Бандит - Юлия Латынина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебя возьму, — продолжал Шерхан, — а это трения создаст внутри коллектива… ненужные трения…
Валерий вдруг поглядел на себя и засмеялся.
— Ты чего, мороженщик, хохочешь?
— Да я, знаешь ли, сегодня первый раз в жизни галстук надел. И костюм. На встречу с кредитором.
Шерхан оглядел своего гостя. Серый костюм Валерия заметно пострадал от путешествия в багажнике. Галстук, вызвавший три часа назад неудовольствие Шакурова, был оборван и перетянут узлом, и во время драки в квартире чей-то нос успел заляпать левый рукав Валерия красным соком.
Шерхан захохотал. Вся компания последовала его примеру.
— И-и, — по-щенячьи повизгивал Шерхан, — он костюм надел!
— Потом вдруг перестал и спросил: — Ты чего к Рыжему полез, мороженщик?
— Я его предупреждал: наедет на меня — выплатит с процентами. А он наехал. На тачку мою. Автофургоном.
Асбестовые глаза Шерхана, пропутешествовав через всю комнату, остановились на Рыжем. Тот побледнел.
— Бля буду, не наезжал! — заорал он.
— Врет собака!
— Я сам наехал, да? — заорал Валерий.
— Молчать! — рявкнул Шерхан.
Рот Рыжего открылся так широко, что в него можно было впихнуть донышко бутылки.
— Ага, — согласился Валерий, — и он мне то же самое сказал. Он мне сказал, что это ты, Шерхан, приказал покалечить тачку. Глаза Шерхана нехорошо вспыхнули. Он слегка повернул голову к Рыжему и негромко произнес: — Я, когда хочу вправить мозги человеку, калечу не тачку. Я его самого калечу, понял?
И вновь обернулся к Валерию:
— А еще он что тебе сказал?
— Он мне много чего сказал, — отозвался Валерий, — он мне про контракт Михайского рассказал…
— Распелся! Соловей народный!
— Он меня бил! — заверещал Рыжий.
— Молчи, падла! А в ментовке тебе х… сосать будут, да?
— А еще он мне тебя, Шерхан, предложил завалить, — невинным голосом добавил Валерий.
— Врет, гад! — заорал Рыжий.
Шерхан чуть наклонил голову:
— Если ты, Рыжий, еще раз позволишь себе встрять в чужой разговор, я тебе язык из жопы выдерну, понял? Я тебя из Валентина Валентиной сделаю!
Помолчал и добавил:
— Значит, меня завалить?
Но Рыжий не унимался:
— Ах ты… — заорал он, вскакивая, — да как у тебя мозги повернулись врать-то так!
Шерхан цыкнул, и тут же двое быков подхватили Рыжего и хлопнули об стул с такой силой, что ножки стула брызнули во все стороны, и Рыжий очутился на полу.
Боевики захохотали.
— Ну так кто же из них врет? — осведомился Шерхан, обращаясь к своей свите.
— Он врет! — орал Рыжий, вскочив на ноги.
— Да ведь я с тобой, Шерхан, три года, что он несет — куда мне без тебя?
— А баксы у тебя зачем в тайнике? — осведомился Валерий. — Двадцать тысяч баксов и ксивы на какого-то Середничего.
На лице Рыжего мгновенно мелькнула торжествующая улыбка, и Валерий, холодея, понял, что ошибся: Шерхан знал и про ксивы, и про деньги. Рыжий был слишком труслив, чтобы спрятать от своего шефа двадцать кусков.
— Да это ж деньги Кур…
Шерхан поднял руку, и Рыжий мгновенно заткнулся.
— Да помню я, не чирикай над ухом, — сказал Шерхан лениво, как бы считая вопрос о том, кто кому врал, закрытым.
— Что с ним делать будем, а, Борик? — обратился главарь к одному из присутствующих.
— На куски резать.
— Трахнуть его сперва!
— В мешок и в воду!
— А ты. Рыжий?
— А я бы его на склад отвез, — сказал Рыжий, — а потом Шакурову фотку отправил. Так, мол, и так, твой приятель у нас, давай делать «ченч»: ты нам десять кусков, мы тебе приятеля.
— Живого? Ты что, спятил? — Зачем живого? Он нам кусками, и мы — кусками. Жопку отдельно, ручки отдельно…
Боевики захохотали. Шерхан обвел глазами присутствующих.
— Хитер ты, Рыжий… Слышите, крокодилы? Слышите, из чего человек баксы гонит…
И вдруг — на Рыжего, в упор:
— Или тебе, Рыжий, не баксы нужны? Или ты этого лоха живым подержать хочешь? И на меня науськать?
Рыжий посерел.
— Ладно, парень, — сказал Шерхан, пристально глядя в глаза Валерию.
— Скажу честно — я бы тебя отпустил. Но за гадскую басню о Рыжем твои яйца в мясорубку бы надо отправить. Уши вон, как Рыжему, на разный фасон сделать. Тебя опетушить мало.
