Сибирская Вандея - Георгий Лосьев

Самсонов вспылил, в глазах запрыгали искры от лампы, оскалился по-волчьи.

– А вы полегче, полегче!.. Не то ведь можно и так: ребенка об пол – и дружба врозь! Не очень-то нуждаюсь.

Лицо Галагана покрылось красными пятнами, заходили по скулам желваки. Прищурился. «Зазнался, мерзавец! Ничего, сейчас ты у меня запоешь лазаря, с-ско-тина!»

Изобразив скорбную мину, Александр Степанович спросил мягко:

– Вы отдаете себе отчет, есаул, с кем говорите?… – Галаган круто повернулся к собранию и выбросил вперед руку, жестом Понтия Пилата: «распните его!» – Вот, господа!.. Страшно!.. Перед нами военный человек, мы все должны у него учиться дисциплине, без дисциплины нет победы, а господин есаул забыл про дисциплину… – Галаган печально вздохнул. – Господин есаул не желает отвечать на вопросы представителей народа… Так кто же вы, Самсонов? Народный полководец или анархиствующий махновец-самостийник?… А они, – Галаган сделал рукой широкий круг от себя к двери, как бы благословляя сидевших, – они, эти святые люди, идущие на смертный подвиг за веру христову, тоже вам не указ, есаул? («Сейчас, сейчас ты у меня будешь на цирлах ходить, казачий сын!») Я же не возгордился, когда народные представители пожелали меня проверить, нет, напротив… Ведь крест, который мы несем на себе, подобно Христу, на Голгофу восходящему, символ нашего единения, и разве можно мелкое, грошовое самолюбие противопоставлять воле народной?!. Ах, есаул, есаул, что вы делаете, голубчик? А если потребуется и вас проверить, как вы поведете себя?…

У «народного полководца» весь хмель мигом вышибло из башки: руки вспотели, и леденящий душу смертельный страх перед стихийностью толпы, которой умело овладел этот эсеровский проходимец, стал единственным руководством к поведению. Дело в том, что на широкой груди казачьего сына… не было креста. Еще при колчаковщине заложил есаул фамильный крест буфетчику офицерского собрания, да так и не удосужился выкупить… А вдруг и его заставят расстегнуться?… Тогда – конец! Этот прохвост крикнет: «Смотрите, смотрите, оказывается, среди нас большевистский агент; волк забрел в наше святое стадо, бейте его!..» И не успеет есаул выхватить кольт из кармана, как десяток пуль прошьют грудь полководца… Недаром телохранителей Самсонова они сразу отправили мыться в баню, и этот конокрад Селянин пересел поближе к выходу и руку держит за пазухой… А если все-таки пробиться к дверям: ведь и у него, Самсонова, пули за молоком не ходят, но нет, нет, просто глупо было бы… И откуда он пронюхал, этот эсеровский недоносок, что нет креста?…

Галаган, наблюдая за есаулом, понял: попал в цель!.. Мелькнула в памяти первая встреча в Кривощеково, в домике Анны Леопольдовны: распарившийся в тепле есаул тогда не только разулся, но и рубаху снял – видно, вшей искал до прихода хозяина комнаты, – набросил на плечи френчик, не поспев натянуть бельишко, а обостренный глаз кокаиниста сразу заметил: креста-то нет.

Удовлетворясь полным разгромом самостийника, Александр Степанович начал поправлять положение;

– К счастью, мы хорошо знаем есаула Самсонова, знаем, что он происходит из древней семьи старой веры. Мы верим вам, есаул Самсонов, и, уважая офицерскую честь и вашу рану, не потребуем проверки, только и вы – уважайте народных избранников…

В глазах Самсонова была теперь собачья преданность. Есаул вскочил, принял руки по швам, гаркнул:

– Слушаюсь!.. Виноват, забылся. Нервы…

– Спасибо, есаул, – по-дружески, скромно ответил Галаган. – Не нужно нам горячиться. Простите и вы меня, если я что не так.

Участники совещания довольно закивали головами, конокрад Селянин от двери перешел на прежнее место, руку из-за пазухи вынул.

Старец Базыльников, улыбаясь, перекрестился, бросил Потапову:

– Вот и ладно, вот и добро, по-хорошему, по-человечеству, уважительно, как Христос повелел…

Есаул продолжал стоять навытяжку. Галаган, не усаживая строптивца (пусть, пусть постоит!), попросил:

– Расскажите нам, есаул, в чем же вы не поладили с затонским представителем, просто так, без всякой официальности расскажите…

Выяснилось: причина разногласий – самсоновские отрядники. Они задумали налет на затон – пограбить, поджечь караван, перебить коммунистов. Есаул, помня договоренность в Кривощеково, запретил это делать, но инженер Пономарев все же принял экстраординарные меры со своей стороны,

– Понимаете, этот болван, вероятно, в город сообщил: подступы к затону захватила войсковая часть, пулеметов натыкали, шум-гром по всей округе, вот теперь изволь скрыть существование моего эскадрона! Я же лично был у Пономарева, рублевиками обменялись, предупредил его, что не допущу никаких налетов… Уж не работает ли он на два лагеря? И нашим, и вашим… – после небольшой паузы Самсонов подозрительно добавил: – Разругался я с ним… А вообще-то, неплохо бы уничтожить этот оплот большевиков – Яренский затон, расчистить подступы к Оби, сжечь или затопить большевистские самотопы, как японцы адмирала Рождественского!..

