Судьба (книга третья) - Хидыр Дерьяев

Стало совсем темно. Узук нашарила лампу, машинально, сама не зная, для чего это делает, зажгла её. Слабый жёлтый свет, бессильный одолеть темноту поя куполом и у дальней стены кибитки, не принёс успокоения. Темнота шевелилась, меняя очертания, медленно и беззвучно перемещалась с места на место. Узук вглядывалась в неё — и видела серо-зелёную массу скорпионов, мохнатые лапы фаланг, чёрные зловещие бусинки каракуртов.

В кибитку вошёл Аманмурад. Узук похолодела, по телу её разлилась противная слабость, во рту сразу стало сухо. Аманмурад постоял и тихо сказал:

— Когда будешь ложиться спать, не запирай дверь — я приду к тебе.

Узук посмотрела на него и увидела отсвет убийства в диких глазах верблюда, услышала плотоядный хрип жаждущего крови зверя. Это был уже не сон, отступающий в мрак бездны при пробуждении, это была явь.

— Ты меня поняла — не запирай дверь! — повторил Аманмурад злобно. — Слышишь?

— Слышу.. — беззвучно выдохнула Узук. — Лягу не запершись…

Аманмурад ушёл, а она всё стояла с лампой в руке, внутренне сжавшись, ожидая удара. Потом осторожно присела, поставила лампу на сундук, опустила лицо в колени. Вот оно, пророчество сна, сбывается! Вот она, костлявая, идёт в четвёртый раз!

Как-будто не было особых причин для тревоги, но Узук знала, каждой клеточкой своего существа знала, что произойдёт этой ночью. Убьёт её Аманмурад, задушит, навалившись грузным брюхом, как разъярённый верблюд! Ведь хотя он и не говорит им слова, но прекрасно понимает, чья рука держала нож, вонзившийся ему в спину — разве может он простить это! Эх, Берды, Берды, где ты есть? Не спешишь на помощь своей Узук, а ещё утверждал, что любишь!.. И луна не взошла сегодня, и близкого человека нет… Крепка крепость, темпа темница — страшно мне умирать, Берды! Ох, страшно! Я жить хочу, жить! Травят меня, как одинокого зайца, раскалёнными иглами протыкают каждый мой день, отраву пить дают вместо воды, а всё равно хочу жить — дышать, мучиться, ласкать своего сына!.. Сыночек мой единственный, отняли тебя от материнской груди, вырвали сердце моё, но я увижу тебя, увижу, мои ненаглядный, пусть хоть каменные горы встанут на моём пути!..

С тех пор, как Кыныш-бай окончательно отобрала у Узук сына, прошло около года. Узук раз и навсегда было запрещено подходить к ребёнку, ей приходилось прибегать ко всевозможным уловкам, чтобы хоть изредка взглянуть, на своего первенца, поцеловать его мягкие пушистые волосёнки. Не видя матери, ребёнок отвык от неё и уже не очень охотно шёл на её робкий зов, по разве может мать отвыкнуть от своего ребёнка!

Узук торопливо поднялась и направилась к белой кибитке Кыныш-бай. По дороге её решимость несколько поубавилась, по всё же она нашла в себе смелости войти. в кибитку свекрови.

— Куда прёшься, бестолочь! — встретила её Кыныш-бай. — Убирайся с глаз моих, сгинь под землю!

— Я пришла посмотреть на своего сына, — сказала Узук, не рискнув, однако, пройти дальше порога.

— Какой у тебя может быть сын, потаскуха несчастная! Уходи отсюда и не смей больше приходить! Тоже нашлась мне тут с сыном!

— Довлетмурад-джан, сыночек! — позвала Узук. — Пойди ко мне, мой ягнёночек!

Мальчик равнодушно поднял голову, залопотал что-то своё и снова склонился над игрушками. Кыныш-бай злорадно хихикнула. Глаза Узук наполнились слезами, судорожное рыдание перехватило горло. Сквозь пелену слёз она пыталась рассмотреть своего сына, но всё расплывалось перед глазами, и колючий ком, застрявший в горле, мешал дышать.

Выплакавшись по дороге, Узук вернулась в свою кибитку. Там уже сидел, дожидаясь её, Аманмурад и улыбался. Боже милостивый, какая у него жуткая улыбка! Уж лучше бы скалил зубы, как голодный волк? У Узук обмякли ноги и бессильно опустились руки.

— Стели постель, — сказал Аманмурад, — спать ляжем.

Двигаясь как в полусне, она раскатала кошмы, бросила подушки и одеяло.

— Иди, ложись со мной, — позвал Аманмурад, раздеваясь.

Очнувшись от овладевшей ею прострации, Узук взглянула на мужа. В висках стучало — мысль билась в голове, как птица, ломающая крылья о прутья клетки,

— Ты полежи, — сказала Узук, даже не удивившись, что так ровно и спокойно звучит её голос. — Ты полежи, я на двор схожу…

Выйдя, она постояла у порога, прислушиваясь Сердце колотилось в груди неистово и жарко.

