Имперский раб - Валерий Сосновцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В быстро растущей России буйно крепло и канцелярское дело. Много жадных до чинов обывателей и дворян, тех, на кого не хватило поместий и работных душ, только так и могли выбиться в люди. Капиталов на честной службе государевой не сколотить, вот и пускались чиновники кто во что горазд. Пользовали все – от замызганной скамейки подьячего до массивного сенаторского кресла.
В маленькой московской лавке Таджи-бая, торговавшей шелком, сидел приказчиком московский татарин Кадым. К нему приходили чиновники прикупить шелк или парчу. Кадым мог устроить шитье мундира подешевше, дать надолго в займы. У него можно было посидеть и отведать разных сладостей. Ну а ежели удовольствий иных кому захочется, то и это добродушный татарин устроит приватно. В лавке чиновники расслаблялись, сплетничали, выхвалялись друг перед другом.
Кадым нравился всем. Он не льстил открыто, не лакейничал. Да и трудно ему ходить полусогнутым. Был он высок, широк в плечах, с сильными руками, говорил баском, но мягко, по-доброму.
Зимним утром, когда еще мало посетителей, в лавку Кадыма вошел гусарский секунд-майор.
– О-о-о, гость дорогой! – вышел к нему навстречу Кадым.
– Здравствуй, здравствуй, Кадым! – заулыбался майор. – Как поживаешь, торговая душа? Ух, как я продрог!.. А у тебя тепло-о! С морозу-то, ух!
Майор зябко ежился, топал и потирал руки. Кадым услужливо предложил:
– Вот сюда пожалуйте, любезный Александр Николаевич, к печке ближе…
Пока майор устраивался, Кадым говорил:
– На жизнь жаловаться грех! Аллах не велит!.. Давно не заезжали, любезный Александр Николаевич.
– Служба, брат, служба! На одном месте воину сидеть не пристало. Сейчас снова проездом – спешу. К тебе по делу заглянул, знаешь, долг отдать.
– Ну-у, стоило ли спешить, – пожал плечами Кадым, – я могу и подождать! Слава богу, у нас тоже все крутится. Вот товар новый вчера привезли.
Кадым огляделся и стал было придвигать к майору стол от окна, но тот запротестовал:
– Нет, нет, Кадым, я как раз там и сяду. Отогреюсь у печки – и за стол. Собери мне чаек… и к чаю тоже. – Он улыбнулся. – Да, чтобы не забыть, вот возьми – должок мой.
Майор протянул приказчику тугой кожаный кошелек.
– Премного благодарен вам, Александр Николаевич…
– Это я тебе признателен, выручил ты меня тогда, – оба заговорщически перемигнулись, – иначе хоть помирай от бесчестия! Гусар, а с дамой уговору не держит!
Оба расхохотались. Кадым взвесил на руке кошелек и сказал лукаво:
– Ну и силища у тебя, майор! На такой капитал можно, я чаю, имение купить.
– А на кой оно мне, коли я все время на войне?
– А что, опять где-то война? – спросил редкий в этот час посетитель лавки, какой-то статский. Он уже сидел здесь, когда вошел майор. – Простите! Позвольте представиться, секретарь в губернской канцелярии Авдотьин Пал Палыч.
«Двенадцатый чин по табели», – брезгливо подумал майор и громко, будто на плацу, выпалил:
– Нынче – время не спать! Великие дела в империи творятся. Вечный бой нам уготован!.. Ах, да… Григорьев Александр Николаевич, секунд-майор, к вашим услугам!
– Очень приятно, очень приятно, – засуетился Авдотьин. – Вы позволите, я вот тут, рядом присяду, я не помешаю…
– Милости прошу, – майор указал на край стола у окна, – не жалко.
Кадым быстро накрыл на стол. Выложил разные диковинные угощения. Поставил анисовую водку.
– Вот человек, Кадым, ему вера не позволяет – он не пьет вина. А для других уважение непременно окажет. Всегда припасет, – хвалил приказчика статский.
– За нашу матушку выпью, потом за наше славное оружие, чтобы новые победы приносило, а потом за доброго хозяина, – сказал майор и залпом опрокинул один за другим три здоровенных стакана анисовой.
Статский застыл с открытым ртом. Он спохватился, сомкнул губы, сглотнув свисшую каплю слюны. Майор рассмеялся и принялся жадно поедать все, что было на столе.
– Выходит, опять новые земли будем воевать на юге! – сказал Авдотьин.
– Почему вы так решили? – спросил майор.
– Когда гусары так пьют – это к войне, – заключил статский.
Майор от души расхохотался.
– Я от морозу так выпил, а войне быть. Как иначе, брат Авдотькин?
– Простите, Авдотьин, Авдотьин я.
Майор махнул рукой, жуя и хмелея. Статский продолжал:
– Кажись, все уже повоевали?..
Майор пропустил еще пару стаканов.
– Воевать можно еще сто лет. Да вон, хоть за морем Каспийским… – Пьяно заявил майор и тут его прервали.
В лавку, с шумом распахнув во всю ширину дверь, в клубах пара ввалилось человек семь. Треуголки, плащи в снегу, лица румяные, молодые, задорные. Молодая сила ум застит.
– Эй, лавочник, подавай вина! – звонким отроческим голоском крикнул один из ворвавшихся.
– И девок, татарочек! Мы застудились на морозе. Пущай они погреют! – добавил другой.
Компания захохотала. Майор Григорьев как нес стакан с водкой ко рту, так и застыл от неожиданности. Появился Кадым. Толпа повес, увидав гору мускулов, сначала остолбенела. Кадым спокойно оглядел их и спросил:
– Господам что-то угодно?
И тут все увидели, что молодые военные были пьяны. Хмель слишком бодрил. Один из них шатаясь выступил на полшага:
– Ты, бусурман, не слышал? Тащи девок… – начал он задиристо.
– Сми-и-рр-на! – рявкнул гусарский майор.
Молодые балбесы разом вздрогнули, обернулись. На фоне окна было не различить чина, но тон кричавшего быстро вышиб из голов дебоширов хмель и спесь.
– Именем светлейшего князя Потемкина, кто такие?! – наступал и орал майор, распаляясь на ходу.
При имени грозного генерала напомаженное войско вмиг выскочило на мороз. Еще минута – и глухой топот улепетывавших вояк затих.
– Спасибо, дорогой Александр Николаевич, – начал было Кадым, но Григорьев жестом остановил его и сказал:
– Эти повесы еще не ведают, как князь Григорий Александрович карает за эдакие шалости. Сама государыня велит за оскорбление инородца взыскивать вплоть до отобрания чинов!
– Батюшка, – всплеснул руками Авдотьин, – какое благородство кажет нам в пример премудрая наша матушка-императрица!
Не обращая на него внимания, гусарский майор продолжал назидательно:
– Ты, Кадым, в другой раз таких в харю. Ручонки-то у тебя – кувалды!
– Нельзя, – усмехнулся Кадым, а у самого на смуглых скулах проступил румянец. – Мое дело угождать, а драться другим положено.
– Эка, брат… и то верно. Ну, тогда выпьем… Ах да!.. – махнул безнадежно рукой майор.