– Да… – вздохнул Галаган, – неплохо бы… А на чем же мы, когда начнем, будем наши части перевозить? На плотах? Снизу вверх?

Вокруг заулыбались. Потапов, явно неодобрительно, прохрипел Самсонову:

– И то!.. Верно гуторит представитель-то… Ты, ваше благородие, по миру ходи, а хреновину не городи!.. Там, в затоне-то, и моя баржонка зимует: конфисковали большевики, а ить она, сердешная, – смоленая… Как порох вспыхнет. Мне это совсем без надобности… Тебе, господин Самсонов, что? Ты, как говорится, – вольный казак, и домишко твой далече, сказывали, в Семипалатном, а ить мы все тутошние… Опять же япошки, коль придут, – спасибо нам не скажут, еслив мы пожжем добро. И еще скажу: ну как неустойка у нас выйдет, куда мы, на чем?… А тут – готовые пароходы… Н-нет! Правильно энтот Пономарев сделал, что солдат вызвал противу твоих бандистов. Пущай сами большевики и охраняют до поры наше добро!.. Как, мужики, верно я говорю?…

Участники совещания одобрительно зашумели, и Самсонов окончательно смутился:

– Да я… что же… Я, господа, не против. Вот только мой помощник, корнет Лукомский, все мутит в эскадроне.

Галаган строго посмотрел на Самсонова.

– Еще раз приказываю: отряд распустить и никакой «инициативы»! Инженер Пономарев – наш человек, проверенный и делающий только то, что приказано Центром, а Центр распорядился: весь флот качественно подготовить к навигации. Здесь наши позиции совпадают с установкой большевиков, и слава богу. Нечего вам было ссориться: захватить пароход и использовать его как нужно, – много умнее, чем сжечь или утопить этот пароход… Как думаете, господа?

Господа опять зашумели:

– Само собой – умнее!..

– С пароходом-то мы – куда хошь!..

– Это ты, ваше благородие, господин есаул, зарапортовался… Городские правильно велят: получай денежки, кушай и – не рыпайся в пекло наперед батьки…

Выждав немного, Галаган продолжал:

– Глас народа – глас божий, поймите, есаул. А касательно вредного корнета Лукомского… Что ж, господа, надо есаулу помочь. Ладно, вольем в отряд нашу боевую летучку на недельку.

Но Васька Жданов, пошептавшись с Селяниным, поднял руку.

– Чего вам, господин Рагозин, городских отрывать от дел? Ваше благородие, распорядись в своем отряде послать сюда, ну, скажем, получать винтовки, этого самого Лукомского. Пусть с подводой поедет и лучше с повозочным – подберите и в повозочные какого вредного заводилу, а мы тут… сами управимся с имя.

Старец Базыльников прогнусавил:

– Святое писание рече: «Совращающий стадо с пути истинного, яко пастырь неправедный мечом наставится». И верно – посылай, ваше благородие, энтого кавалера сюда в избушку, только допрежь извести о времени с верным человеком, – Базыльников взглянул на Жданова. – А ты не перепутай, мотри!..

Жданов и Селянин засмеялись.

Дверь распахнулась, и в жарко натопленную комнату вошел Губин в огромной черной дохе-подборке.

– Здорово, мужики! Извините, припозднился я… Ось в пролетке сломалась, покамест за санками Ромку своего посылал, и время ушло. Жрать охота смертная… Селянин, прими доху-то. А вы чего ждете? Айда к столу, навалимся, закусим, как положено, чтобы хозяйка не журилась!.. Наливай, хозяюшка, всем по единой. Да чего ты – рюмками? Станем мы, потомственные русские мужики, о рюмки мараться? Стаканы давай, красавица, стаканы! А мне – особо: ковшик. Люблю из ковша пить, как наши прадеды пивали…

Михаил Дементьевич был в отличном настроении: балагурил, шутил, смеялся, осушил полный ковш браги, крякнул и, наконец, изволил заметить скромно стоявшего у печки Галагана.

– А-а-а! Так это господин представитель и есть?… Давай знакомиться, есерия… Да не чванься, считай за честь с гильдейским купцом за одним столом сидеть!.. Вы, патлатые, спокон веков у мужика в кучерах состоите, а мните, что сами на мужике наездники, – шалишь!.. Ну-ну, не обижайся на старика, давай еще беленькой опрокинем по стакашку, за упокой души временного вашего есеровского правительства… Да будет и Керенскому, и Зензинову сибирскому пухом землица, а нам…