Странный дом, Нимфетки и другие истории (сборник) - Гарри Беар

Льюис Кэрролл – по мнению Набокова, «викторианский нимфетолюб и педераст» – также приложил руку к доминированию нимфетства в литературе, создав два весьма сомнительных произведения с главной героиней Алисой, худой, костлявой, но жутко привлекательной нимфеткой. Алиса соблазняет на своем пути едва ли не все и всех в подземном и зазеркальном королевствах; жертвами ее коварства падают Мартовский Заяц, Бармаглот, Чеширский Кот, Болванщик и даже мирный Белый Кролик. Ну а самой подруге оксфордского профессора было всего десять лет, и остается удивляться, как же изобретателен был в общении с ней хитроумный Льюис. В англо-литературе его, правда, опередил поэт Эдгар Поэ, поимев, между объяснением математических формул, свою кузину Вирджинию, когда девочка находилась на переходе к 14 годам. После страстного романа с ней, скандальной женитьбы и, увы, преждевременной смерти очаровательной жены он поддерживал свою гибельную страсть посланиями к Эннабель Ли, Линор и Улялюм.

Однако, что же сами нимфетки?

Слово им было впервые предоставлено в романах де Сада, однако знаменитый романист, часто обвиняемый при жизни в содомских грехах, не четко различал настоящих нимфеток и просто юных греховодниц, которые смешанно присутствуют на страницах его нескучных романов. Владимир Набоков, автор, которого проблема нимфетства волновала всю жизнь, произвел выводок запечатленных «юных демонов в обличии невинных девочек» в своих текстах вроде «Камера обскура», «Лолита», «Ада, или Страсть»… Нимфетка Лолита, сработанная гением Наба в 1954 году, выскочила из великого романа и, покорив и закоренелых распутников, и мирных обывателей, и честных педагогов, и грозных мужчин с пристальными взглядами, запрыгала в своих коротких трусиках, купленном Гумбертом бюстдержателе, где еще нечего было держать, по страницам иных книг, кинолент и журналов. Ошарашенные Кубрики, Тинто Брассы и доморощенные Пичулы принялись на свой лад тиражировать ее «нежность», и – Нимфетка правит бал! Увы, и ах…

Поэтому не оглядывайся во гневе, любезный читатель, а спокойно дочти до конца это моралите. Извлеки из него нравственные, и только нравственные, уроки для своих симпатичных, надеюсь, пока еще жен, подрастающих шустрых дочек, которых тебе стоит понимать получше, знакомых и привлекательных девушек, а также просто милых подружек! Слушай же, слушай дальше повесть «писателя-мурлыки», преемника великого Наба и светозарного Сверчка. Слушай, просвещайся и думай:

Ты можешь, ближнего любя,Давать нам смелые уроки,А мы послушаем тебя…

Часть 3

из которой становится известно, что в нашем мире все непостоянно, а любовь недолговечна

Утро в июне наступает рано… Гашик, кое-как выспавшись, выбрался из палатки уже часов в пять – возле костровища молча сидели Гаррик Хож и Надька. Спросив, как дела, и получив весьма уклончивый ответ Надежды, мудрый Гашик прихватил мыло с полотенцем и отправился на озеро умыться. Вернувшись, Гашик застал у начинавшего разгораться костра и вторую пару: братец-кролик выглядел умиротворенным, а его юная подружка Люба вела себя гораздо бойчее, чем ночью. Дрон пожаловался всем на плохое самочувствие после вчерашнего, хотя по его довольной физиономии трудно было сделать такой неутешительный вывод.

– Завтракать будем? – наконец спросила у честной компании Надя. – Приготовлю.

– Что-то не хочется ничего, – вяло заметил сэр Гаррик. – Поспал бы с час…

– Чаю бы попить, – пискнула хитрая Любка. – Во рту все сушит, будто кто нагадил или это… эскадрон гусар переночевал.

– Вот и сходи сама за водой, – огрызнулась Надя в сторону младшенькой. – Не дворянка, чай!

– Про эскадрон-то ты лихо, – оценил шутку старина Хож.

– Че бесишься, Надька? Че орать-то с утра? – удивилась нимфетка. Однако она встала и пошла к озеру, прихватив с собой закопченное эмалированное ведро и ноющего Дрона.

– О, кого я вижу! – из палатки показалось заспанное лицо гитариста Антона. – Думал, Надя и Люба, уж и не вернетесь… А тут такая радость!

– Ты поменьше думай, гитара… – строго заметила старшенькая нимфа. – Вон дров нет, принес бы!

– Пошли сходим, – предложил Яблочкину младший Вулич.

– Сначала бр-р… хоть харю сполоснуть, – помотал головою Яблоч. – Потом принесу, конечно. А Прен-то дрыхнет как дохлый, вот здоровье!

