Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник) - Гарри Беар

– А ты не слушай, – хохотнул Яблочкин. – За брата обиделся…

Дрон Вулич честно выполнил свой долг, доведя нимфеток до выхода из леса; оттуда до станции было рукой подать, да и рисоваться с юными девицами на перроне опытный Дрон не желал. Встретишь кого из знакомых, потом расспросами задолбают… С Надькой попрощался чопорно, только пожав ей руку, а вот Любашку снова от души потискал, даже получил от нее по губам за очередную сальную шутку. «Ты мне звони, – кивнула ему хитрая Любка. – Я же тебя сразу полюбила, ты знай!». Вулич важно кивнул: кто сомневается? В него и не такие киски влюблялись. Любка продолжала пищать: «Я сама, Дроша, к тебе в Билибинск приеду, ладно! Позависаем …». Дроныч раскланялся и пообещал позависать. Последний поцелуй милой подружки, тяжкие вздохи… Возвращаясь обратно к палаткам, Вулич, однако, порвал смятую пачку из-под сигарет, где был записан номер Любкиного телефона. Он был парень не промах, хитрющий Дрон, что там, читатель, греха таить.

Спустя десять минут нимфетки уже подлетали к станции железной дороги, где их ждала электричка до нужного им места на Земле. Смеясь и подпрыгивая, они заскочили в последний вагон, тут же обернувшись розовощекими школьницами, гостившими здесь у чадолюбивой бабуси. До отправления еще оставалось минут пять, и наши крошки, не слишком опасаясь, принялись живо обсуждать события минувшей ночи. Пережив такие занятные и опасные приключения, в этот момент они казались себе почти счастливыми; а ведь, может быть, читатель, так оно и было!

Объявили отправление, и девчонки с интересом уставились в окно: они прощались с запомнившимся им сосновским пейзажем, они прощались с еще видневшимся из окна ласковым озером, они прощались с двумя отличными днями и ночами, так чудно проведенными вдали от скучных серых домов в сером поселке, куда они направлялись. Лето только вступало в свои основные права, все еще можно было повторить и не раз. «Как мы их, свинтусов, сделали! – визгнула Любка, снова мысленно пробежав свои приключения, и громко расхохоталась. – Слышь, Надюха, слышь! Этот козел очкастый, мне говорит: ты мол моя маленькая лесная находка, и я влюбился с первого взгляда, а у тебе есть одна маленькая штучка… Представляешь, борзеж?». Наденька, гораздо более искушенная и несколько расстроенная поступком Хожа, вздохнула и ничего не ответила своей младшей подружке. Да и что тут скажешь.

Вернувшийся Дрон Вулич застал возле костерка разброд и шатания. Прен умотал на озеро купаться, он пропустил сегодня рассвет и очень страдал от этого. Яблоч бессмысленно слонялся по полянке, не зная, куда себя деть. Гашик, сидевший у костровища и пивший чай, только завидев лоснящуюся физиономию братца, громко заметил: «За такое сажать надо! Она же, она…» и немедленно куда-то намылился, прихватив с собой ручку и блокнот. Дрон пробовал его успокоить, но был послан очень далеко и без хлеба. «А ты бы поменьше рылом щелкал, и тебе бы, брат, обломилось!» – крикнул старший Вулич вслед младшему…

Утомившийся Хож мирно спал в палатке, его богатырский храп явно диссонировал с красотой и свежестью наступившего июньского дня – увы, последнего в этом году. Яблочкин стал допытываться подробностей общения Дрона с Любкой, но тот только кривил лицо и уходил от прямых ответов. «Нечуткие вы с Хожем люди! – резюмировал Яблочкин. – Только о себе, паразиты, думаете… Этих шалав только так можно было на пятерых развести». Дрон выпил полстакана вермута и философски заметил: «Есть, друг Антошка, такое слово „любовь“! Ты не слышал?». Яблоч только горько поморщился: «Ну-ну, рассказывай мне про это».

Вулич-старший потер переносицу, еще налил себе, сел на бревно и важно заметил единственному слушателю: «Вот примерно такой же эпизод был у меня в деревне лет пять тому назад…». Антуан сплюнул, взял полотенце и потянулся на Сосновое: слушать теперь удачливого Дрона ему не очень-то хотелось. «Да присядь ты, Антон, сейчас вместе пойдем!» – и Вулич, ловко опрокинув в себя содержимое стакана, начал рассказывать старую «бородатую» байку, которую ему самому рассказали в пединститутской общаге пару месяцев назад и которая нас с тобой, читатель, уже ни капли не интересует. Антоша, подумав, сел на бревно и также налил вина себе; в конце концов, у них в запасе день и ночь, все еще переменится к лучшему, а у старших пацанов, действительно, всегда есть чему поучиться.

