугаюсь, когда они замечают мой интерес и начинают зырить на меня в ответ. Прямо съеживаюсь вся.

Очевидно, у Таньки на меня была такая же реакция.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Такой потрясающе никчемной я не чувствовала себя еще никогда. Даже тогда, когда брилась налысо, я ощущала свою жизнь более ценной и осмысленной, чем сейчас, когда я четко знала, что, по крайней мере, треть жизни меня обманывали, что у моего мужа, у моего сына, у моей семьи была важная другая жизнь. Были общие секреты от меня. В то время когда я загибалась, ампутируя себе все живое без наркоза непонятно ради чего, какая‑то черноволосая дура сидела в снятой моим мужем квартире и зло подхихикивала надо мною да еще и изображала при этом из себя Мать Терезу, заставляя этих туповатых мужланов восхищаться широтой ее души. Вот сучка! Меня аж пошатывало от злости, и я не могла попасть пальцем в электрический выключатель. И это злило меня еще больше. Я точно знала, что где‑то здесь на стене должна быть кнопка, которая зажигает свет в туалете. Я очень хотела что‑нибудь расхерачить и пописать.

Шел третий час ночи, и приютившие меня Петька с Дашкой, которые и выжили меня из моей собственной квартиры, поселив туда каких‑то дурацких квартирантов, давно сладко спали.

Лишь у меня сна не было ни в одном глазу. Я шарила по стене в коридоре и беспорядочно била по ней ладонью в надежде по–пасть в выключатель.

— Мама, что ты здесь тыркаешься? Почему ты не спишь? – услышала я Петькин голос, и меня тут же ослепил резкий электрический свет.

— Почему я не сплю? – угрожающе–ласково переспросила я, автоматически съеживая ресницы. – Потому что твоя старенькая мама, дорогой сынок, захотела пописать. Но я нахожусь не в своей квартире, а в совершенно незнакомом для меня доме и не могу на ощупь найти выключатель. А в твоей квартире я нахожусь потому, что ты выселил меня из моей. И поселил рядом с тетенькой, которой очень весело и потешно было смотреть на меня все это время. Ты обеспечил тетю Таню домашним зверинцем, который она могла наблюдать, не отходя от кассы. Я стала для нее дрессированным тюленем и пуделем в одном лице! Афф–афф! – я сложила руки перед грудью и типа подпрыгнула. – Спасибо большое, что на старости лет выставил меня в таком забавном ракурсе! – я попыталась изобразить перед сыном низкий поклон «в пол», но не рассчитала и пребольно навернулась башкой прямо об пол.

Мое надрывное ерничество закончилось вызывающе некрасиво: вдобавок к падению я заревела от боли да еще и обоссалась. Все‑таки я довольно долго пыталась найти злосчастный включатель света в сортире.

— Боже, мама, тебе опять плохо! – ахнул сын.