Батюшка. Святой выстрел - Михаил Серегин

Но если все это правда… Настя поняла, что просто боится представить себе, что все рассказанное солдатом действительно правда. Какой ужас! Ведь тогда и отец Федор мертв, как те два солдатика, ставшие свидетелями преступления, за что их и убили. Кто? Этот подозрительный особист? А может, он как раз и пытается разобраться в происшедшем? Особист обязан отвечать за сохранность государственной тайны, контрразведку, за соблюдение режима и еще за многое другое. Настя окончательно задумалась. И где найти мужество пойти в столовую на ужин, спокойно есть, смеяться с молодыми офицерами?

Нет! Начиная злиться на себя, Настя собрала в комок всю волю. Еще чего! Дело нужно довести до конца. И в первую очередь обезопасить себя. Что она там снимала? Кроме лиц солдат во время коротких интервью – ничего. Допустим, просмотрят преступники запись, и что? А вдруг им покажется, что Мулянов говорил как-то не так, и лицо у него было какое-то не такое. Она-то в любом случае выйдет отсюда, а ему не выйти. Или же всем не выйти. Настя полезла в карман, достала мобильник и, воспользовавшись тем, что фельдшер с окающим говором ушел за занавеску, быстро открыла аппарат, извлекая оттуда сим-карту. Она едва успела сунуть ее обратно в карман вместе с телефоном, как фельдшер вернулся.

– Ну, все, одевайтесь. Может, вам палочку одолжить на время? Идти сможете?

– Смогу-смогу, – уверенно заявила Настя, – спасибо.

Одевшись, она, прихрамывая, вышла на улицу, свернула за угол здания и быстрым шагом двинулась в сторону колючего ограждения за автопарком. «Ничего страшного, – решила Настя, – все знают, что за мной должен приехать участковый. Если почувствую неладное – так заору, что в Верхней Соснянке услышат. Побоятся они расправляться со мной. А потом мы тут всех на уши поднимем!»

С этими мыслями она свернула с дорожки и пошла по мягкой траве, усыпанной прошлогодней хвоей. Вот и задние стены боксов, развалины какого-то кирпичного сарая. Дальше – колючая проволока. Пустырь, один пустырь вокруг. Может, в этом сарае когда-то был подпол или погреб? Настя смело подошла к строению, и тут ее остановил громкий шепот и осторожные шаги по хрустящему щебню.

– Уходите отсюда, Настя! – требовательно говорил Мулянов с бледным от волнения лицом. – Быстро уходите! Еще не хватало, чтобы и вас заподозрили! Убьют ведь!

– Куда ушла? – начал злиться Окулович.

– Откуда же я знаю, товарищ капитан? – растерянно оправдывался фельдшер. – Ее боец привел, я обработал колено, наложил тугую повязку, и она ушла.

– Давно?

– Минут пятнадцать назад.

Матерясь на чем свет стоит, капитан выскочил из санчасти и стал озираться по сторонам. Журналистка как в воду канула. Куда она могла пойти? Чего ей тут вынюхивать? Ничего страшного не случится, кроме того, что он, капитан Окулович, получит «по шапке».

Вдруг он увидел, что навстречу ему, широко улыбаясь, идет особист.

– Ты что такой взъерошенный, Окулович?

– Эта чертова Бестужева куда-то делась, – зло пробурчал капитан. – Отвели в санчасть, а она вышла и пропала.

– Куда же она могла деться? Не тайга – найдется. Ты ее ищи, Окулович, ищи. А то еще забредет куда не положено и тебе от командира попадет!

Окулович только махнул рукой и бросился на поиски журналистки. Белобрысый особист постоял некоторое время, глядя вслед капитану, и приветливая улыбка медленно сползла с его лица, сменившись угрюмой озабоченностью. Он достал мобильник, набрал какой-то номер и сказал в трубку:

– Все, ждать больше нельзя! Бери своих ребят и идите к боксам. Только не толпой!

Начинало смеркаться. Встревоженная словами Мулянова, Бестужева безропотно последовала за ним, даже не пытаясь вырвать рукав куртки, в который вцепился солдат. Она споткнулась о камень, чертыхнулась, посмотрела под ноги и неожиданно ткнулась головой в Володину спину. Тот стоял навытяжку перед белобрысым особистом, на лице которого сияла неизменная улыбка.

– Ну, вот и нашлась пропажа, – усмехнулся капитан. – Окулович там с ног сбился, переживает очень. А вы, значит, гуляете? Да еще в сопровождении молодого человека.