А Гашик, умненький Гашик сидел на раскидистом корне вывороченной березы, на самом берегу Соснового, и что-то быстро строчил в своем походном блокноте. События минувшей ночи отразились на нем не самым лучшим образом; он был болен, он страдал так, будто не Любку с Надькой, а именно его имели пару часов назад эти грязные «старики» Хож и Дрон. Он даже не смог заснуть, как ни старался, он не смог забыться, даже выпив много больше того, что привык употреблять.

Теперь он сочинял! Да, он не писатель и не поэт, может, это и так; но он все сейчас выразит, он даст этим милым беспомощным созданиям дельный совет, он остановит своим посланием это распутство. «Быть бы нашим девочкам под родимой крышею, если б знать могли они, что творилось с Гри…» с Гашиком.

И наконец… «Сочинил я здорово! – крикнул Гашик, прыгая, – и поможет девочкам песенка моя. Горячо сказалась правда в ней великая, будет эта песенка оправданьем для…».

А вот, кстати, и стишок, который мы сумели записать и доводим до тебя, внимательный читатель:

Девочка-нимфеточка, мне тебя так жаль!Девочка-нимфеточка, зубки ты не скаль!Люди похотливые за тобой стоятИ с тобою, бедною, спать они хотят…

Девочка-нимфеточка, ты им не поверь!Девочка-нимфеточка, быстро закрой дверьТы в страну полночную пьяниц и бродяг,Стонут где несчастные, честь свою отдав.

Девочка-нимфеточка, слушай-ка меня:Стоит ли Ночь жалкая яркосвета Дня?!

По щекам у Гашика слезы покатились, силы в нем великие разом оживились. Слышал он в душе своей звуки благодатные, в голове роились мысли необъятные – звуки лучезарные гимна благородного… Пел он воплощение счастия свободного!

Воистину, благие мысли – благое дело. Здесь, друг, не стоит смеяться! Тут, читатель, пора и заплакать… ведь ты готов?

Июль 1990 г., осень 1998 г.,

Декабрь 2003 г.

Поездка в Одессос

«Итак, я был тогда в Одессе»

«Садясь на унитаз, держитесь за поручень!»

Нахамизм 1. Вокзальная суета

Старины, то есть молодые люди двадцати с хвостиком лет, стояли на грязном перроне маленького города и отчаянно скучали. Первый из них – полный, с круглым лицом и в очках – имел вид солидный и преуспевающий, звали его Хэнкинс. Второй мэн – довольно высокий, с непропорционально длинными руками, вытянутым лицом и рыжеватой бородкой – был тем типом, жизненное поприще которого было определить довольно трудно. То он казался солидным и сложным, то вдруг становился шаловливым и глупым. Дженкинс (а именно это имя мы для него придумали) был худ, двигался ненормально быстро и любил бездельничать.

Типы ждали здесь поезда «Билибинск – Одессос», который почему-то опаздывал. Они вспоминали отца Федора, предавшегося обычной вокзальной суете, и тонко шутили. А жизнь на провинциальной станции шла своим чередом… Тетушка с лукошком полчаса терлась о коврик перед входом в какую-то контору, грязный и заплеванный, но так и не решилась войти. Изрядно потасканный голубь вразвалку шатался по перрону, пока не вляпался в грязь. Местный старожил с опухшим от водки лицом приподнялся на скамейке, заменявшей ему ложе, осмотрел знакомую местность и зевнув, рухнул обратно. Три девицы, одетые по последней моде местного Горторга, прогуливались здесь же, обсуждая подробности чужой жизни.

«Девушки! Когда ближайший до Чикаго?» – прогремел в сонной одури провинциального Пигтауна остроумный вопрос старины Хэнка. Дамы ошеломленно промолчали, Хэнкинс подмигнул им… Но, подошедшая электричка до Билибинска унесла непонятливых девиц, и старины вновь остались одни… Прошло еще два часа. Уже начинало темнеть, и опоздание поезда становилось весьма опасным…

Из конторы, куда не вошла тетка, выпнулся человек в железнодорожной фуражке и поплелся в сторону магазинчика, едва успевая до закрытия. Хэнк сел на деревянные ступеньки конторы и стал проверять документы у входящих в нее. Впрочем, посетителей оказалось лишь двое. Первый мужик сунул под нос Хэнку какой-то сомнительный документ и прошел, второй товарищ, долговязый прыщ, так долго рылся в карманах своего пиджака, что даже вспотел. «Он вообще-то просто так тут расселся!» – пришел на выручку гражданину старина Дженк. Хэнкинс громко рассмеялся и повел могучими плечами. Сопровождаемый смехом и унизительными репликами, человек без паспорта скрылся в конторе.