Петр Великий - Вольдемар Балязин

Обо всем этом с горестью размышляя и видя, что ничем не могу склонить тебя к добру, я посчитал за благо написать тебе сей последний тестамент и подождать еще немного, если нелицемерно обратишься. Если же этого не случится, то знай, что я тебя лишу наследства, яко уд гангренный. И не мни себе, что один ты у меня сын и что все сие только в острастку пишу: воистину исполню, ибо если за мое Отечество и людей моих не жалел и не жалею собственной жизни, то как смогу тебя, непотребного, пожалеть? Пусть лучше будет хороший чужой, нежели непотребный свой».

Отвечая отцу, Алексей во всем соглашался и просил лишить его права наследования престола, ссылаясь на слабость здоровья и плохую память, утверждая, что «не потребен к толико народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я».

Когда Алексей писал это письмо, он уже знал, что Екатерина Алексеевна родила очередного ребенка. Это был мальчик, и Алексей просил отца назначить наследником престола новорожденного брата. В заключение Алексей клялся в том, что никогда не заявит своих прав на престол, а для себя просил лишь «до смерти пропитания».

Это письмо он писал по совету своих ближайших друзей – Александра Кикина и князя Василия Долгорукова. Причем последний сказал Алексею: «Давай писем хоть тысячу. Еще когда это будет. Старая пословица: „Улита едет коли то будет“. Это не запись с неустойкой, как мы прежде давали друг другу». Долгоруков намекал на то, что отказ от престола – пустая отговорка.

Петр, по-видимому, узнал и об этом. 19 января 1716 года отправил он Алексею еще одно письмо, в котором писал, что не верит клятвам сына, полагая, что если бы тот и сам хотел поступать честно, то сделать это ему не позволят «большие бороды, которые ради тунеядства своего, ныне не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому же, чем воздаешь за рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, но паче ненавидишь дела мои, которые я делаю для своего народа, не жалея своего здоровья. И конечно же, после меня ты разорителем этого будешь. Того ради, так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или перемени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах…»

Когда Алексей прочитал это письмо Кикину, тот сказал: «Да ведь клобук не гвоздем к голове прибит». И после этого Алексей попросил отца отпустить его в монастырь.

Разрыв с отцом и побег за границу

Однако просьба эта была неискренней – Алексей уже задумал в удобный момент бежать за границу.

Через неделю Петр вновь отправился на воды в Карлсбад, взяв с собой между прочими и Александра Кикина. Перед отъездом он навестил сына и еще раз попросил в течение полугода обдумать: быть ему наследником или монахом? И Кикин, прощаясь с Алексеем, шепнул тому, что, находясь в Европе, найдет царевичу какое-нибудь потайное место, где тому можно будет укрыться, бежав из России.

26 августа 1716 года Петр послал Алексею письмо все с тем же вопросом. И написал, что если Алексей хочет остаться наследником, то пусть едет к нему, сообщив дату своего выезда из Петербурга, а если – монахом, то скажет о сроке принятия пострига.

Алексей решил ехать к Петру и, взяв с собою Ефросинью, ее брата Ивана и трех слуг, 26 сентября 1716 года оставил Петербург. По дороге он встретился в Либаве с Кикиным, сообщившим, что царевича ждут в Вене, и австрийский император примет его как сына, обеспечив ежемесячной пенсией в три тысячи гульденов. После беседы с Кикиным Алексей решился: проехав Данциг, он исчез.

Через два месяца Петр распорядился начать поиски беглеца. Генерал Адам Вейде, стоявший с корпусом в Мекленбурге, русский резидент в Вене Абрам Веселовский, майоры Шарф и Девсон отправились на поиски Алексея. Более прочих повезло Веселовскому, который, хорошо зная европейские реалии, прошел от Данцига до Вены, двигаясь по пятам за беглецами. В Вене Веселовский нашел человека, референта императорской тайной конференции Дольберга, который подтвердил, что Алексей находится во владениях австрийского императора инкогнито.

Царевич и его спутники приехали в Вену в ноябре 1716 года.

Алексей более всего рассчитывал на свое родство с императором, который был женат на родной сестре его покойной жены Софьи-Шарлотты и, таким образом, доводился ему шурином, а дети Алексея – Наталья и Петр – были племянниками императрицы.

