Спасти род Романовых: Первокурсник - Дмитрий Лим

Все как один уставились на него, а он, на меня. Искра, буря, безумие.

Его указательный палец явно был направлен в мою сторону, а лицо таки требовало: «Алешенька, возьми вон то блюдо, которое называется овсяной кашей, и херачь меня по лицу до кровавых соплей».

— Александр Барятинский, — голос президента явно отрезвил студента, — что ты хочешь этим сказать?

Малец, казалось, не чуть не испугался Лаврентия, и продолжил нести чушь:

— Сын стольника должен подносить нам блюда, а не есть рядом с нами. Как и вся его семейка!

А, так это он про меня? Хера се. Корона на башке не жмет? Мне ее поправить?

-— Он что, не слышал, что говорил президент про чины? Или посчитал, что это правило к нему не относится? -— тихонько спросил Ваня блондинистого, слащавого перенька перед собой.

-— Дурак он, вот и все, -— ответил ты.

— Я, если вы позволите, сейчас возьму этого паршивца, и… -— начал было "дурачок".

Но ему не дали договорить. Появился еще один «возмущенец».

— Почему на нем эмблема первого курса? Как он мог пройти испытания раньше нас?

Гул возмущения вокруг моей персоны начал зашкаливать. Я искренне был удивлен такими вопросами, ибо и сам не мог на них ответить.

— Тишина! — рявкнул Лаврентий. — Ты, — он показал пальцем на Барятинского, — сядь на свое место, закрой рот и молись, чтобы Алексей, — на сей раз кивок был в мою сторону, — не вызвал тебя на дуэль за откровенную клевету и не прикончил. А для всех остальных скажу вот что. Алексей тут на таких же птичьих правах, как и вы, и будет проходить испытания наравне с вами. Но, — он сделал короткую паузу, — это никак не повлияет на то, что у нас с ним контракт.

Какой еще, к черту, контракт?

Эпизод 7

Когда президент произнес слово — контракт, весь гул в столовой в моментально пропал. На меня пялились откровенно все, а я и не понимал, что в слове контракт не так, и в чем, собственно говоря — дело.

Ну, что, разве студент не может быть на каких-то условиях здесь? Не может работать на профессора? Что не так то?

Единственным человеком, который смотрел на меня без какого-либо удивления, был Иван, который наоборот, улыбался, и с какой-то гордостью смотрел на меня, мол: "это мой сосед!"

«В чем, сука, дело?»

-— … а для всех остальных, я повторяю еще раз, -— громогласный голос президента вывел меня из некоторого транса, -— В стенах моего заведения — строго на строго запрещено пользоваться собственным положением в обществе. Поэтому, так как наш достопочтенный Александр сразу же решил его нарушить, его ждет наказание.

Слова Лаврентия Лаврентьевича очень не понравились выскочке. А я искренне не мог поверить в то, что подростковый максимализм действительно существует, и вот он — яркий пример.

-— Вы знаете, кто мой отец? — со злостью в голосе, и как мне показалось, со страхом в глазах, юнец выскочил из-за стола, -— Вы понимаете, что он с вами сделает?

-— Вот так, значит, -— президент тяжело вздохнул и закрыл глаза.

Странный он какой-то, дерганный. Чего успокаиваться-то? Поставил на место оборванца и все, чего церемониться то?

На сей раз, все внимание было приковано к этому пареньку.

-— Ничего его отец никому здесь не сделает, -— прошептал на ухо Ваня, -— Адмиралтейство флота — явно пониже статусом графов и дворцовых чинуш. Если он действительно считает, что его папашка прикроет его фокусы, то он сильно ошибается… Работать на Императора — это бояться за свою пятую точку больше, чем за семью. Мне так кажется…

-— Так, а чего он тогда херней занимается? Закапывает себя дальше? — так же шепотом спросил я, -— Неужели он на столько тупой, что с ходу решил в чмошники записаться?

-— Чем? Херней? Это как? Чмошник — это что? — Ванька искренне удивился.

-— Забудь.

Слова Сашки никак не задели президента, а наоборот, он аж взбодрился, заулыбался, только вот в его глазах заиграл недобрый огонек.

-— Сегодня ты, Александр, убираешь со столов после команды: «Прекратить прием пищи». Будешь как тот самый сотник, которого ты, якобы, увидел в роду Быкова. Не захочешь делать сам? Заставлю делать это при всех.

Юноша пытался было что-то сказать, но по нему было видно, как запал — иссяк, под жестким «натиском» слов президента. Он несколько раз открыл рот, поиграл скулами, а затем молча уселся на свое место, где его тут же принялись подбадривать сидящие рядом девицы.

«Группа поддержки выпендрежника.» -— констатировала факт «бумажка», -— «Лаврентий как-то по-божески еще обошелся. На его месте — я бы сразу выпер его за пределы академии.»

«Поддерживаю», -— я не мог не согласиться со старпером.

Команда об окончание ужина прозвучала довольно резко, но, как мне показалось, больше уже никто не ел, все обсуждали два таких значимых события. Ей богу — совсем дети.

В мое время, подобных вещей не было. Все были замкнуты. Не имели друзей. Все понимали, что еще пару лет, и вас раскидает по разным уголкам вселенной, и лишь единицы выживут. А остатки — будут доживать после службы на пиратских базах, играть в рулетку или, как я, драться на арене, чтобы прокормить себя и хоть что-то из себя представлять перед смертью.

Не хватало мне этого. Очень не хватало.

Я прекрасно понимал, что я очевидно, более смышленый, чем они, более подготовлен, да и повидал большего, но глядя на то, как они искреннее друг другу улыбаются, общаются, может быть, завидуют, меня не покидало чувство, что я всех их перегнал. Мне чужды эти эмоции, морально — я стар.

Из столовой я выходил почти самым последним, внимательно высматривая профессора Якоба, дабы все-таки узнать, как мне получить фамильяра. Но пузатый испарился, в прямом смысле этого слова. Ваня лишь пожимал плечами, мол, понятия не имею где у него кабинет и куда он пропал.

Уже почти у самой двери моей комнаты, до меня дошло.

«Ля, книга же! Че я не додумался сразу спросить этого старикашку…»

«Ты кого стариком назвал, наглец?» -— дедок, очевидно, под обиделся, -— «То, что я выполняю условие Лаврентия, не означает, что ты можешь выбирать мне подобные оскорбительные названия!»

«Боже, какие мы нежные… Ладно, пенсия, как тебя называть?»

«Алексей!»

«Ты прикалываешься? Еще к