Спасти род Романовых: Первокурсник - Дмитрий Лим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Должно быть, это очень больно. А… Если так?
Я проворачиваю лезвие в его руке и наблюдаю за тем, как в некогда горящих синим глазах мечется ужас, смешанный с мучительным страданием.
«Да что это со мной? Он же просто ребенок!» — пробежала в моей голове мысль, но тело меня не слушалось.
— Прекрати! Урод! Псих! Хватит! Я сдаюсь, хватит! — истошно закричал он.
— Тебе больно? — спросил я, и надавил второй рукой на рукоять.
Кровь капает на пол, а в глазах моего неудачливого «одноклассника» выступают слезы.
— Пожалуйста… Перестань…
— …
Яркая вспышка света, и мое в миг обмякшее тело — падает на пол.
* * *
— Как думаешь, Паш, много крови из него выкачала алебарда? Она же принадлежала Максимилиану Первому, я правильно понимаю? — знакомый жесткий голос, разбудил меня из бытия снов, где я на своей «ласточке», врывался в метеоритный поток, преследуя «Стрелу» орды.
— Правильно, — прозвучал еще один голос, который был более старым, как мне показалось, — Запрещенный в использовании артефакт. Который не принадлежит никому. Странно, что парень еще жив.
— Он сам по себе — странность.
— Я порылся в летописях, протоколах его фамилии. Ты ничего мне рассказать не хочешь? Как он смог выжить в Запорожской мясорубке?
— Всему свое время, Паша. — я услышал ритмичное постукивание каблуком по полу. — Ты узнал, как студент, смог открыть врата в свою усадьбу?
— Нет, не успел. Пока этого, — он постучал по моему лбу пальцем, — Пытался спасти, отправил наемников из Терских войск, дабы те с придворными магами отследили начало траектории, и попытались найти отголоски ресурса, который смог протянуть такой коридор.
— Студент же сам не мог это сделать?
— Конечно нет. Это и тебе не всегда под силу. Сам понимаешь.
— А артефакт, которым он дрался, — Лаврентий Лаврентьевич прокашлялся, и вновь начал чем-то стучать по деревянному полу, — Нашелся?
— Лучше бы мы его не находили. Смотри-ка, подслушивает.
Мне опять постучали пальцем по лбу, весьма настойчиво, давая понять, что знают о моем неспящем состоянии.
— Давай, юноша, открывай глаза и рассказывай все, как было.
Команду человека, который разговаривал с президентом академии, я выполнил, но с большим трудом. Казалось, словно веки были залиты свинцом, а все тело — чистой воды вата. Но все же, кряхтя, я смог даже приподняться с постели.
Огляделся.
Очевидная больничная комната, со всеми вытекающими. Только, не было оборудование «моего времени», и вместо роботов, два мужика, грозно поглядывающие на меня.
— Алексей?! — президент присел на край кровати, поправляя уголок простыни, — Что можешь мне сказать о случившимся?
Я внимательно посмотрел сначала на одного, потом на второго мужика, окончательно сел в постели, и попросил, для начала, стакан воды.
Моя просьба была исполнена, и я начал говорить.
С каждым описанием моих собственных ощущений, лицо мужчины, с длинными седыми волосами, такими же усами, маленькими и узкими глазами, становилось все мрачнее и мрачнее, а президент как был с каменным лицом, с таким и оставался, лишь изредка кивал головой, делая вид, что понимает то, что я испытал на себе.
— Честно, я не такой. Чтобы ребенка… Вот так… В тупик загнать, да и попытаться убить… Я бы… — я начал запинаться, хаотично глотая воздух.
Очевидно — меня покидали силы. Это было очень странно.
— Ржевский, может это, — президент встал с мое кровати, показывая руками непонятный мне жест, — Дать ему твоей настойки?
Павел, которого просьба президента немного смутила, растянулся в улыбке. Его усы, которые были довольно длинными, своими кончиками растянулись дальше по уровню ушей.
— Даешь добро? — с некоторыми нотками радости в голосе переспросил он, — Подростку?
— Да… Давай.
Никто не спрашивал меня, хочу я пить странно пахнущий напиток, который протягивал мне Павел в фляжке, которую он в секунду достал из-за пазухи, или нет, но довольно сильные руки запрокинул мою голову назад, и в горло полилось отвратное зелье.
С чем бы можно было описать его вкус? Скорее всего, с белком стухших яиц, от души разбодяженным чистым спиртом, и чтобы придать сию творенью некоторую нотки «бохатости», резкий запах корицы.
Попытался выплюнуть это — не получилось. Павел держал меня за шею и лицо, не давая мне даже вздохнуть, и сколько бы я не корячился, пришлось проглотить варево.
Эффект был умопомрачительным. После того, как я одарил отпустившего моего голову старика щедрой отрыжкой, дарую ему сладостные ароматы паршивой выпивки, меня бросило в пот, в глазах потемнело, и я отрубился телом, но сознание не спало. Я слышал все.
— Я же говорил, ребенок. Зачем ему такие кардинальные методы? — спросил Павел президента, — Ну полежал бы денек-другой, в конце концов у нас есть знахарки. Подняли бы его на ноги…
Лаврентий не сразу ему ответил, и лишь когда старик его окликнул, он пробормотал:
— Испытание сегодня через два часа. Ему нужно его пройти, чтобы комитет не задавал лишних вопросов на счет его заочного оформления в академию. Не пройдет — Император меня по голове не погладит.
— Так, а зачем ты его записал в перваки? — удивился старик, нагнувшись надо мной, пытаясь открыть пальцами глаза, — Живой! Слышит нас! — обрадовался он, щедро ткнув мне пальцем в висок. — Эй, спящая красавица, поднимайся, тебя ждут великие дела!
* * *
Я стоял в ровной шеренге из, наверное, полусотни подростков, разного типажа и государственного чина. Стоял, где-то ближе к мужскому общежитию, и внимательно разглядывал девчонку по мою левую руку.
Прозвучала команда, и мы все развернулись, и одновременно двинулись вперед. А та самая девчушка, с длинными черными косами, что-то бурчала себе под нос, постоянно поправляя сзади юбку, озираясь на меня, и что-то шипела.
— Она думает, что ты будешь заглядывать под нее, — послышался за спиной голос Вани, — Все-таки, расхитителей трусов — не каждый день видишь.
— Что ты несешь? — прошипел я, оборачиваясь на рыжего, — Куда мы идем?
— Как куда, — его глаза стали несколько больше в размерах, чем обычно, — К берегу острова. На первое испытание. Ты чего, Алешка, совсем головой вдарился,