Настя собралась было ответить, но за спиной послышались новые шаги, и она испуганно повернулась. Перед ней стояли высокий худощавый подполковник и два молодых прапорщика. Первой мыслью журналистки было: с ней уже ничего плохого случиться не может. Подполковник – это величина, это старший офицер. Значит, все в порядке. И только через несколько секунд, увидев наглое выражение на лицах прапорщиков, она вспомнила, что серьезное воровство и продажа казенного имущества никак не могли пройти мимо командира. Вот она и подставила доверившегося ей солдата. Ничего они ей не сделают! Надо только держаться уверенно и брать их на испуг. В крайнем случае, закричать и постараться убежать. Не могут же в части быть одни только преступники. Их всего несколько человек, и ее оружие – гласность. Услышат солдаты, другие офицеры и поймут, что с ней что-то случилось. Тогда ничего не удастся скрыть – слишком много свидетелей.

Бестужева собралась было вырвать свою руку из руки Мулянова, броситься с криком в сторону штаба, но особист и его помощники верно угадали ее намерение. Жесткие бесцеремонные руки схватили журналистку, зажали рот и прижали к кирпичной стене бокса. Лицо особиста, уже не улыбающееся, а полное злобы, приблизилось к ней вплотную.

– Хватит дурочку разыгрывать, Бестужева! – прошипел особист. – Зачем ты сюда приехала? Кто и что тебе рассказал? Ну?

– Вы с ума сошли! – промычала Настя сквозь чужую ладонь. – Что вы творите? Отпустите сейчас же, или вам придется очень пожалеть об этом!

– Пожалеть? – криво усмехнулся особист. – И чем же ты мне можешь угрожать? Участковым своим? Да он и забыл о тебе давно. К твоему сведению, он три часа назад уехал в Верхоянск. Ты же наврала! Никто за тобой приехать не должен, ведь так? Или должен? Когда я позвонил участковому, он мне рассказал, что ты с каким-то священником сюда приехала. Очень интересно, что это они так зачастили к нам, а? Отвечай! Молчишь? Надеешься, что тебя будут искать? Так вот, искать тебя не будут, а если и будут, то не здесь. Я ведь и на телевидение твое позвонил и выяснил, что ты ни в какой не командировке, а в частной поездке.

Особист бесцеремонно полез в карман Настиной куртки и вытащил ее телефон. Пощелкав клавишами, убедился, что он не включается, а открыв крышку, увидел, что сим-карты нет.

– Где сим-карта? – Особист схватил девушку за подбородок. – Что ты снимала?

– В прокуратуре узнаешь, – со злостью ответила Настя.

Особист размахнулся и с силой ударил журналистку по лицу. Девушка почувствовала, что рот у нее наполняется кровью. Рядом рванулся один из солдат, но грозный окрик остановил его:

– Не дергайся, сучонок! Прирежу!

Настя повернула голову и увидела, что к горлу бледного как полотно Мулянова один из прапорщиков прижал нож с выкидным лезвием.

– Ладно, найдем и твоего священника, с которым ты приехала, – пообещал особист и приказал своим людям: – давайте их туда же!

– Рискуем! – заговорил наконец подполковник. – Не заигрался ли ты?

– Ты что, не понимаешь, что до завтрашнего дня мы ничего не должны предпринимать? – огрызнулся особист.

– А может, мы их вместе?.. – намекнул второй прапорщик. – Пусть они тоже к этому делу руку приложат.

– Заткнись, идиот! – приказал особист. – И хватит болтать! Потом разберемся, время еще будет. Тащите их до кучи!

Насте снова зажали рот и куда-то поволокли. Сзади с пыхтением тащили солдата. Девушка с ужасом поняла, что ее ждет собственная яма у колючей проволоки. Если особист приказал тащить «до кучи», это может означать только одно – кучу тел. Закопанных. Или не убьют? Сейчас не убьют. Он же сказал, что потом разберемся, время еще будет.

Настя чувствовала, что желание жить, древнее как мир, заполняет ее изнутри, не дает дышать, не дает думать. Увидев перед собой какое-то углубление в земле, к которому ее подвели, она рванулась изо всех сил, намереваясь освободить свой зажатый рот и закричать, но удар по голове сзади был таким сильным, что из глаз мгновенно брызнули слезы.

Настя упала на колени, и ее поволокли вниз по гнилым ступеням. Она несколько раз стукалась головой о стены, кто-то грубо наступил ей на больную ногу. Девушку дотащили до какой-то темной двери с засовом, дверь со скрипом открылась, и она полетела в темноту и вонь. С тем же скрипом дверь закрылась, стало тихо и жутко, как в могиле.

Рядом, постанывая, завозился Мулянов. Это хорошо! Живой, какой-никакой, а все же мужчина рядом.

– Володя, ты как? – прошептала Настя сквозь стиснутые зубы, затылок нещадно пульсировал и саднил.

– Терпимо, – отозвался солдат, нащупывая Настину руку и пытаясь поднять ее на ноги. – Они у вас все записки забрали. Моя тоже там была?