Княжна Джаваха - Лидия Чарская

– Беко! – крикнула я. – Подожди меня: я шла к вам.

Он приблизился, удивленный и как бы немного испуганный.

– Что надо сиятельной госпоже? – спросил он.

– Мне надо сказать тебе по секрету, Беко, – шепнула я так, чтобы не услыхал Сарем, и тотчас же добавила вслух: – Сведи меня к матери твоей, я хочу узнать мою судьбу.

Он изумился, что такая маленькая девочка желает гадать у его матери, но все же повел меня к ней.

Дорогой я пояснила ему, что желаю купить у него его волынку и его рваное платье. При моем обещании дать ему два тумана глаза его заискрились.

– А зачем нужна сиятельной госпоже бедная одежда сазандара? – лукаво жмурясь, спросил он.

– Видишь ли, Беко, – солгала я, – у нас затевается праздник… ты знаешь, свадьба моего отца… он женится на знатной русской девушке. Я хочу одеться сазандаром и спеть песню в честь новой деды.

– Но ты не умеешь играть на волынке, госпожа! – засмеялся Беко.

– И не надо… Я скажу, что волынка сломана, и она останется за плечами, я буду только петь…

– В таком случае, идем. Я сведу тебя к матери. Она должна согласиться.

– Ты думаешь? – робко осведомилась я.

– Наверно. Мое платье ветхо, почти лохмотья, а волынка не стоит ничего. И если госпожа обещает два тумана…

– Я дам тебе их, Беко, – поспешила я его успокоить.

– Мать согласится, – убежденно подтвердил он и тотчас добавил: – Мы пришли, госпожа.

Я знала, что есть бедняки, живущие в подвалах, но то, что я увидела, превзошло все мои ожидания.

Странствующий сазандар – беднейший человек в Грузии. А Беко только начинал свою деятельность. Он жил с матерью в жалкой лачуге, примостившейся углом к базарной кузнице и закоптелой как уголь вследствие этого соседства.

Я толкнула маленькую дверь и очутилась в темноте.

– Деда, – произнес Беко, – я привел сиятельную госпожу. Ты слышишь, деда?

– Я здесь, сынок, – ответил из дальнего угла глухой и хриплый голос.

– Но тут темно как в могиле. Я ничего не вижу! – робко произнесла я.

В ту же минуту чиркнула спичка. Желтенькое пламя ее заколебалось в углу.

Люди считали мать Беко колдуньей. Она никуда не выходила из своего жилища, точно боялась солнечного света. Зато к ней охотно шли темные, наивные жители бедного квартала. Она гадала им на картах, зернах кукурузы и кофейной гуще.

Она казалась безумной или притворялась ею.

Я невольно вздрогнула при виде худой, сгорбленной, еще не старой женщины в ярких пестрых лохмотьях, с выглядывающими из-под шапочки седыми космами. Ее глаза горели неспокойными огоньками. Она поминутно принималась беспричинно смеяться и мурлыкать себе под нос.

– Будь здорова, сиятельная княжна Нина Джаваха, – произнесла она.

– Откуда ты знаешь мое имя, Сарра? – удивилась я, подавляя в себе невольный страх при виде старухи.

– Нет ничего на свете, чего бы не знала Сарра! – странно засмеялась она. – Знает Сарра и то, что делается за десять тысяч верст отсюда.

– Матушка, – робко произнес Беко, – княжна желает… – И он тихо и скоро начал передавать ей причину моего прихода.

Она слушала внимательно, блуждая глазами по моей фигуре, и вдруг вскрикнула:

– Два тумана! Великие силы, темные и светлые, два тумана! За ветхие лохмотья два тумана! Верно ли я слышала, Беко?

– Верно, – произнес мальчик, – и за волынку тоже.

– Хвала темным и светлым силам! Теперь старуха Сарра может питаться и не одними кукурузными зернами!.. А к празднику купить мокко[59], настоящего турецкого мокко… Слышишь ты, Беко, черного мокко и долю табаку!

И вдруг она неожиданно взвизгнула и дико закружилась по комнате.

– Долю табачку и мокко, настоящего турецкого мокко! – выкрикивала старуха, кружась, точно в исступлении безумия.

Я дрожала от страха… Мои зубы стучали.

– Беко, – сказала я, – возьми свои два тумана и отдай мне платье… Мне пора идти.

– Да, да, сынок, дай ей платье, ей пора идти, – подхватила старуха, – только получи с нее два тумана… получи с нее два тумана! – еще громче выкрикнула она хриплым, неприятным голосом.

Я задрожала еще сильнее.

– Вот два тумана, Беко… – произнесла я, едва владея собой, и протянула руку.

В ту же минуту я почувствовала на ней прикосновение острых крючковатых ногтей, и вмиг червонцы исчезли с моей ладони.

Старуха Сарра по-прежнему прыгала и приплясывала по земляному полу своей комнатки. Беко пошел в темный угол, чтобы снять с себя платье, единственное, может быть, которое имел. Моя голова кружилась и от едкого неприятного запаха, царившего в этом ужасном жилище, и от криков безумной. Едва получив узелок от Беко, я кивнула обоим и поспешно направилась к выходу.

