Сквозь дебри и пустоши - Анастасия Орлова

Тари посмотрела на спящего на кровати Берена, протянула руку, чтобы разбудить – у старшей матери был к нему разговор – но помедлила, по-птичьи склонив голову на бок, о чём-то задумалась. Солнце светило сквозь дверной проём, завешенный тюлем, и рисунок на шторе повторялся тенью на голом торсе мужчины. Она хотела разбудить его, похлопав по плечу, но вместо этого дотронулась подушечками пальцев до колышущейся тени под его ключицами, неспешно провела по узору вниз, к животу, и вернулась обратно, замыкая орнамент. Берен спал. На свету его тёмно-каштановые волосы отливали медной рыжиной, а ранняя седина на висках была и вовсе не заметна. Зато солнце высветило бледные, до этого невидимые веснушки, и благодаря им Берен растерял в глазах Тари половину своей пугающей суровости. Сейчас он выглядел не старше тридцати пяти, и Тари могла бы назвать его даже красивым… Во всяком случае, ту часть его лица, на которой не было шрамов.

– Береник, – чуть слышно произнесла она, словно пробуя имя на вкус. – Берен…

Тамари придвинулась чуть ближе и наклонилась, опершись рукой в изголовье кровати, почувствовала ровное дыхание Берена. Легонько, едва касаясь, она провела пальцем по его жёсткой, не изуродованной шрамом брови, очертила скулу. Опустившись к губам, её рука замерла, но потом всё же невесомо дотронулась до них, и от кончиков пальцев к сердцу Тамари словно электрический разряд пробежал. Она замерла, боясь вдохнуть. Берен чуть улыбнулся во сне. Тари медленно перевела дыхание, осторожно погладила его по щеке, остановилась на грубом шраме, выныривающем из-под чёрной кожаной повязки, и нашла его уродливое продолжение, скрытое густой жёсткой бородой. Сама не заметила, как склонилась к лицу Берена ещё ниже, оказавшись так близко, что почувствовала, как её окутывает тепло его тела. Мягкий мускусный запах будоражил, наполняя каким-то тонким, отдающим глубоко внутри трепетом, – так звучит пустой винный бокал, если провести по его краю пальцем. Взгляд Тамари туманился (наверняка виноваты успокоительные отвары!) и, не в силах удержаться на длинных ресницах егеря, вновь опускался к его губам.

– Даже не думай, – тихо произнёс Берен.

Тамари резко выпрямилась, залилась краской: действительно, что это она сейчас собиралась сделать, чёрт возьми?!

– Даже не думай снять её, – закончил егерь.

– Кого – её? – удивилась Тари.

– Повязку. Ничего интересного там нет, – невозмутимо ответил Берен, приоткрыв глаз, и эта невозмутимость после прикосновений прохладных пальцев Тамари давалась ему нелегко: сложнее было разве что притворяться спящим.

Девушка нервно усмехнулась:

– Я и не…

Вот чёрт, – скажет: «я и не думала», тогда возникнет вопрос, что ей понадобилось так близко от его лица! Тари покраснела ещё сильней. «Просто провалюсь от стыда прямо здесь, идёт?» – подумала она, поднимаясь с кровати, но Берен удержал её за руку.

– Останься, – он сел, и их лица оказались так же близко, как были незадолго до этого, только сейчас уже никто не спал.

«А спал ли тогда?» – усомнилась Тари, опуская глаза, но краснеть ещё ярче было уже некуда. Спрятаться бы за волосами, как она привыкла, но на свою беду забрала их в пучок на затылке, чтобы было не так жарко – августовский денёк разгулялся на славу.

Берен чуть отодвинулся, неверно истолковав её замешательство. Тари сидела против света, и солнце золотило нежную линию её изящной шеи и обнажённых плеч. Сквозь просторное платье и рукава-фонарики отчётливо проступали тени тонких изгибов её тела, и от них так непросто было отвести взгляд, но Берен всё-таки отвёл.

Эмоции Тари читались размыто и как-то смазанно, – практически не читались вовсе, но он чувствовал её смущение на грани стыда и расценил его как неловкость после его вторжения в очень личные, очень болезненные воспоминания.

«Как слон в посудной лавке! Вломился, натоптал… Потом ещё и сознание потерял, герой. Сам-то даже повязку с отсутствующего глаза ни за что не снимет, пряча уродливые рубцы, а Тари пришлось обнажить гораздо более глубокие шрамы на своём сердце. Почему людям свойственно стыдиться своей боли, хотя стыдно должно быть тем, кто её причиняет?» – думал Берен, и ему отчаянно хотелось поддержать Тари, утешить, успокоить, но он не знал, что и как сказать, чтобы не сделать ещё больней.

