Романовы. Пленники судьбы - Александр Николаевич Боханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пётр же Алексеевич не считался с мнением православных первоиерархов. В 1711 году он устроил свадьбу своего сына на принцессе Софии-Шарлотте Браушвейг-Вольфенбюттельской (1695–1715). Эта брачная партия создала печально-гротесковую ситуацию. Принцесса сохранила евангелическое вероисповедание, что было особо оговорено в брачном контракте. Хотя родившийся от этого брака Пётр Алексеевич (1715–1730, с 1727 года – Император Пётр II) был воспитал в Православии, но происходил он от матери-лютеранки. Когда же он наследовал престол в 1727 году, то оказалось, «что он как Царь носил священнический чин в Церкви, а исповедание его матери подвергалось ежегодной анафеме со стороны Церкви в Неделю Православия!».
В феврале 1712 года Пётр I вступил во второй брак с женщиной сомнительной репутации, с которой уже давно, предположительно с 1703 года, состоял в интимных отношениях. Это – уроженка Лифляндии Марта Скавронская (1684–1727), принявшая в 1704 году Православие под именем Екатерина Алексеевна Михайлова. Её отец – Самуил Скавронский, а мать – Доротея Ган. Марта уже ранее состояла в браке со шведским драгуном Иоганном Крузе и носила фамилию Крузе!
Во втором браке Царя Петра Алексеевича произошло святотатственное смешение духовного и плотского родства. При переходе Марты в Православие её восприемником являлся Царевич Алексей Петрович. Поэтому Екатерина стала крестной дочерью Алексея (она получила отчество Алексеевна в честь своего крестного отца). По отношению к самому Петру она оказывалась в духовном родстве внучкой. В православной традиции духовное родство не отделялось от плотского, оно признавалось ещё значимее. Как справедливо заключает исследователь, «обвенчавшись с Екатериной, Пётр как бы женился на своей внучке. Это не могло расцениваться иначе, как своего рода духовный инцест, кощунственное попрание основных христианских законов».
Рационалистическая самодостаточность петровского мировоззрения в полной мере проявилась в деле церковной реорганизации. Патриарх Адриан, занявший в 1690 году Патриарший престол по меркам того времени в весьма немолодых летах (родился в 1627 году), был избран на церковном соборе вопреки желанию Петра Алексеевича; за однозначно высказался весь епископат и Царица Наталья Кирилловна. Сразу же по избрании в особом послании – «Увещевание к пастве» – Патриарх выразил своё понимание роли Церкви и роли государства. «Два начальства устроил Бог на земле, священство, глаголю, и царство». Каждое из них имело свои функции: «Царство убо власть имать точию на земли, Священство же власть имать и на земли и на небеси».
В своём наставлении Патриарх в весьма осторожной форме прокламировал мысль о первенстве священства в царстве. И по складу характера, и в силу «телесной немощи» Адриан не собирался, как Никон, идти на открытую конфронтацию с Миропомазанником и придать конфликту политический характер. К тому же и общие условия в стране к концу XVII века существенно изменились, и у Патриарха не было никаких надежд на успех в борьбе за торжество священнического начала.
Поэтому, не подвергая критике лично Петра I, Адриан в своих проповедях и наставлениях критиковал различные царские нововведения (насильственное бритье бород, употребление скоромной пищи в постные дни, курение табака). Он проявлял и личное «своеволие», приводившее к вспышкам царского гнева, – отказывался постричь в монашество Евдокию Лопухину, «печаловался» (заступался) за стрельцов, чем показал большое человеческое мужество.
Как заметил историк Церкви А.В. Карташев, «Патриарх Адриан не знал, что ему делать с явлениями нового, чуждого ему времени, и потому просто в своих церковных поучениях обличал и отрицал новые формы жизни». Тем не менее державный властелин проявлял знаки личного внимания к Патриарху, а во время предсмертной болезни Святейшего посещал его и даже произносил «боголюбивые тирады» о том, «что евангельское учение – вот знание Божеское, больше всего в жизни сей нужное людям».
Без колебаний, уничтожая всех и вся, что мешало его делу государственно-имперского созидания, Пётр I свою «венценосную руку» на Патриарха всё-таки не поднял. При этом сомнений, что Церковь, в первую очередь в лице самого Святейшего, «государево дело» не только не одобряет, но и часто и осуждает, у Царя не имелось. Смерть в октябре 1700 года Патриарха Адриана не привела к скорой ликвидации института Патриаршества в России, хотя Пётр и противился созыву очередного церковного собора.
Начиная с декабря 1700 года, более двадцати лет, Русскую Православную Церковь возглавлял «Местоблюститель Патриаршего престола» блестяще богословски образованный Рязанский митрополит Стефан Яворский (1658–1722). При этом полномочия «экзарха-блюстителя» по сравнению с патриаршими были существенно ограничены.
В Указе о Сенате от 2 марта 1711 года, носившем название: «О власти и ответственности Сената», Монарх прямо обозначил ведомственные приоритеты в России, подчинив духовенство компетенции государственного учреждения в образе Сената и установив жесточайшее наказание за ослушание. «Повелеваем всем, кому о том ведать надлежит, как духовным, так и мирским, что Мы, для всегдашних Наших в сих войнах отлучках, определили управительный Сенат, которому всяк и их указам да будет послушен так, как Нам Самому, под жестоким наказанием или смертию, по вине смотря».
Ещё более определённо ведомственная подчинённость земной Церкви была обозначена в Указе Сената от 22 января 1716 года, который был доведён до сведения всех архиереев. Этим Указом все священнослужители под присягой обязывались исполнять следующие требования: 1. Не отлучаться из своих епархий, кроме «крайних случаев». 2. Мягко обращаться с противниками Церкви. 3. Не строить Церквей «более необходимого». 4. Назначать новых священников только по мере потребности. 5. Объезжать свои епархии не реже одного раза в два-три года. 6. Не вмешиваться во внецерковные дела («В мирские дела не входить ни для чего»).
Теперь Церковь фактически подчинялась не только царской воле, но и распоряжениям государственного ведомства. Подобное положение неизбежно должно было привести к полной административной интеграции церковного управления в систему административного аппарата, что и произошло через несколько лет с возникновением Святейшего Синода.
Сама продолжительность реформирования управления Церковью свидетельствовала о том, что Царю, никогда не любившему долгих процедур в деле преобразований, было весьма непросто решиться на кардинальную меру. Насколько известно, впервые публично Царь высказал мысль о замене Патриаршего управления коллегиальным в ноябре 1718 года. Когда Местоблюститель Стефан Яворский написал Царю, что ему неудобно постоянно жить в столице, так из-за этого страдает управление Рязанской епархией, то Пётр наложил резолюцию: «Для рязанских дел надлежит епископа устроить», а для «лучшего впредь управления (Церковью. – А.Б.) мнится быть удобно Духовной Коллегии».
Идейным обоснованием замены единоличной власти Патриарха коллегиальным управлением под государственным контролем