Карл VI Габсбург немедленно собрал тайную конференцию, на которой было решено сохранить пребывание Алексея в секрете. Он распорядился отвезти царевича сначала в местечко Вейербург под Веной, а оттуда в крепость Эренберг в тирольских Альпах. Для сохранения тайны Алексея и его спутников переодели простолюдинами и на крестьянских телегах, настрого наказав соблюдать в пути абсолютное инкогнито и ни слова не произносить по-русски, отправили в Альпы.

Однако же, останавливаясь на ночлеги, Алексей и вся его компания много пили, шумели и тем привлекали к себе внимание австрийцев. Наконец на восьмой день пути, проехав шестьсот верст, они добрались до крепости Эренберг, одиноко возвышавшейся на вершине высокой и крутой горы. Крепость располагалась вдали от больших дорог и была идеальным местом для укрытия царевича от любопытных глаз. Эренбергский комендант генерал Рост получил от императора инструкцию о строжайшей изоляции «некоторой особы». Меж тем Веселовский от своего агента Дольберга узнал о месте пребывания Алексея и 23 марта 1717 года сообщил об этом приехавшим в Вену капитану Александру Румянцеву и трем офицерам, сопровождавшим его. Румянцев немедленно выехал в тирольские Альпы и там доподлинно узнал, где скрывают царевича.

Бегство в Неаполь и возвращение в Россию

Об успешном поиске Румянцева узнали и австрийцы и, спасая Алексея, предложили тому тайно переехать в Неаполь, оставив слуг и брата Ефросиньи Ивана в Эренберге, поскольку передвижение целой группой скрыть бы не удалось.

Переодев Ефросинью в одежду мальчика-пажа, Алексей вместе с ней в три часа ночи выехал из Эренберга. Но все старания обмануть бдительных петровских соглядатаев оказались напрасными: Румянцев уже несколько дней находился под чужим именем в соседней с Эренбергом деревне Рейтин, где проживал и комендант крепости генерал Рост. От одного из гостей Роста – офицера из Вены – Румянцев узнал, что таинственного узника увезли в Неаполь. Он отправился за ним.

Алексея и Ефросинью поместили в замке Сент-Эльм, стоящем на вершине горы, где они прожили пять месяцев – до осени 1717 года.

Скоро им стало ясно, что их новое убежище раскрыто: в июле в Вене появились тайный советник граф Петр Андреевич Толстой и капитан Румянцев. Они передали императору Карлу VI письмо Петра с просьбой о выдаче сына. 7 августа император собрал своих тайных советников. Они решили, что все следует предоставить воле царевича. 12 августа Толстому и Румянцеву разрешили ехать в Неаполь для встречи с Алексеем. Толстому и Румянцеву потребовалось пять встреч с Алексеем, чтобы просьбами, посулами и угрозами уговорить его добровольно поехать в Россию. После колебаний, слез и мольбы царевич наконец согласился, поклявшись полностью покориться воле отца. Для себя Алексей просил только об одном – разрешить ему обвенчаться с Ефросиньей, которая была на четвертом месяце беременности. Согласие на это было дано от имени Петра, поскольку именно Ефросинья уговорила Алексея возвратиться в Россию.

Съездив в недалекий от Неаполя город Бари и поклонившись мощам святого чудотворца Николая Мирликийского, Алексей 14 октября отправился на родину. Ефросинья ехала вместе с ним, но потом отстала, чтобы продолжить путь не спеша и не подвергать себя опасности выкидыша или неблагополучных родов. Алексей с дороги писал ей письма, пронизанные любовью и заботой. Он советовал Ефросинье обращаться к врачам и аптекарям, беспокоился, удобный ли у нее экипаж, тепло ли она одета; посылал немалые деньги, а потом и бабок-повитух, которые могли бы хорошо принять роды.

Прибытие в Москву и встреча с отцом

31 января 1718 года Алексей прибыл в Москву, а Ефросинья в середине апреля – в Петербург. К сожалению, никаких известий о том, когда состоялись роды и кто родился, до наших дней не дошло. Зато хорошо известно, как ждал Ефросинью Алексей Петрович, как надеялся, что отец все-таки разрешит им обвенчаться и позволит жить вместе в одной из деревень под Москвой. Но этому не суждено было статься. Как только Ефросинья вернулась в Петербург, ее тут же арестовали, заключили в крепость и приступили к допросам. Ее не пытали, а Петр всячески выказывал ей свои симпатии, чтобы добиться искренности. Данные Ефросиньей показания окончательно погубили царевича. Ее свидания с Алексеем проходили только на очных ставках в застенках Преображенского приказа.