Сын Альбиона - Томас Рид

Молча повинуясь, она позвонила в колокольчик, на который вскоре ответил стук в дверь. Вместо того, чтобы сказать «Войдите!», Фэн, которая уже ждала этого, вышла — и закрыла за собой дверь.

Стучал тот же веселый парень, который назвал ее «петушком».

— Бренди с содой, Джеймс. Со льдом, конечно. Подожди — что еще? О, несколько сигар. Принеси с полдюжины. Мой хозяин, — добавила она, прежде чем коридорный ушел, — не собирается спускаться на завтрак.

Это было произнесено со значительной улыбкой, приглашавшей Джеймса к разговору.

Разговор произошел, и прежде чем уйти выполнять заказ, Джеймс познакомился с беспомощным состоянием английского джентльмена, занимавшего номер 149.

В этом для него не было ничего удивительного. Мистер Суинтон был не единственным постояльцем, который утром заказал бренди с содой. Джеймсу это очень нравилось, потому что увеличивало возможности случайных доходов.

Выпивка и сигары были принесены. Слуга джентльмена не дал коридорному удовлетворить любопытство видом своего страдающего хозяина. Впрочем, даже если бы дверь оставалась открытой и Джеймса впустили в номер, он многого бы не разузнал. Мог бы только рассказать, что хозяин Фрэнка все еще в постели — лежит, закрывшись с лицом простыней.

Мистер Суинтон принял эту предосторожность против случайного взгляда, и даже его лакей не знал причин. Когда дверь закрылась, он отбросил простыню и снова принялся расхаживать по номеру.

— Это был тот же самый коридорный? — спросил он. — Тот, что принес письмо?

— Да — Джеймс. Ты знаешь.

— Тем лучше. Открывай пробку, Фрэнк! Мне нужно подкрепить нервы и как следует подумать!

Пока с бутылки содовой снимали проволоку, он взял сигару, откусил кончик, зажег ее и принялся курить.

Одним глотком выпил бренди с содой. Через десять минут попросил вторую порцию, а потом и третью.

Несколько раз перечел письмо Рузвельдта, каждый раз возвращая его в карман и не сообщая содержание Фэн.

Время от времени он ложился в постель, держа сигару в зубах. Потом опять вставал и начинал ходить — нетерпеливо, как человек, чего-то ожидающий и сомневающийся, произойдет ли это.

Так провел мистер Суинтон весь день, одиннадцать долгих часов, не выходя из своего номера!

Зачем такое поведение, кажущееся столь эксцентричным?

Он один знал причину. И не сообщал ее даже жене, так же как и содержание письма. Предоставил ей строить предположения, не очень лестные для ее хозяина и повелителя.

Шесть раз заказывалось бренди с содовой и принималось с такими же предосторожностями, что и раньше. За день все было выпито и выкурено множество сигар. На обед только тарелка супа и корка хлеба — обычная диета после ночи кутежа. И так продолжалось до семи тридцати.

В это время произошло событие, которое заставило мистера Суинтона неожиданно изменить тактику. Он вдруг из эксцентрика превратился в нормального, если не вполне трезвого человека!

Глава XV

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД

Всякий знакомый с планировкой «Оушн Хаус» и его служебных помещений, знает, что конюшня расположена на востоке. К ней ведет широкая дорога, проходящая вдоль южной стороны здания.

В тот самый вечер ровно в половине восьмого из конюшни выехала карета и остановилась у входа в отель. Поскольку на экипаже не было герба отеля, а кучер был не в форме, очевидно, экипаж был наемный, а время его вызова говорило о назначении. Из далекой гавани слышался свисток парохода, призывавшего пассажиров на борт. Экипаж должен был отвезти туда кого-то из постояльцев отеля.

Карета не обогнула все здание, а остановилась у южной стороны, где также был выход и ведущие к нему ступени.

Две леди, стоявшие вверху на балконе, видели, как подъехал экипаж, но не придали этому значения. Их занимал разговор, гораздо более интересный, чем зрелище пустой кареты или даже рассуждения о том, кого она отвезет на пароход. Леди были Джули Гирдвуд и Корнелия Инскип; предмет разговора — «затруднение», возникшее накануне между капитаном Мейнардом и мистером Суинтоном. В отеле весь день только об этом говорили, и новость, конечно, проникла и в номер Гирдвудов.

Корнелия сожалела о случившемся. Джули тоже — по-своему.

Однако втайне она считала себя причиной случившегося и потому в глубине души была благодарна. Джули предполагала, что когда мужчины ссорились за выпивкой, они помнили о ней. Впрочем, думала она преимущественно не о Суинтоне, а о Мейнарде.

Однако мисс Гирдвуд не настолько заинтересовалась, чтобы встревожиться из-за этого происшествия. Сердце Джули нелегко завоевать или потерять за час.

— Ты думаешь, у них будет дуэль? — дрожа, спросила робкая Корнелия.

— Конечно, будет, — ответила более смелая Джули. — Они не могут от нее отказаться — вернее, не может мистер Суинтон.

— А что, если один из них убьет другого?

— А что, если они убьют друг друга? Это не наше дело.

— О Джули! Ты считаешь, не наше?

— Я в этом уверена! Какое мы к нему имеем отношение? Мне, конечно, будет жаль их обоих, как и любого другого джентльмена, который по глупости слишком много выпил. Вероятно, в этом вся причина.

Но она лишь делала вид, и равнодушие ее было напускным.

Хотя и не очень тревожась, она была далеко не равнодушна. Только вспоминая холодность, которую проявил капитан Мейнард в конце бала, она старалась сделать вид, что ей безразличны последствия.

— Кто уезжает в этой карете? — спросила она, заметив, что выносят багаж.

Кузина, перегнувшись через перила, посмотрела вниз. На кожаном чемодане, повидавшем немало переездов, обе смогли прочесть имя «КАПИТАН МЕЙНАРД», а внизу хорошо знакомые буквы «США».

Возможно ли это? Или они ошибаются? Надпись видна неотчетливо, и расстояние велико. Конечно, они ошибаются.

Джули продолжала смотреть на чемодан. Корнелия побежала к себе в комнату за лорнетом. Но прежде, чем она успела вернуться, надобность в этом инструменте отпала.

По-прежнему глядя вниз, мисс Гирдвуд увидела капитана Мейнарда, который спустился по ступенькам, подошел к экипажу и сел в него.

С ним был еще один человек, но на него девушка бросила лишь беглый взгляд. Глаза ее были устремлены на бывшего офицера, знаменитого участника мексиканской войны и ее спасителя.

Куда он уезжает? Багаж и сигнал парохода давали ответ на этот вопрос.

А почему? На этот вопрос ответить гораздо труднее.

Поднимет ли он голову?

Поднял — в то мгновение, когда садился в карету.

Глаза их встретились — полунежно, полуукоризненно, и в обоих взглядах был вопрос.