Свернув за кибитку, она снова послушала тишину перебежала сад. Прислонившись к старому урючному дереву, сняла ковуши, поддёрнула подол платья и припустила бегом в сторону города.

Она долго бежала, не оглядываясь, не чувствуя колючек, впивающихся в её ноги, и остановилась только тогда, когда огромная заноза чуть не насквозь проткнула подошву ноги. Охнув, Узук опустилась на корточки, нащупала конец занозы. Рванула, сжав зубы. Из раны хлынула обильная чёрная кровь. Узук размазала её ладонью по подошве и, выбравшись с целины на дорогу и прихрамывая, побежала дальше.

Дорога проходила возле развалин. Ночной порой этого места избегали даже мужчины. По слухам, в развалинах гнездилась всякая нечисть, поджидающая беспечных поздних путников, чтобы высосать из них кровь, вынуть живую человеческую душу и пустить её по ветру бесплотным воющим призраком. Это было страшно. Но измученная Узук не боялась нечисти страшнее всяких шайтанов и гулей были для неё родичи Бекмурад-бая. Они получше всяких вампиров умели высасывать из жил человека кровь и выпускать человеческие души.

Нервы Узук были напряжены до предела. И когда она, поравнявшись с развалинами, столкнулась лицом к лицу с человеком и узнала в нём Сапара — младшего брата Бекмурад-бая, то истерически захохотала, захлёбываясь потоком хлынувших слёз, и села на дорогу, бессмысленно хлопая по пыли руками.

Насторожившийся было Сапар отчаянно завизжал и кинулся с дороги по бахчам, петляя, как заяц. Он мчался, потеряв от страха голову, каждый взрыв смеха, доносящийся с дороги, подстёгивал его, как удар хлыста, он вскрикивал и прибавлял ходу.

Весь мокрый, без папахи, с вытаращенными остекленевшими глазами ворвался он к себе, переполошив всех домашних. У него долго допытывались, что произошло, пока он наконец обрёл возможность сказать, что встретил возле развалин гуля, что гуль гнался за ним, хохотал и свистел вслед.

Слушатели ахали, плевали за воротник, именем аллаха отгоняя нечисть. Аманмурад подозрительно смотрел на еле ворочающего языком брата.

— А ну, — сказал он, — поищите-ка эту бестолочь, куда она запропастилась!

Когда выяснилось, что Узук нет нигде, Аманмурад зло сказал:

— Теперь понятно, какого гуля встретил Сапар возле развалин! Пусть собираются все мужчины! Двое верхом — по южной дороге, двое — по северной. Только аул не переполошите, выезжайте тихо и пускайте коней за аулом! А остальные пойдут со мной к развалинам. Кто первый встретит её, пусть не дожидается остальных — нынешней ночью её должна поглотить земля, хватит с нею возиться!

А Узук продолжала свой путь. Она не поняла, почему от неё шарахнулся Сапар, чего он испугался, но раздумывать над этим не было времени. Узук устала и еле двигалась. Вдобавок начала сильно болеть пораненная нога — при каждом шаге острая боль ударяла, казалось, в самое сердце. Узук охала, но не останавливалась. Она не думала ни о чём, бежала, как раненный джейран от погони, повинуясь инстинкту самосохранении. Да и была ли разница между ней и джейраном? И между её преследователями и охотниками никакой разницы не было — как те, так и другие жаждали одного.

Со стороны аула послышался конский топот. Узук остановилась, прислушалась и поняла: погоня! Силы окончательно оставили её. Она села на краю дороги и закрыла лицо руками, бессильная перед безжалостным роком. Видно, не дано человеку бороться со своей судьбой…

Топот приближался. Узук вскочила, держась руками за голову, затравленно оглядываясь по сторонам. Удары конских копыт падали на неё, как раскалённые угли. Что делать, боже мой, что делать?!. Куда бежать, как бороться?… Надо бежать, бежать, пока в груди есть дыхание, надо прятаться!..

Узук метнулась направо, в заросли камыша и притаилась больно прикусив губу. Всадники проскакали мимо. Она перевела дыхание, ещё не веря, что случилось чудо и она спасена.

Вдали послышались перекликающиеся голоса. Нет чуда ещё не произошло! Опасность не миновала, самое страшное впереди! И Узук стала пробираться дальше в камыши. Наткнулась на заброшенный колодец, едва не свалившись в него. Стенки колодца были отлогими, густо поросли колючкой, камышом и лебедой. У молодой женщины мелькнула мысль спрятаться в колодец. Она уже раздвинула было заросли травы, но заколебалась, подумав о скорпионах и змеях, могущих найти себе здесь пристанище.

Пока она стояла в томительном раздумье, до неё донёсся голос Аманмурада:

— Окружите вон тот густой участок камыша! Идите навстречу друг другу, чтобы ни одна мышь мимо не проскочила!