Тари казалось, что её щёки успели сменить пятьдесят оттенков бордового, пока Берен держал её за руку. Точнее, он задержал её за руку, когда она поднялась, чтобы уйти, и теперь её ладонь просто лежала в его ладони, и Тари совершенно не знала, что с этим делать. Он не держит её. Вон, даже отодвинулся подальше! И смотрит как-то… напряжённо. А руку не убирает наверняка просто из вежливости. Ждёт, когда она первая сделает это, чтобы не обидеть её. Соломир после смерти Асинэ делал то же самое: не реагировал на такие прикосновения Тари, и она теряла надежду. Нелюбовь пережить можно, к нелюбви она даже привыкла, но нет ничего страшнее вежливого равнодушия.

Тамари постаралась убрать руку как можно естественней, – будто хотела заправить волосы за ухо, но о том, что кудри собраны в пучок, она вспомнила, когда уже пальцы вхолостую скользнули по ушной раковине.

– Как ты себя чувствуешь? Как Эльса? – Берен попробовал хоть как-то сгладить неловкость: его прикосновение всколыхнуло в Тари горьковатое замешательство, он это почувствовал.

– С нами всё хорошо. Нила напоила нас какими-то штуками, они неплохо действуют.

«Правда, со странной побочкой» – усмехнулась она про себя.

– А ещё она отправит с нами двоих братьев и сестру общины – в помощь.

Берен нахмурился и хотел что-то сказать, но она перебила его:

– Старшая мать хочет поговорить с тобой. Сказала, что это важно.

Он кивнул. Тамари поднялась с кровати, направилась к выходу, но в дверях остановилась, уже откинув тюль, обернулась.

– Не я её убила, – тихо произнесла девушка. – Она порезала себе вены, когда получила положительные результаты тестов, своих и Эли. Но мать всё равно считает, что виновата я. Потому что из-за меня Асинэ видела, каково это…

– Ты не виновата! – Берен встал слишком резко, Тари инстинктивно отшатнулась, и он остановился в полушаге: пожалуй, обнять её сейчас – не самая лучшая идея. – Ты не виновата, – повторил он ещё раз, уже мягче, не приближаясь.

Тари кивнула: «спасибо», и вышла на улицу, растворившись в ослепительно-золотом солнце.

***

Нила ждала Берена в своём фургончике, потягивая из щербатой чашки травяной чай. Рукой пригласила его присаживаться на связанный из разноцветных квадратов набитый сеном пуф, пододвинула гостю второй стакан. Егерь поднёс напиток к лицу и недоверчиво понюхал.

– Это просто чай, – мягко кивнула старшая мать. – Ты должен научиться управлять своим даром, – с места в карьер начала она.

Берен отставил чашку на край низкого самодельного столика: пить её содержимое он не собирался.

– У меня нет никакого дара.

– Хорошо, называй это мутацией, – спокойно кивнула женщина. – То, что происходит с тобой, может спасти не одну жизнь, – Нила поглаживала ладонью круглый бок своей чашки, – но может и отнять твою собственную. В твоих же интересах уметь управлять этим.

Берен хотел возразить, но старшая мать опередила его, вскинула узкую ладонь, призывая дослушать.

– Все твои слова будут бесполезны. Дар пробудился, от него теперь не сбежишь. Он – часть тебя, твоя внутренняя суть, – Нила строго глянула на Берена, – и она будет мучить тебя, пока ты будешь её отрицать. Скажи мне, зачем бежать от того, что можно использовать во благо?

– Я не собираюсь ничего использовать, – резко ответил Берен. – Если это мутация, то её можно компенсировать медикаментами. Вот и всё.

– Использовать не собираешься, но не сможешь ничем себе помочь, когда дар опять позовёт тебя. Так же, как сегодня, когда ты там, в душевой, едва не заработал инсульт. И заработал бы, если бы не мои отвары, – задумчиво произнесла Нила.

Берен фыркнул:

– Это было в первый и последний раз и больше не повторится.

– Обещаешь?

Егерь удивлённо глянул на каверзную старушку.

– Вот и то-то, – удовлетворённо кивнула она, – не знаешь точно – не обещай. Но следующий раз может тебя доконать, если продолжишь сопротивляться своему дару. А следующий раз обязательно будет, и уже довольно скоро, если ты останешься рядом с этой девушкой. Хочешь быть с ней – придётся принять свою суть. Мы не сможем быть