Остатки ночи между тем быстро поглощались жадным до жратвы утором, скоро стало совсем светло; слева послышались дружные, хотя и не вполне трезвые голоса отдыхающих в «Медике». Надька в компании с проснувшимся Преном соорудили импровизированный завтрак на траве. Пить совсем не хотелось, но Леня все же открыл бутылку вермута и предложил желающим, каковых, впрочем, и не оказалось. Любашка, чье дуплишко требовало некоторого успокоения в виде теплой ванны, сидела и расчесывала несколько спутавшиеся за эту многотрудную ночь волосенки. Дрон сидел рядом, тесно прижав свое бедро к девочкиному, и не слишком интересное что-то шептал ей; Любка иногда ему улыбалась, но, откровенно говоря, этот старый дядя ей уже несколько надоел. Она, выполнив просьбу, дала ему свой телефон в Лепотаево, где она якобы жила, но это, конечно, был вовсе не ее номер. Надя оживленно рассказала компании поучительную историю из жизни другой своей подруги; ее внимательно слушали только Прен и Яблоч. Прену было все равно, что слушать, а Яблочкин еще надеялся на что-то. Только, читатель, ты мне поверь – надеялся паренек с гитарой понапрасну. Утомленный сэр Гаррик задремал прямо на бревне, сложив голову себе на колени: видимо, ему снилось нечто приятное, он улыбался во сне.

В семь часов заиграли подъем в «Искорке», тишина леса окончательно была разрушена возгласами вожатых и детскими криками. Надя внимательно посмотрела на свои наручные часики: в восемь двадцать должна была подойти электричка, им с Любой уже пора – вторую ночь дома не ночуют, вот мать ей вставит за такой выезд! Она ласково посмотрела на своего дремлющего кавалера – хорошо ли, плохо, но все у них на понтоне было замечательно, правда, возвращаясь, сэр честно сказал, что продолжения не хочет, что у него есть подруга и все такое… Надька не обиделась: она девка современная, на шею вешаться не станет. Не хочет – фиг с ним, сегодня у нее один, завтра другой: романтика! Правда, он ей запомнится, будет сниться, наверное… Гаррик, словно услышав мысли нимфетки, очнулся и посмотрел на нее.

– Ну что, пацаны, спасибо за все! – Надька подмигнула Хожу. – Но пора нам и честь знать. Через час наш поезд.

– Честь-то вам, конечно? В первую очередь… – хихикнул ироничный Яблоч.

– Проводите нас? – спросила Любашка у Дрона. – Ты ж обещал!

– А-то как же… Переоденусь только, – Дрон, рыгнув, отправился в палатку.

– Эй, Гаррик, а ты? – Надежда с надеждой посмотрела на Хожа. Тот, однако, не проявил особой активности. – Чего?

– У меня знаешь… нога что-то болит! – нашелся хитрющий крокодилоглаз. – Вас Дрон доведет, тут идти минут сорок пять, не больше.

– Понятно, сэр! – Надежда отвернулась.

– А вот и я, – появился переодевшийся Вулич-старший. – Вперед!

– Я тоже пойду, – привстал было молоденький Гашик.

– Сиди уж! – синхронно рявкнули на него обе нимфы.

– Ну как хотите… – младший Вулич махнул рукой и счел нужным обидеться.

– Пока-пока, – Яблочкин все же чмокнул обеих нимф на прощание, а Любку даже хлопнул по попе. – Приходите еще раз и в большем количестве.

– Как-нидь в другой раз, – сделала книксен Любка. – Эй, Гаррик, поцелуешь на прощание? – перед Хожем стояла красавица Надька. – Может, мы и не увидимся больше.

– Ну, если ты хочешь… – Гаррик встал и прижал к себе деву. Нимфетка, прикрыв глаза, так сильно впилась в него, что Хож едва сумел оторвать ее от себя. От неожиданности он чуть было не встал ногою в тлеющий костер.

– Спасибо тебе, прощай! – махнул рукой сэр Гаррик.

– Прощай, – Надюха кивнула. – Я буду помнить тебя, – и она, уже не оборачиваясь, пошла к Дрону и Любке, отошедшим от костра и компании метров на двадцать. Люба волновалась, опасаясь опоздать на электричку, и что-то недовольно пищала.

– Твой-то брат, Гашик, хорош: на пацанок перешел, – хмыкнул Леня Прен. – Козлина!

– Это не пацанка, это шлюха… – прокомментировал Яблоч. – Хотя целуется здорово, ничего не скажу. Жаль, что они так рано сдернули…

– Ты бы, Антуан, помолчал лучше, – крокодилоглаз, потрясенный поцелуем своей нимфы, раздумывал, не броситься ли следом? Далеко они не ушли… Да только зачем.

– Она тебе хоть минет сделала? – нашел нужным проявить познания Яблоч. – Ну че ты, рассказывай! Эти девки ведь на все готовы.

– Они чудные, чудные, чудные… – только и вымолвил немногословный Хож.

– Да пошли вы все, озабоченные! – и Гашик, осушив чей-то недопитый стакан с портвейном, бросился в палатку. – Слушать тошно!