В три прыжка старуха очутилась передо мною и загородила мне дверь.

– Миленькая барышня, – залепетала она скороговоркой, – красавица госпожа… позволь старой Сарре открыть тебе будущее. А за это ты дашь ей еще один блестящий маленький абаз… Один только абаз… сиятельная госпожа… на трубку Сарре…

– Но у меня больше ничего нет, – смущенно пролепетала я, – я отдала вам все, что у меня было.

– Ай, ай, ай! Зачем такой хорошенькой госпоже говорить неправду!.. – отвратительно засмеялась безумная. – Хорошенькая госпожа с алмазными глазами даст беленький абаз бедной Сарре… Сарра расскажет госпоже все… все…

– Но…

– Слушай, девушка! – вдруг совсем переменила тон старуха, и при мерцающем свете огарка лицо ее стало важно и неподвижно, как у мертвеца. – Слушай, девушка!.. Черные мысли посланы шайтаном… великою темною силою… Темная сила изгоняет светлую из твоей души… Душа твоя борется… Темная сила торжествует. Я вижу горы… черная ночь их караулит… Идет сазандар по горной тропинке… идет не по воле. Белая голубка заменяет черную орлицу в гнезде орла… Сазандар все дальше… и дальше… Ему смерть заглядывает в очи… Крыло темного ангела близко, но его не задело… Он жив… Горный сокол его защита… Но горному соколу недолго летать в горах… Я вижу кровь… много крови… А там плачет белая голубка, что не попала в гнездо орла… Орел любит свое детище… И еще дорога… Холодная страна… и девушки… их много… много… Орленок пойман и заперт в клетку… Он задыхается и плачет… он рвется в горы, и снова темный ангел близко… Его крыло трепещет… Он…

Старуха не кончила… Она упала в конвульсиях у порога и громко застонала…

Быстрым движением рванула я дверь и очутилась на воздухе.

Я опять увидела небо и Гори… Смрадное жилище предсказательницы осталось позади…

– Что наврала тебе старуха? – заинтересовался Сарем, подавая мне стремя. – На тебе лица нет, княжна!

– О Сарем, – вырвалось у меня, – как все это ужасно! Надо ей помочь: она умирает.

– Выживет. Ведьмы живучи! – рассмеялся он недобро. – Еще долго будет морочить народ и выклянчивать деньги!.. Добрый путь, княжна, кланяйся генералу. – И, кивнув мне еще раз головою, он пошел к себе под навес, а я поскакала к дому.

Никогда еще не была я так безжалостна к моему коню, никогда так не хлестала крутых боков Шалого крошечной нагайкой. Верный конь понимал меня и нес быстро-быстро. В мозгу моем проносились обрывки бредней вещуньи. Я хотя и считала их вздором, но не могла выгнать из мыслей. Я рвалась домой…

Назавтра был решен мой побег. Ни одна душа не догадывалась о нем. Целых три недели готовилась я к нему. В маленьком узелочке были сложены лаваши и лобии, которые я ежедневно откладывала от обеда и незаметно уносила к себе. Мой маленький кинжал, остро отточенный мною на кухонной точилке во время отлучки Барбале, тоже лежал под подушкой… Я уже сходила на кладбище проститься с могилками мамы и Юлико и поклясться еще раз моей неразрывной клятвой у праха деды.

Я выпустила на свободу Казбека, у которого за лето порядочно отросли крылья, и молодой орел улетел в горы. С бабушкой я была особенно добра последнее время: мне не хотелось оставлять о себе дурного впечатления. Даже с ненавистной баронессой я была очень любезна, чем порадовала папу. Барбале, Родам, дурачок Андро, отчаянно грустивший со смерти своего молоденького княжича, Брагим, Михако и Анна – все не могли нахвалиться мною. Я была кротка, добра, предупредительна. К отцу только я не ласкалась… Я боялась, что если прижмусь к моему дорогому, если загляну в его милые прекрасные глаза, – у меня уже не хватит силы его покинуть, и я не в состоянии буду исполнить моего замысла, не решусь оставить его…

Все эти три недели я ежедневно уносилась с Шалым в предместья Гори, прощаясь с милыми родными местами…

И вот день побега подошел.

Накануне, сидя в последний раз на спине Шалого, я невозможно горячила его, чтобы упиться до конца безумной быстрой скачкой.

– Завтра, завтра… – твердила я как во сне. – Завтра я уже не буду видеть тебя, мой розовый, мой благоухающий Гори… Я буду далеко… Завтра, когда счастливая невеста войдет в дом моего отца, маленькая злая княжна Нина будет уже за несколько десятков верст от дома! Прощай, Гори! Прощай, моя родина!.. Да, завтра меня здесь не будет. «Белая голубка заменит в гнезде черную орлицу, – вспомнила я предсказания Сарры. – Маленький орленок не может ужиться в одном гнезде с белой голубкой…» Как хорошо, как поэтично высказала Сарра свое пророчество!..