Созвездие верности - Луанн Райс

Он просчитал каждую мелочь: звонок в ее общежитие, она приезжает домой, потом записка в шкафчике у «Фолейс» объясняет ей, где и когда. Но она так и не пришла. Маясь от скуки, Зеб ждал в палатке у Могилы, выслушивая дразнящее кваканье болотных лягушек. Возможно, она оказалась не готова. Может быть, он поторопил ее. Но он чувствовал себя оскорбленным и сомневался, что сумеет пережить такую обиду.

Но если б Румер откликнулась на его зов, отдалась бы она ему? И ждало ли их счастливое будущее? Зеб не был бабником, хотя Румер, наверное, думала иначе. До развода Элизабет была его единственной женщиной. И его судьбу предопределила первая же их ночь: он был ослеплен собственной глупостью и похотью. Он оказался в постели с Элизабет Ларкин, и этого уже было не исправить.

Теперь, пока он стоял на своем бывшем дворе, память без спросу напомнила ему о том, как все произошло. Как он пал жертвой Элизабет. Когда через несколько недель Элизабет пригласила его и свою сестру на первый спектакль, «Ромео и Джульетта», Румер приехала в Нью-Йорк. Зеб, негодуя из-за провала своего «грандиозного плана», вел себя так надменно, что она, смеясь, сказала ему, что возвращается в Хартфорд. «Там на меня, по крайней мере, никто не злится без причины», – съязвила Румер. И, должно быть, это не укрылось от глаз Элизабет. Потому что, провожая ее домой из театра, Зеб почувствовал, как она взяла его под локоть.

Он подумал о Румер и отдернул руку.

– Что с тобой, Зеб? – спросила Элизабет.

– Ничего, – ответил он. – Но мы с тобой всего лишь друзья.

– Как и вы с Румер?

Зеб промолчал. Но что именно было известно Элизабет? Что, если Румер проболталась ей? Конечно, сестры знали друг друга как облупленных, но Зеб надеялся, что Румер сумеет уберечь их отношения в тайне – даже от Элизабет.

– Я думала, вы с Румер скорее как брат с сестрой, а не… ну ты понял, – сказала Элизабет. – Может быть, в этом причина.

– Что за причина? – спросил он, и его сердце расшалилось не на шутку. Все-таки Румер рассказала ей. Возможно, у нее был миллион предлогов для отказа, а он просто был не в состоянии понять ее. Может быть, она разлюбила его. А вдруг у нее был кто-то еще?

– Причина, что вы никак не можете сойтись. Вам не суждено быть вместе, Зеб. Когда начинаешь с прочной дружбы, очень сложно совершить прыжок к следующей стадии. Она скорее что-то вроде твоей младшей сестры, понимаешь?

– А ты, получается, старше и мудрее?

– Эй! Старше не значит старее. – Она наклонилась и взъерошила ему волосы, ласково коснувшись пальцами его щеки.

– Прости, – ответил он. В горле у него вдруг пересохло, он с трудом сдерживал свое извечное и неодолимое влечение к Элизабет. Тут взгляд его упал на обочину дороги, среди мусора что-то блеснуло. Зеб наклонился, чтобы лучше рассмотреть необычный предмет, и с удивлением обнаружил, что это одна из брошек сестер Ларкин.

– Моя брошка! – воскликнула Элизабет и повисла у него на шее. – Ты нашел ее.

– Ты разве потеряла ее? – спросил он, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки ее упругую грудь.

– Да, – прошептала она. – Только что… Но какая разница? Ты нашел ее. – Дыхание Элизабет было таким теплым, но от него у Зеба мурашки бежали по коже.

– Элизабет, – словно умоляя ее остановиться, произнес он.

– Тяжело, наверное, переживать по младшей сестренке, – она погладила его шею и плечо, когда он отстранился. – Ею она и останется для тебя. Смирись с этим.

Он не ответил. Его чувства к Румер были отнюдь не братскими. Он помнил их объятия, жар ее поцелуя, его дикое желание накинуться на нее, но все это меркло перед вулканом страсти по имени Элизабет. Она была Королевой Мыса. Она разбудила в нем тот основной инстинкт, с которым он боролся на протяжении стольких лет.

– Понимаешь? – проворковала Элизабет, снова взяв его за руку. – Я, конечно, не психиатр, но и мне прекрасно видно, что вы больше подходите друг другу как друзья, а не как любовники. Любовники должны быть незнакомы, а порою даже нарушать запреты. Например, как мы с тобой, Зеб.

– Что? – он чуть не подпрыгнул от испуга, а она томно провела рукой по своей груди, нащупывая куда бы приколоть брошь.

– Запреты, Зеб. Только подумай, что скажут люди… – Он зажмурился, слыша, как кровь пульсировала у него в висках. Ага, запреты. Это просто убьет Румер.

Элизабет запустила руки ему под рубашку, и он поежился, когда она легонько поскребла ногтями его спину. Но, с другой стороны, что он значил для Румер? Долгое ожидание, отчаянные попытки, а она взяла и оставила его в палатке одного, и он снова был обречен ждать неизвестно чего. Видимо, крепкая дружба была для них пределом отношений. Возможно, все к тому и шло, и ему не следовало ловить журавля в небе, когда синица – вот она, в его руках… Но это он, он оказался в ловушке, и Элизабет была вовсе не синицей.

Пока Элизабет терла его грудь, у него во рту появился медный привкус. Его колени дрожали, ноги подкашивались. Ну почему это была не Румер? Черт, почему она отвергла его? Он притянул Элизабет к себе, и их губы слились в огненном поцелуе прямо в центре Нью-Йорка, а проклятая золотая брошка на ее груди колола его под ребра.

– Я не могу, Элизабет, извини, – сказал он, отшатнувшись от нее, пытаясь забыть то эротическое блаженство от ее ногтей и не понимая, что творится у него в голове. Он был не с той сестрой – как так получилось, что Румер отдалилась от него, а он и не заметил?

– Я прощаю тебя. Но теперь я хочу, чтобы ты накормил меня.

– Накормить тебя?

– Ну да, я проголодалась, – расхохоталась она. И эти слова прозвучали более чем двусмысленно. – Я отыграла в спектакле, и ты порадовал меня, найдя мою брошку. А сейчас мне нужна еда. И, разумеется, вино. Может, купишь мне бургер и бутылочку мерло, а я в знак благодарности выслушаю все твои проблемы? Разрешаю тебе называть меня Доктор Ларкин, если так тебе будет легче. Я даже поделюсь с тобой советом…

– Хороший совет мне бы не помешал.

– Ох, – вздохнула Элизабет, и в воздухе зазвенел ее смех. – Кажется, я знаю, чего ты хочешь… можешь не говорить мне. В конце концов, ты тот, кто стремится к звездам. Ты станешь пилотом – пилотом космического челнока… и это меня так возбуждает.

Ее ладонь скользнула по его локтю, потом с живота под рубашку, и снова по его коже побежали мурашки от прикосновения ее ногтей. Зеб тоже ее обнял. Дело в том, что ему было одиноко. Он учился в Нью-Йорке, и здесь у него вообще не было знакомых. Своей единственной родственной душой он считал Румер, а теперь между ними пролегла пропасть. Шепот Элизабет, ее руки на его теле – все это напоминало удар током, после которого он уже никогда не будет прежним…