И, помолчав:
— В гараж его, чтобы воздуха не портил. А тебе, Рыжий, спасибо за придумку — только возни много. Я это говно хочу закопать сегодня, а не завтра.
Нестеренко давно уже уволокли в гараж, а Шерхан остался один на веранде, прогнав всю свою свиту и время от времени прикладываясь к ребристой, с заграничными наклейками бутылке.
По правде говоря, Шерхану было жалко парня. Не в том смысле, в каком бывает жалко человека, или собаку, которую переехала машина, или даже бабочку на булавке. А в том смысле, когда, например, купил человек «Вольво», да и побил его о столб: жалко и денег, и искореженного металла, который в иных условиях верно бы работал.
Шерхан ни на секунду не сомневался, что парень сказал правду: Рыжий предлагал парню завалить Шерхана. Рыжий, он такой: языком человека оплетет, как плесень завалявшуюся горбушку, он бы этого парня доуговаривал… Но вот в чем Шерхан сомневался, так это в том, что Рыжий парню не врал. Рыжему что надо было? Чтобы парень его отпустил. А после этого Рыжий парня бы замочил или сдал Шерхану, фраеру-то можно лапшу на уши вешать, а сам-то Рыжий, дрянь разноухая, знает, что без Шерхана ему — как ананасу без корней.
А хороший был бы из парня работник. Может, не хуже Рыжего. Не было бы этих слов — и можно было бы развязать парня, и стал бы он хлестать с ними водку, и согласился бы в разговоре, что, мол, да, дерьмо этот мой Шакуров, — хотите, я завтра сам с Шакурова получу в полном размере?
«Убью Рыжего, убью суку, — вдруг подумал Шерхан, — убью за парня».
***Около трех часов ночи дверь гаража, в котором валялся Валерий, отворилась. Вспыхнул свет: в гараж вошли двое или трое, среди них — Рыжий и Шерхан. — Заворачивайте, — сказал Шерхан.
Кто-то кинул на пол старый, видавший виды ковер, и тут же Валерия завернули в него. Он рыпнулся и тут же получил сапогом по почкам, если бы не ковер, плакали бы почки… Валерий гукнул и стал лежать тихо.
— Извини, парень, что так получилось, — сказал на прощание Шерхан, — сам нарвался.
Через пять минут автомобиль с дышащим свертком мчался по ночному шоссе.
Ковер был старый и, видимо, висел в гараже, — щетина его, пропитанная бензином и соляркой, лезла Валерию прямо в нос.
«Сукины дети, — подумал с тоской Сазан, — ведь они меня закопают и с Сашки еще деньги за меня возьмут! А может, на склад везут?»
Тем временем «шестерка» съехала с шоссе и стала подскакивать на грунтовой дороге.
Наконец машина остановилась. Двое боевиков заглушили мотор, вынесли сверток из машины, огляделись. Тачка стояла в еловом лесу, на взгорке. Далеко внизу темнела бетонная стена какого-то овощехранилища.
— Тихо вроде, Леш? — спросил один.
— Вроде тихо, — согласился второй, — а это что за грузовичок там стоит?
— Да он тут еще до перестройки стоял, — отмахнулся первый.
Леша подхватил новенькую штыковую лопату, резво сверкнувшую в лунном свете, и с хрустом воткнул ее в землю. Второй бандит последовал его примеру.
Место для могилы было выбрано с умом: еще недавно на взгорке располагалась свалка. Месяца два назад, по решению поссовета, свалку сгребли в яму и закопали, и теперь взгорок был словно расцарапан гигантской стальной лапой и густо усыпан вывороченной глиной и всякими жизненными отходами. Свежезасыпанная яма никому бы не бросилась в глаза среди этого лунного пейзажа, никто бы не удивился поганому запаху, буде такой случится, и уж точно никто в ближайшие двадцать лет не стал бы это место раскапывать.
Но дело вышло не такое простое: через несколько сантиметров лопаты стали то и дело натыкаться то на жестяную банку, то на древний кинескоп, то на хлюпающий и изорванный кусок рубероида. Боевики начали ругаться сквозь зубы.
— А может, развяжем его, — спросил Леша, — пусть сам копает?
— Это мысль, — согласился второй. Но потом подумал и решительно замотал головой: — Не пойдет.
— Почему? Помнишь, тот, красноносый, как миленький вырыл…
— Это тебе не фраер. Ты его развяжи, а он тебе такие скачки с лопатой устроит.
И оба боевика еще решительней заработали.
Боевики ошибались, полагая, что поблизости никого нет и что грузовик, отогнанный ни с того ни с сего за бетонную стену, стоит там как памятник советскому режиму.
Грузовик этот приехал к стене не более получаса назад. Экипаж его намеревался спереть несколько ящиков со склада. Трое мужиков переправились через ограду, водитель же остался волноваться в кабине. Когда наверху, на опушке, послышался шум мотора и сверкнули фары, водитель было решил, что явилась ментовка, и чуть не дал деру, но мысль о неизбежной поимке пеших товарищей остановила его; он скорчился под сиденьем и замер, как ходики в остановившихся часах.